Цитаты про ворох
Над ворохом разных дел,
Ролей, примеренных в жизни,
Над смехом своих детей
И ожиданьями близкихНесу дарованный свет,
Чтоб подлинной быть в основе:
Я прежде всего поэт,
Потом уже — всё остальное.
Сидение перед теликом само по себе превращает в мертвеца, сказал Джейк, а интернет — мутная полужизнь с беспорядочным ворохом сёрфинга, ненужных писем, идиотского трёпа о футболе и порнухи.
Обрываются речи влюблённых, Улетает последний скворец. Целый день осыпаются с кленов Силуэты багровых сердец. Что ты, осень, наделала с нами! В красном золоте стынет земля. Пламя скорби свистит под ногами, Ворохами листвы шевеля.
Бывает так: купишь, чуть ли не на последние деньги, какую-нибудь шикарную и очень понравившуюся вещь. Но не носишь, потому что жалко. А вешаешь аккуратно в шкаф и оставляешь дожидаться особого случая или большого праздника. Но бегут недели, месяцы и даже годы, а большого праздника всё нет и нет. Но вот, наконец-то, он настаёт, этот ОСОБЫЙ СЛУЧАЙ. Ты радостно вынимаешь заветную вещь… И обнаруживаешь, что идти на праздник тебе не в чем. Вещь давно уже вышла из моды. Либо ты сам так похудел или поправился, что не влезаешь в эту одежду, или она болтается на тебе, как на вешалке. А, может быть, её съела моль, увидев, что вещь тебе не нужна.
Вот также и с нашими мечтами. Мы вечно откладываем реализацию заветных идей на потом. Сначала важные дела, работа, помощь кому-то другому… А потом мысленно открываешь шкаф с своими планами — и на тебя сваливается целых ворох того, чего ты когда-то так хотел, но не сделал, и уже никогда не сделаешь.
Давайте же перестанем радовать моль и откладывать красивые вещи и заветные мечты в долгий ящик! Будем носить, воплощать, исполнять и радоваться этому сейчас, сегодня, сию минуту. Потому что завтра оно уже может не пригодиться…
Тех, кто тебя любит, нужно убивать.
Лучше прямо сразу, как только заметишь этот собачий взгляд, неотрывно следящий за твоим лицом, эти брови домиком и рот арочкой, эту манеру бродить за тобой из комнаты в комнату и всё время держать тебя в поле зрения. Разумеется, жалко, и кажется, что пока не за что. Но сделай это сейчас, иначе будет поздно.
Потому что он, любящий, выроет неподалёку тёплую затхлую норку, из которой будет некоторое время наблюдать за тобой, а потом начнёт наступать, слегка подталкивая и даже подтаскивая, чтобы ты просто заглянул, только одним глазком посмотрел, как у него всё замечательно. Ну да, уютненько… Всегда тепло, еда, чистая постель, множество занятных безделушек, каждую из которых он готов подарить тебе, — мило, хотя и душновато. Ближе к зиме тебе начинает казаться, что это даже хорошо, когда ниоткуда не дует.
Возможно, в этом году ты устоишь и, кое-как перезимовав в сугробе, встретишь весну свободным, почти свободным, потому что между лопаток у тебя поселится ощущение красной точки, оптического прицела его любящего взгляда.
И ты привыкнешь, что иногда всё-таки нужно звонить. Хотя бы отвечать на эсэмэски. Хотя бы есть его стряпню раз в неделю. Хотя бы спать с ним раз в десять дней. Потому что любит.
Потом приходит неизбежное чувство вины — кажется, что ты губишь его жизнь, бездумно пользуясь теплом его сердца и ничего не давая взамен. И однажды, когда вечер твой будет особенно одиноким, ты придёшь к нему без звонка и останешься. Потому что приятно увидеть, как его лицо озаряется счастьем только от того, что ты рядом. Чувствуешь себя волшебником.
Нужно ли говорить, как это закончится? Как его объятия станут всё теснее, твоё личное пространство всё меньше, его просьбы превратятся в требования и счастье на его лице сменится капризно-раздражительной маской.
Поэтому убей его сейчас.
А потом, когда останешься один, загляни в шкаф и достань из-под вороха белья фотографию того единственного, кому хотелось отдать свою жизнь, кто умел делать тебя счастливым, от кого невозможно было отвести глаз.
Того, кто убил тебя однажды.
