Цитаты про тысячу

Для поражения есть тысяча причин, но ни одного оправдания.

Наши космонавты получают за полет двадцать – тридцать тысяч долларов. А американские – двести или триста. И наши сказали: не будем летать к тридцати штукам баксов, а тоже хотим летать к тремстам. Что это значит? А это значит, что летят они на самом деле не к мерцающим точкам неведомых звезд, а к конкретным суммам в твердой валюте. Это и есть природа космоса. А нелинейность пространства и времени заключена в том, что мы и американцы сжигаем одинаковое количество топлива и пролетаем одинаковое количество километров, чтобы добраться до совершенно разных сумм денег. И в этом одна из главных тайн Вселенной…

.. когда я слышу, как шумит молодой лес, посаженный моими руками, я сознаю, что климат немножко и в моей власти, и что если через тысячу лет человек будет счастлив, то в этом немножко буду виноват и я.

Как всегда, вид вечернего города навевал печаль. Вспоминалось что-то забытое, и сразу же забывалось опять, и это что-то больше всего было похоже на тысячу раз данную себе и уже девятьсот девяносто девять раз нарушенную клятву.

Всеведущий и всемогущий Бог, Творец Вселенной, потратил десятки тысяч лет на поиски одного мужчины, и вплоть до сего времени Он даже не мог показать Своего лица сотворенному Им миру! Вы должны знать о такой скорби Бога.

Игра разоряет тысячи людей, которые невозмутимо уверяют при этом, что не могут жить без нее.Жан де Лабрюйер.

— Он победил. Голосов на 3 тысячи больше общего числа голосов избирателей.
— Всего на 3 тысячи? Пусть будет на 20. Нам нужен триумф!
— Но у нас закончились бюллетени.
— Запомни первое правило политики: результат зависит не от количества бюллетеней, а от желания людей, которые их считают.

Луна за окном насмешливо кривилась, посылая ему свою издевку через пустоту четырехсот тысяч километров. Федор Иванович добродушно ухмыльнулся ей в ответ.

Тысячи и тясячи раз я возвращал здоровье своим больным посредством физических упражнений.

Извините за нескромность, но Ельцин со мной на корте не справляется. Коржаков не справляется. Лужков проиграл три раза. В последний раз с Лужковым мы играли на 5 тысяч тонн сливочного масла.

Море — это всё! Оно покрывает собою семь десятых земного шара. Дыхание его чисто, животворно. В его безбрежной пустыне человек не чувствует себя одиноким, ибо вокруг себя он ощущает биение жизни.

Море — это вечное движение и любовь, вечная жизнь.

Зять — человек, для которого мы с вами воспитываем дорогое нам существо, связанное с нами тысячью уз, утеху семьи в течение семнадцати лет, ее белоснежную душу, сказал бы Ламартин, но это существо станет бичом для семьи. Отняв у вас дочь этот человек начинает с того, что хватается за ее любовь к себе, как за топор, чтобы заживо обрубить в сердце этого ангела корни всех чувств, привязывающих ее к семье. Вчера наша дочь была для нас всем, мы были всем для нее; на другой день она делается нашим врагом.

Природа ничего не создает без цели.

Виртуальность в лице ангелов появилась за тысячи лет до изобретения интернета.

Give me a thousand kisses, then a hundred, then a thousand more. Дай мне тысячу поцелуев, затем сотню, а потом еще тысячу.

У любви тысячи аспектов, и в каждом из них — свой свет, своя печаль, свое счастье и свое благоухание.

Я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом — ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело — ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему. Наверно, я дурак.

Звезды украсили наш небосклон. Сияют на небе, встревожили покой и сон. Мы в ожидании тысяч персон. Стол сервирован, но мертвый сезон.

Запах — душа цветка.

Ромашки бывает ценнее тысячи роз. Если в них есть душа.

Шикарные цветы, стихи и тысячи слов – не для нее. Она перестала верить. И только в глубине души, там, за броней безразличия и неуверенности, тлеет огонек любви.

