Цитаты про верованья

Религия, в сущности, это некий нравственный кодекс, оформленный в виде легенд, мифов или любого другого литературного произведения, с тем чтобы закрепить систему верований, ценностей и этических норм, регулирующих жизнедеятельность культуры или общества.

Существует дикая синяя бездна. Дикая, необузданная, грубая, таинственная и отталкивающая сила. Существует мир, в котором нет кондиционеров, электричества и других благ современности. Да здравствует жизнь вне цивилизации, подчиняющей себе всё и вся, холодной и расчетливой, не признающей сомнений и предположений. Да здравствует бесконечное разнообразие языков (в том числе человеческих), верований, символов и инопланетных сигнальных систем. Да здравствует сама потребность в языках как средстве выражения, с помощью которого мы можем постичь разнообразие мира. Именно благодаря им мы можем пытаться придать форму невыразимому, призрачному, невнятному внутри нас.

Такое ощущение, что во всех предсказаниях конца света — надежда. Вдруг все же закончится, вроде пора уже, сколько можно? Надежда и страх. Заканчивайся уже, только скажи мне, что будет со мной, когда ты закончишься. В этот момент встают в полный рост разношерстные верования и религии, обещая испуганному человеку: «Ты будешь, ты продолжишься, ты не исчезнешь!». И люди хватаются за это обещание как за спасательный круг.

В этом странном и запутанном деле, которое зовется жизнью, бывают такие непонятные моменты и обстоятельства, когда вся вселенная представляется человеку одной большой злой шуткой, хотя, что в этой шутке остроумного, он понимает весьма смутно и имеет более чем достаточно оснований подозревать, что осмеянным оказывается не кто иной, как он сам. И тем не менее он не падает духом и не пускается в препирательства. Он готов проглотить все происходящее, все религии, верования и убеждения, все тяготы, видимые и невидимые, как бы сучковаты и узловаты они ни были, подобно страусу, которому превосходное пищеварение позволяет заглатывать пули и ружейные кремни. А что до мелких трудностей и забот, что до предстоящих катастроф, гибельных опасностей и увечий — все это, включая саму смерть, для него лишь легкие, добродушные пинки и дружеские тычки в бок, которыми угощает его незримый, непостижимый старый шутник. Такое редкостное, необыкновенное состояние духа охватывает человека лишь в минуты величайших несчастий; оно приходит к нему в самый разгар его глубоких и мрачных переживаний, и то, что мгновение назад казалось преисполненным величайшего значения, теперь представляется лишь частью одной вселенской шутки.

Страшно отказываться от своих верований и чувств… Нам всем необходимо одобрение, но вы должны верить в то, что ваши взгляды уникальны и принадлежат только вам.

Я совершенно не собираюсь объявлять о своей приверженности какой-либо системе верований, потому что сейчас мне кажется, будто я ошибалась насчет всего, что до сих пор считала реальным.
Честно говоря, я даже не знаю, кто я.

Если два таких разных человека, напрочь лишённых возможности устного общения, могут видеть одни и те же сны, значит, наверное, — даже если оставить в стороне все сны и не принимать во внимание все прочие верования, — другие реальности тоже могут проникать друг в друга.

Позиция Сэма Харриса в книге «Конец веры» не так уж цинична, когда он пишет: «Людей, верования которых не имеют рационального обоснования, называют по-разному. Если их верования широко распространены, мы называем таких людей религиозными; если нет – как правило, именуем сумасшедшими, психопатами или тронувшимися… Вот уж поистине – большинство всегда право (с ума поодиночке сходят). Но по сути дела – чистая случайность, что в нашем обществе считается нормальным убеждение в способности Творца Вселенной читать наши мысли, тогда как уверенность в том, что барабанящий в окно дождь передаёт вам азбукой Морзе его волю, рассматривается как проявление безумия»

Всякий должен быть совершенно свободен исповедовать какую угодно религию или не признавать никакой религии, т. е. быть атеистом, каковым и бывает обыкновенно всякий социалист. Никакие различия между гражданами в их правах в зависимости от религиозных верований совершенно не допустимы.

То была очень обычная узость мышления – те, кто ею страдают, убеждены, что их цвет кожи, их верования и политические взгляды – самые лучшие, самые правильные, а все прочие люди во всем мире обделены судьбой. Из-за этой же узости иудей в древние времена благодарил Господа Бога, что тот не создал его женщиной, из-за нее же нынешний миссионер отправляется на край света, стремясь своей религией вытеснить старых богов; и из-за нее же Руфь жаждала перекроить этого выходца из иного мира по образу и подобию людей своего круга.

Я теперь замкнулся в себе и не говорю уже никому, во что верю, что думаю, что люблю. Зная, что я обречен на жестокое одиночество, я смотрю на окружающий меня мир и никогда не высказываю своего суждения. Какое мне дело до человеческих мнений, распрей, удовольствий, верований! Я ничем не могу поделиться с другими и охладел ко всему. Мой внутренний незримый мир для всех недоступен. На обыденные вопросы я отвечаю общими фразами и улыбкой, которая говорит «да», когда у меня нет охоты тратить слова. Ты понял меня?

Смерть — важнейшая дилемма и неотъемлемая часть верований и ритуалов любой культуры. Жизнь зарождается на костях мёртвых. Без смерти не было бы стимула к тому, чтобы завершить что-либо. Существовали бы лишь эмоции. Жизнь была бы тлетворной и мучительной

Дьявол — это не победа плоти. Дьявол — это высокомерие духа. Это верование без улыбки. Это истина, никогда не подвергающаяся сомнению.

… Мы должны проявлять толерантность, должны с пониманием относиться к верованиям других людей, но как быть, если те, кто исповедует иную, чем мы, веру, не хотят — НЕ ЖЕЛАЮТ! — проявлять толерантность по отношению к нам?

Дело не в веровании, а в делании.

В нас проявляется не только то, что перешло к нам по наследству от отца с матерью, но дают себя знать и всякие отжившие понятия, верования и тому подобное. Все это уже не живет в нас, но сидит крепко, и нам не выжить его.

Она оставляла жизнь без сожаления, не боялась смерти и приняла ее как благо. Часто это говорят, но как редко действительно бывает! Она могла не бояться смерти, потому что умирала с непоколебимою верою и исполнив закон Евангелия. Вся жизнь ее была чистая, бескорыстная любовь и самоотвержение.
Что ж! ежели ее верования могли бы быть возвышеннее, ее жизнь направлена к более высокой цели, разве эта чистая душа от этого меньше достойна любви и удивления?
Она совершила лучшее и величайшее дело в этой жизни — умерла без сожаления и страха.
Ее похоронили, по ее желанию, недалеко от часовни, которая стоит на могиле матушки. Заросший крапивой и репейником бугорок, под которым она лежит, огорожен черною решеткою, и я никогда не забываю из часовни подойти к этой решетке и положить земной поклон.
Иногда я молча останавливаюсь между часовней и черной решеткой. В душе моей вдруг пробуждаются тяжелые воспоминания. Мне приходит мысль: неужели провидение для того только соединило меня с этими двумя существами, чтобы вечно заставить сожалеть о них?..

Цивилизация предполагает свободу критики правительства, свободу печати и выступлений, свободу религиозных верований, отсутствие расовых преследований, юридическую законность и справедливость.

На периферии ума то, во что веришь как в истинное, — истинно и становится истинным в определенных пределах, которые нужно отыскать опытным путем или с помощью переживания. Спрятанный от своего я, скрытый набор убеждений и верований контролирует твое мышление, твои действия, твои чувства.

Можно благоговеть перед людьми, веровавшими в Россию, но не перед предметом их верования.