И всё-то праздничное, на кухне даже: на полу новые рогожи, добела выскоблены лавки, блещет сосновый стол, выбелен потолок и стены, у двери вороха соломы — не дуло чтобы. Жарко, светло и сытно.
На свете есть два пренеприятнейших типа больных: первые при малейшем чихе зарываются под ворох одеял, беспрестанно меряют температуру, по три раза на дню гоняют к себе беднягу-врача и уверяют заезженных родственников, что их дни сочтены; вторые, напротив, держатся на ногах до тех пор, пока болезнь не отнимет у них силы даже стоять, но и тогда принимаются уверять, что вот, дескать, сейчас отоспятся часика полтора, а потом будут пупырчаты, что твой огурчик.
Над ворохом разных дел,
Ролей, примеренных в жизни,
Над смехом своих детей
И ожиданьями близкихНесу дарованный свет,
Чтоб подлинной быть в основе:
Я прежде всего поэт,
Потом уже — всё остальное.
Ролей, примеренных в жизни,
Над смехом своих детей
И ожиданьями близкихНесу дарованный свет,
Чтоб подлинной быть в основе:
Я прежде всего поэт,
Потом уже — всё остальное.
Сидение перед теликом само по себе превращает в мертвеца, сказал Джейк, а интернет — мутная полужизнь с беспорядочным ворохом сёрфинга, ненужных писем, идиотского трёпа о футболе и порнухи.
Обрываются речи влюблённых, Улетает последний скворец. Целый день осыпаются с кленов Силуэты багровых сердец. Что ты, осень, наделала с нами! В красном золоте стынет земля. Пламя скорби свистит под ногами, Ворохами листвы шевеля.
Бывает так: купишь, чуть ли не на последние деньги, какую-нибудь шикарную и очень понравившуюся вещь. Но не носишь, потому что жалко. А вешаешь аккуратно в шкаф и оставляешь дожидаться особого случая или большого праздника. Но бегут недели, месяцы и даже годы, а большого праздника всё нет и нет. Но вот, наконец-то, он настаёт, этот ОСОБЫЙ СЛУЧАЙ. Ты радостно вынимаешь заветную вещь… И обнаруживаешь, что идти на праздник тебе не в чем. Вещь давно уже вышла из моды. Либо ты сам так похудел или поправился, что не влезаешь в эту одежду, или она болтается на тебе, как на вешалке. А, может быть, её съела моль, увидев, что вещь тебе не нужна.
Вот также и с нашими мечтами. Мы вечно откладываем реализацию заветных идей на потом. Сначала важные дела, работа, помощь кому-то другому… А потом мысленно открываешь шкаф с своими планами — и на тебя сваливается целых ворох того, чего ты когда-то так хотел, но не сделал, и уже никогда не сделаешь.
Давайте же перестанем радовать моль и откладывать красивые вещи и заветные мечты в долгий ящик! Будем носить, воплощать, исполнять и радоваться этому сейчас, сегодня, сию минуту. Потому что завтра оно уже может не пригодиться…
Вот также и с нашими мечтами. Мы вечно откладываем реализацию заветных идей на потом. Сначала важные дела, работа, помощь кому-то другому… А потом мысленно открываешь шкаф с своими планами — и на тебя сваливается целых ворох того, чего ты когда-то так хотел, но не сделал, и уже никогда не сделаешь.
Давайте же перестанем радовать моль и откладывать красивые вещи и заветные мечты в долгий ящик! Будем носить, воплощать, исполнять и радоваться этому сейчас, сегодня, сию минуту. Потому что завтра оно уже может не пригодиться…
Тех, кто тебя любит, нужно убивать.
Лучше прямо сразу, как только заметишь этот собачий взгляд, неотрывно следящий за твоим лицом, эти брови домиком и рот арочкой, эту манеру бродить за тобой из комнаты в комнату и всё время держать тебя в поле зрения. Разумеется, жалко, и кажется, что пока не за что. Но сделай это сейчас, иначе будет поздно.
Потому что он, любящий, выроет неподалёку тёплую затхлую норку, из которой будет некоторое время наблюдать за тобой, а потом начнёт наступать, слегка подталкивая и даже подтаскивая, чтобы ты просто заглянул, только одним глазком посмотрел, как у него всё замечательно. Ну да, уютненько… Всегда тепло, еда, чистая постель, множество занятных безделушек, каждую из которых он готов подарить тебе, — мило, хотя и душновато. Ближе к зиме тебе начинает казаться, что это даже хорошо, когда ниоткуда не дует.