Голливуд — это то место, где вам платят тысячу долларов за поцелуй и пятьдесят центов за вашу душу. Я знаю это, потому что отклоняла первое неоднократно и протягивала руку для пятидесяти центов.

Человек стал человеком, когда услышал шёпот листьев и песню кузнечика, журчание весеннего ручья и звон серебряных колокольчиков в бездонном летнем небе, шорох снежинок и завывание вьюги за окном, ласковый плеск волны, торжественную тишину ночи, — услышал и, затаив дыхание, слушает сотни и тысячи лет чудесную музыку природы.

Глядя в ночное небо, я думала, что, наверное, тысячи девушек также сидят в одиночестве и мечтают стать звездой. Но я не собиралась беспокоиться о них. Ведь моя мечта не сравнится ни с чьей другой.

Дом – это не предметы, стоимостью несколько тысяч долларов и не изыски современных дизайнеров, а уютные мелочи, голоса детей, запах домашней еды, разбросанные по полу игрушки, книжный шкаф и просто ощущение собственного уютного маленького мира…

Путешествие в тысячу миль начинается с первого шага.

Знаешь ли ты что океан — огромная снежинка, величайшая снежинка на свете? Вечно в движении, тысячи красок и форм, и никогда не повторяется.

Взгляните-ка на океан, разве это не живое существо? Порою гневное, порою нежное! Ночью он спал как и мы, и вот просыпается в добром расположении духа после покойного сна!

Тысячи птиц летят на огонь
тысячи слепнут тысячи бьются
тысячами погибают птицы
тысячи трупиков остаются И смотритель не может все это стерпеть
не может смотреть как гибнут его любимцы
Да пропади оно пропадом!
он говорит
И гасит маяк
И маяк не горит А в море корабль налетает на риф
корабль плывущий из тропических стран
корабль везущий тысячи птиц
тысячи птиц из тропических стран
Тысячи тонущих птиц.

Бритый кот — это действительно безобразие, тысячу раз согласен признать это.

Герда начала читать «Отче наш»; было так холодно, что дыхание девочки сейчас же превращалось в густой туман. Туман этот все сгущался и сгущался, но вот из него начали выделяться маленькие, светлые ангелочки, которые, ступив на землю, вырастали в больших грозных ангелов со шлемами на головах и копьями и щитами в руках. Число их все прибывало, и когда Герда окончила молитву, вокруг нее образовался уже целый легион. Ангелы приняли снежных страшилищ на копья, и те рассыпались на тысячи снежинок. Герда могла теперь смело идти вперед; ангелы гладили ее руки и ноги, и ей не было уже так холодно.

Всякого добра на свете хоть завались, а у большинства людей ни черта нет. Вот уже несколько тысяч лет, как все дело именно в этом.

Там, где существует десять тысяч предписаний, не может быть никакого уважения к закону.

Победи себя и выиграешь тысячи битв.

Верность – первая из всех добродетелей; верность даёт единство нашей жизни, в противном случае она распалась бы на тысячу минутных впечатлений, как на тысячу черепков.

Это чудо в прямом, настоящем смысле. Это же надо: из стольких тысяч человек мне понравился этот. И я понравилась ему. Так практически не бывает.

Все, что окружало меня, разбилось на тысячи маленьких осколков. И теперь их не собрать.

Тысячами незримых нитей обвивает тебя закон. Разрубишь одну — преступник, десять — смертник, все — Бог.

Существуют тысячи уловок, чтобы заставить женщин говорить, но нет ни одной, чтобы заставить их замолчать.

Выполняйте трудные дела, пока они легкие, совершайте великие поступки, пока они небольшие. Путешествие в тысячу миль должно начинаться с простого шага.

Проживешь так, и будет жизнь твоя радостна до дня смерти. Это я и называю заботой о своей жизни. Если же станешь неотступно обуздывать себя и жить в скорби и заботах во имя долголетия, так проживи пусть даже сто лет, тысячу лет — это не то, что я называю заботой о своей жизни.

