Цитаты про Володю
— Измайлов, подожди-ка, ты… Ты че, у меня отпуск просишь, что ли? А?
— Так точно, товарищ подполковник.
— Я… это… у… Гриш! Гриша! Гришечка! Дорогой ты мой человек! Ты ты… на сколько надо, на неделю? Две? Хочешь я на год сделаю? Без проблем, только скажи.
— Да не, Володь, я ее больше недели не вытерплю.
— Не вытерпишь, да? Жалко! Но это неважно. Самое главное, что моя молитва дошла. Я завтра значит, первым делом сразу в отдел кадров утром и оформляем тебе неделю.
— Не забудешь?
— Я скорее про день рождения своей матери забуду, а ты знаешь, как я ее люблю. [смеются]
— Выпьем?
— Свободен!
— Володь, я такую тему в инете видел: если скатерть выдернуть рывком, то со стола ничего не упадет.
— Измайлов, скатерть отпустил.
— Я тренировался…
— Ты больной, что ли? Тут люди сидят.
— Володь, я дома несколько раз тренировался и ничего не разбил…
— Отпусти скатерть, придурок. Не вздумай, я тебе сказал!
— Знакомься, это Володя, мой начальник.
— Очень приятно, здрастье.
— Это Олег.
— Приятно.
— А это… э-э… Алешка.
— Никита… [ноль реакции] Датый чтоль?
— Ваще в говно.
— Да.
— Мертвый просто.
И когда я однажды, прорвавшись: – Володя, вы меня очень презираете за то, что… – он, как с неба упав: – Я – вас – презираю? Так же можно презирать – небо над головой! Но чтобы раз навсегда покончить с этим: есть вещи, которые мужчина – в женщине – не может понять. Даже – я, даже – в вас. Не потому, что это ниже или выше нашего понимания, дело не в этом, а потому, что некоторые вещи можно понять только изнутри себя, будучи. Я женщиной быть не могу. И вот, то немногое только-мужское во мне не может понять того немногого только-женского в вас. Моя тысячная часть – вашей тысячной части, которую в вас поймет каждая женщина, любая, ничего в вас не понимающая.
- Цитаты про понедельник
- Цитаты про вино
- Цитаты про жену
- Цитаты про прошлое
- Цитаты про судьбу
- Цитаты про настроение
Прости меня, пожалуйста, прости меня. Я так часто это говорю, но верю в Бога искренне. Я измучил вас, а вы всё равно со мной, затащил сюда, в эту жару, я благодарен вам, я живу только терпением вашим, верностью. Я молю за вас, знаешь как? Господи, пусть все будет хорошо и с самого начала всех — кто жив, кого нет, всех — у Бога мёртвых нет: мама, отец, мама Женя, Марина, Дися, Лида, Володя, Галя, Лева, Артур, Андрей, Вася, Толя, Севка, Татьяна, Аркадий, Никита, Вениамин, Леонид, Ксюша. Если сбиваюсь или забываю, то опять, с самого начала всех — Господи, пусть им всем будет хорошо, всем, кто меня любил, кем я жив, даже тем, кто ушёл и забыл, пусть им всем будет хорошо, Господи, дай мне сил высказать, как я их всех люблю, ведь зачем-то я жив, зачем-то они со мной. Я разберусь обязательно. Может я не умер сегодня, чтоб понять, зачем я жив. Господи, дай сил…
— Чем обязан? Садитесь, пожалуйста. Роман Андреевич, что-то не так?
— Ты знаешь, кто у тебя тут работает, Володя? Не знаю за всех, но этот… я его пригласил зайти.
— О Господи… Святые угодники, Господь Всемогущий только не…
— Володь!
— Сука…
Однажды Володя Кондрашов спросил Шута: Послушай, Валя, почему у тебя нет прозвища? Ведь у всех в классе есть какое-нибудь прозвище. Шут ответил ему вопросом на вопрос: А у тебя тоже есть какое-нибудь прозвище? — Да, меня все зовут Кондриком. — Вот видишь, — улыбнулся Шут. — А меня все зовут Валей.
— Давай начистоту… Володя, я видел, как ты целовал её.
— Это был братский поцелуй. Мы вместе отца вспоминали.
— Измайлов, бес проклятый, ну и куда эта твоя актрисулька нас позвала?
— Да это же авангард, искусство, Володенька.