Возможно, в этом году ты устоишь и, кое-как перезимовав в сугробе, встретишь весну свободным, почти свободным, потому что между лопаток у тебя поселится ощущение красной точки, оптического прицела его любящего взгляда.
И ты привыкнешь, что иногда всё-таки нужно звонить. Хотя бы отвечать на эсэмэски. Хотя бы есть его стряпню раз в неделю. Хотя бы спать с ним раз в десять дней. Потому что любит.
Потом приходит неизбежное чувство вины — кажется, что ты губишь его жизнь, бездумно пользуясь теплом его сердца и ничего не давая взамен. И однажды, когда вечер твой будет особенно одиноким, ты придёшь к нему без звонка и останешься. Потому что приятно увидеть, как его лицо озаряется счастьем только от того, что ты рядом. Чувствуешь себя волшебником.
Нужно ли говорить, как это закончится? Как его объятия станут всё теснее, твоё личное пространство всё меньше, его просьбы превратятся в требования и счастье на его лице сменится капризно-раздражительной маской.
Поэтому убей его сейчас.
А потом, когда останешься один, загляни в шкаф и достань из-под вороха белья фотографию того единственного, кому хотелось отдать свою жизнь, кто умел делать тебя счастливым, от кого невозможно было отвести глаз.
Того, кто убил тебя однажды.
Лучше прямо сразу, как только заметишь этот собачий взгляд, неотрывно следящий за твоим лицом, эти брови домиком и рот арочкой, эту манеру бродить за тобой из комнаты в комнату и всё время держать тебя в поле зрения. Разумеется, жалко, и кажется, что пока не за что. Но сделай это сейчас, иначе будет поздно.
Потому что он, любящий, выроет неподалёку тёплую затхлую норку, из которой будет некоторое время наблюдать за тобой, а потом начнёт наступать, слегка подталкивая и даже подтаскивая, чтобы ты просто заглянул, только одним глазком посмотрел, как у него всё замечательно. Ну да, уютненько… Всегда тепло, еда, чистая постель, множество занятных безделушек, каждую из которых он готов подарить тебе, — мило, хотя и душновато. Ближе к зиме тебе начинает казаться, что это даже хорошо, когда ниоткуда не дует.
Возможно, в этом году ты устоишь и, кое-как перезимовав в сугробе, встретишь весну свободным, почти свободным, потому что между лопаток у тебя поселится ощущение красной точки, оптического прицела его любящего взгляда.
И ты привыкнешь, что иногда всё-таки нужно звонить. Хотя бы отвечать на эсэмэски. Хотя бы есть его стряпню раз в неделю. Хотя бы спать с ним раз в десять дней. Потому что любит.
Потом приходит неизбежное чувство вины — кажется, что ты губишь его жизнь, бездумно пользуясь теплом его сердца и ничего не давая взамен. И однажды, когда вечер твой будет особенно одиноким, ты придёшь к нему без звонка и останешься. Потому что приятно увидеть, как его лицо озаряется счастьем только от того, что ты рядом. Чувствуешь себя волшебником.
Нужно ли говорить, как это закончится? Как его объятия станут всё теснее, твоё личное пространство всё меньше, его просьбы превратятся в требования и счастье на его лице сменится капризно-раздражительной маской.
Поэтому убей его сейчас.
А потом, когда останешься один, загляни в шкаф и достань из-под вороха белья фотографию того единственного, кому хотелось отдать свою жизнь, кто умел делать тебя счастливым, от кого невозможно было отвести глаз.
Того, кто убил тебя однажды.
И всё-то праздничное, на кухне даже: на полу новые рогожи, добела выскоблены лавки, блещет сосновый стол, выбелен потолок и стены, у двери вороха соломы — не дуло чтобы. Жарко, светло и сытно.
На свете есть два пренеприятнейших типа больных: первые при малейшем чихе зарываются под ворох одеял, беспрестанно меряют температуру, по три раза на дню гоняют к себе беднягу-врача и уверяют заезженных родственников, что их дни сочтены; вторые, напротив, держатся на ногах до тех пор, пока болезнь не отнимет у них силы даже стоять, но и тогда принимаются уверять, что вот, дескать, сейчас отоспятся часика полтора, а потом будут пупырчаты, что твой огурчик.