— Ты че, дурной, что ли, совсем? Я с женой пришел, тут на сцену выходит голый человек, потом еще трое, вообще просто с этими… Как так?
— Володь, ну че ты как маленький? Это ж театр. Костюмы такие, понимаешь, силиконовые. Костюм голого.
— Да какие костюмы, Измайлов? Я че, слепой что ль, по-твоему? Мы на первом ряду сидим, до нас мандавошки допрыгнуть могут!
Ну и рожа у тебя, Володя. Ох рожа.
— Володь, ну пойми…
— Какой я тебе, нахрен, Володя?!
— Товарищ подполковник, ну пойми. Ну, это нереально. Так не бывает! Этого не может быть. Как я мог в это поверить? Я приезжаю на вызов, там сидит девка вся в слезах, которая говорит, что украли тело ее отца, который два дня назад насмерть… задрочился!
— Сука…
Страдать Володе полезно, он помучается и напишет хорошие стихи.
Володя, казалось, подремывал за рулем, на коленях газета, голова склонилась на грудь. Однако я знал, что он ухитряется, как Аргус, видеть спереди, сзади и с боков, а под газетой может оказаться автомат.
Таню и Володю мелком обводят,
Их огромный джип улетел в кювет.
Посмотрите, люди, какое горе!
Вот к чему привел за рулем минет.
— Странное чувство. Знаешь, думаю, то же самое отцы чувствуют, когда дочерей замуж выдают. Ты чувствовал когда-нибудь?
— У меня сын, не хотел дочь.
— А почему не хотел, Володенька?
— Потому что мне страшно и противно представлять, что ее будет трахать какой-то мужик.
— Володь, ну, в нашем мире, понимаешь, сын — не гарантия того, что его не будет трахать какой-то мужик.
— Готов ли ты, Володя, послужить своей стране?
— Нет, а надо?
— Ты боишься отпустить её от себя, потому что знаешь — свободная Анна никогда не станет твоей.
— Неужели я настолько плох?
— Ты разбил много сердец, Володя, но с Анной этого не получится.
— Желаете пари, сударь?
— Такие пари заключают только негодяи!
– Ты вчера «Фрегат „Меркурий“ досмотрел? – спросил я у своего соседа слева, Володи Переверзева. Спросил, почти не шевеля губами. Не вполне шепот, скорее без двух минут чревовещание.
– Да.
– Чем кончилось?
– Они выбросили с корабля генератор щита и взлетели. Потом разогнали целую эскадрилью «гончих» и удрали.
– Удрали от истребителей? На фрегате? Без щита?
— Ага.
– Руки оторвать сценаристу.
– Во-во.Итак, жалеть о том, что я не досмотрел эту галиматью до конца, не приходилось.
— Измайлов, подожди-ка, ты… Ты че, у меня отпуск просишь, что ли? А?
— Так точно, товарищ подполковник.
— Я… это… у… Гриш! Гриша! Гришечка! Дорогой ты мой человек! Ты ты… на сколько надо, на неделю? Две? Хочешь я на год сделаю? Без проблем, только скажи.
— Да не, Володь, я ее больше недели не вытерплю.
— Не вытерпишь, да? Жалко! Но это неважно. Самое главное, что моя молитва дошла. Я завтра значит, первым делом сразу в отдел кадров утром и оформляем тебе неделю.
— Не забудешь?
— Я скорее про день рождения своей матери забуду, а ты знаешь, как я ее люблю. [смеются]
— Выпьем?
— Свободен!
— Так точно, товарищ подполковник.
— Я… это… у… Гриш! Гриша! Гришечка! Дорогой ты мой человек! Ты ты… на сколько надо, на неделю? Две? Хочешь я на год сделаю? Без проблем, только скажи.
— Да не, Володь, я ее больше недели не вытерплю.
— Не вытерпишь, да? Жалко! Но это неважно. Самое главное, что моя молитва дошла. Я завтра значит, первым делом сразу в отдел кадров утром и оформляем тебе неделю.
— Не забудешь?
— Я скорее про день рождения своей матери забуду, а ты знаешь, как я ее люблю. [смеются]
— Выпьем?
— Свободен!
— Володь, я такую тему в инете видел: если скатерть выдернуть рывком, то со стола ничего не упадет.
— Измайлов, скатерть отпустил.
— Я тренировался…
— Ты больной, что ли? Тут люди сидят.
— Володь, я дома несколько раз тренировался и ничего не разбил…
— Отпусти скатерть, придурок. Не вздумай, я тебе сказал!
— Измайлов, скатерть отпустил.
— Я тренировался…
— Ты больной, что ли? Тут люди сидят.
— Володь, я дома несколько раз тренировался и ничего не разбил…
— Отпусти скатерть, придурок. Не вздумай, я тебе сказал!
— Знакомься, это Володя, мой начальник.
— Очень приятно, здрастье.
— Это Олег.
— Приятно.
— А это… э-э… Алешка.
— Никита… [ноль реакции] Датый чтоль?
— Ваще в говно.
— Да.
— Мертвый просто.
— Очень приятно, здрастье.
— Это Олег.
— Приятно.
— А это… э-э… Алешка.
— Никита… [ноль реакции] Датый чтоль?
— Ваще в говно.
— Да.
— Мертвый просто.
И когда я однажды, прорвавшись: – Володя, вы меня очень презираете за то, что… – он, как с неба упав: – Я – вас – презираю? Так же можно презирать – небо над головой! Но чтобы раз навсегда покончить с этим: есть вещи, которые мужчина – в женщине – не может понять. Даже – я, даже – в вас. Не потому, что это ниже или выше нашего понимания, дело не в этом, а потому, что некоторые вещи можно понять только изнутри себя, будучи. Я женщиной быть не могу. И вот, то немногое только-мужское во мне не может понять того немногого только-женского в вас. Моя тысячная часть – вашей тысячной части, которую в вас поймет каждая женщина, любая, ничего в вас не понимающая.
- Цитаты про понедельник
- Цитаты про вино
- Цитаты про жену
- Цитаты про прошлое
- Цитаты про судьбу
- Цитаты про настроение
Прости меня, пожалуйста, прости меня. Я так часто это говорю, но верю в Бога искренне. Я измучил вас, а вы всё равно со мной, затащил сюда, в эту жару, я благодарен вам, я живу только терпением вашим, верностью. Я молю за вас, знаешь как? Господи, пусть все будет хорошо и с самого начала всех — кто жив, кого нет, всех — у Бога мёртвых нет: мама, отец, мама Женя, Марина, Дися, Лида, Володя, Галя, Лева, Артур, Андрей, Вася, Толя, Севка, Татьяна, Аркадий, Никита, Вениамин, Леонид, Ксюша. Если сбиваюсь или забываю, то опять, с самого начала всех — Господи, пусть им всем будет хорошо, всем, кто меня любил, кем я жив, даже тем, кто ушёл и забыл, пусть им всем будет хорошо, Господи, дай мне сил высказать, как я их всех люблю, ведь зачем-то я жив, зачем-то они со мной. Я разберусь обязательно. Может я не умер сегодня, чтоб понять, зачем я жив. Господи, дай сил…
— Чем обязан? Садитесь, пожалуйста. Роман Андреевич, что-то не так?
— Ты знаешь, кто у тебя тут работает, Володя? Не знаю за всех, но этот… я его пригласил зайти.
— О Господи… Святые угодники, Господь Всемогущий только не…
— Володь!
— Сука…
— Ты знаешь, кто у тебя тут работает, Володя? Не знаю за всех, но этот… я его пригласил зайти.
— О Господи… Святые угодники, Господь Всемогущий только не…
— Володь!
— Сука…
Однажды Володя Кондрашов спросил Шута: Послушай, Валя, почему у тебя нет прозвища? Ведь у всех в классе есть какое-нибудь прозвище. Шут ответил ему вопросом на вопрос: А у тебя тоже есть какое-нибудь прозвище? — Да, меня все зовут Кондриком. — Вот видишь, — улыбнулся Шут. — А меня все зовут Валей.
— Давай начистоту… Володя, я видел, как ты целовал её.
— Это был братский поцелуй. Мы вместе отца вспоминали.
— Это был братский поцелуй. Мы вместе отца вспоминали.
— Измайлов, бес проклятый, ну и куда эта твоя актрисулька нас позвала?
— Да это же авангард, искусство, Володенька.
— Ты че, дурной, что ли, совсем? Я с женой пришел, тут на сцену выходит голый человек, потом еще трое, вообще просто с этими… Как так?
— Володь, ну че ты как маленький? Это ж театр. Костюмы такие, понимаешь, силиконовые. Костюм голого.
— Да какие костюмы, Измайлов? Я че, слепой что ль, по-твоему? Мы на первом ряду сидим, до нас мандавошки допрыгнуть могут!
— Да это же авангард, искусство, Володенька.
— Ты че, дурной, что ли, совсем? Я с женой пришел, тут на сцену выходит голый человек, потом еще трое, вообще просто с этими… Как так?
— Володь, ну че ты как маленький? Это ж театр. Костюмы такие, понимаешь, силиконовые. Костюм голого.
— Да какие костюмы, Измайлов? Я че, слепой что ль, по-твоему? Мы на первом ряду сидим, до нас мандавошки допрыгнуть могут!
Ну и рожа у тебя, Володя. Ох рожа.
— Володь, ну пойми…
— Какой я тебе, нахрен, Володя?!
— Товарищ подполковник, ну пойми. Ну, это нереально. Так не бывает! Этого не может быть. Как я мог в это поверить? Я приезжаю на вызов, там сидит девка вся в слезах, которая говорит, что украли тело ее отца, который два дня назад насмерть… задрочился!
— Сука…
— Какой я тебе, нахрен, Володя?!
— Товарищ подполковник, ну пойми. Ну, это нереально. Так не бывает! Этого не может быть. Как я мог в это поверить? Я приезжаю на вызов, там сидит девка вся в слезах, которая говорит, что украли тело ее отца, который два дня назад насмерть… задрочился!
— Сука…
Страдать Володе полезно, он помучается и напишет хорошие стихи.
Володя, казалось, подремывал за рулем, на коленях газета, голова склонилась на грудь. Однако я знал, что он ухитряется, как Аргус, видеть спереди, сзади и с боков, а под газетой может оказаться автомат.
Таню и Володю мелком обводят,
Их огромный джип улетел в кювет.
Посмотрите, люди, какое горе!
Вот к чему привел за рулем минет.
Их огромный джип улетел в кювет.
Посмотрите, люди, какое горе!
Вот к чему привел за рулем минет.
— Странное чувство. Знаешь, думаю, то же самое отцы чувствуют, когда дочерей замуж выдают. Ты чувствовал когда-нибудь?
— У меня сын, не хотел дочь.
— А почему не хотел, Володенька?
— Потому что мне страшно и противно представлять, что ее будет трахать какой-то мужик.
— Володь, ну, в нашем мире, понимаешь, сын — не гарантия того, что его не будет трахать какой-то мужик.
— У меня сын, не хотел дочь.
— А почему не хотел, Володенька?
— Потому что мне страшно и противно представлять, что ее будет трахать какой-то мужик.
— Володь, ну, в нашем мире, понимаешь, сын — не гарантия того, что его не будет трахать какой-то мужик.
— Готов ли ты, Володя, послужить своей стране?
— Нет, а надо?
— Нет, а надо?
— Ты боишься отпустить её от себя, потому что знаешь — свободная Анна никогда не станет твоей.
— Неужели я настолько плох?
— Ты разбил много сердец, Володя, но с Анной этого не получится.
— Желаете пари, сударь?
— Такие пари заключают только негодяи!
— Неужели я настолько плох?
— Ты разбил много сердец, Володя, но с Анной этого не получится.
— Желаете пари, сударь?
— Такие пари заключают только негодяи!
– Ты вчера «Фрегат „Меркурий“ досмотрел? – спросил я у своего соседа слева, Володи Переверзева. Спросил, почти не шевеля губами. Не вполне шепот, скорее без двух минут чревовещание.
– Да.
– Чем кончилось?
– Они выбросили с корабля генератор щита и взлетели. Потом разогнали целую эскадрилью «гончих» и удрали.
– Удрали от истребителей? На фрегате? Без щита?
— Ага.
– Руки оторвать сценаристу.
– Во-во.Итак, жалеть о том, что я не досмотрел эту галиматью до конца, не приходилось.
– Да.
– Чем кончилось?
– Они выбросили с корабля генератор щита и взлетели. Потом разогнали целую эскадрилью «гончих» и удрали.
– Удрали от истребителей? На фрегате? Без щита?
— Ага.
– Руки оторвать сценаристу.
– Во-во.Итак, жалеть о том, что я не досмотрел эту галиматью до конца, не приходилось.