Совесть – тысяча свидетелей

Наверное, мир — это рана, и кто-то зашивает её в этих переплетённых телах — и вот что странно — это даже не любовь, а руки, кожа, губы, вкус, восторг, совокупление и страсть — возможно, грусть — пусть даже грусть — и страсть — они будут рассказывать о них, но не произнесут слова «любовь» — они скажут тысячи слов, но умолчат о любви.

Молчание она любила куда больше, чем все слова в мире. В нём она находила покой и ясность. Но не по ночам, когда беспорядочные мысли не давали ей заснуть, будто тысяча голосов в её сознании вдруг принимались говорить наперебой, замолкали, перебивали друг друга, так что ей едва удавалось сомкнуть глаза.

Несомненно, что учение, точно так же, как путешествия и всякое другое вспомогательное средство образования, совершенствующее человека со здоровыми умственными способностями, делает дурака в десять тысяч раз невыносимее, так как снабжает его глупость разнообразным материалом и дает ему возможность проявлять свое безвкусие.

Читатель проживает тысячу жизней, прежде чем умрет. Человек, который никогда не читает, переживает только одну.

Напомним, что натуральные числа являются целыми величинами:
0, 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11…
Это самый элементарный и фундаментальный вид чисел. Ими можно количественно измерить любую дискретную сущность: можно говорить о двадцати семи овцах в поле, двух вспышках молнии, двенадцати ночах, тысяче слов, четырех беседах, нуле новых идей, одной ошибке, шести отсутствующих, двукратной смене направления и т. д.

Если бы кокаин продавался в аптеках по двадцать копеек за грамм как средство для полоскания при зубной боли, подумал он, его нюхали бы только панки — как это, собственно, и было в начале века.
А вот если бы клей «Момент» стоил тысячу долларов за флакон, его охотно нюхала бы вся московская золотая молодежь и на презентациях и фуршетах считалось бы изысканным распространять вокруг себя летучий химический запах, жаловаться на отмирание нейронов головного мозга и надолго уединяться в туалете.

Как ни справедливо, что мнение одного умного человека стоит мнения тысячи дураков, но, чтобы дурак дорожил мнением умного, сделайте сначала его самого умным.

Все великие битвы – это итог чьей—то великой глупости, жадности и злобы. Великим воином был второй император дома Тан, несравненный Тай—цзун, Ли Шиминь. Он один, отделившись от своей выстроившейся во главе войска конной железной тысячи, подъезжал к стоявшему во главе вражеского войска хану, брал его коня за уздечку, наклонялся близко—близко и тихо спрашивал: ты видишь, кто перед тобой? Знаешь, что сейчас будет? И не было битвы, потому что хан движением руки поворачивал коней назад. Об этих битвах песен не сочиняли.

Интуиция — это опыт прошлых жизней. Все, что у нас есть, — оттуда. Например гордость, в которой меня часто обвиняют. Откуда она? Может, тысячи лет назад я была императрицей? В Риме? И поэтому теперь могу позволить себе так мало? Или так много…
А страх? Внезапный, ни на чем не основанный страх? Когда просыпаешься ночью и долго смотришь на звезды? Может меня сожгли на костре в средневековой Испании?
И эта мучительная жажда любви? Может быть, первую женщину звали не Евой?

Секрет интуиции тот же, что и секрет рекламы: повторите человеку тысячу раз, что мыло «Пирс» улучшает цвет лица, и он, возможно, интуитивно почувствует, что так оно и есть.

— А как они считают километры?
— Километр — это километр. Тысяча метров.
— Я знаю, но как они понимают — когда уже тысяча? Как они их считают?
— Интуиция.

Женщины бессознательно замечают тысячи мелких деталей, бессознательно сопоставляют их — и называют это интуицией.

Вы, торгующие добродетелью в розницу, мечтаете о благополучном существовании, как девчонка мечтает о любви, но умираете в страхе, даже не поняв, что лгали всю жизнь, вы беретесь судить того, кто страдал бесконечно, кто каждый день истекает кровью от тысячи новых ран?

Цезония ( равнодушно ). У Калигулы что-то с желудком. Его рвало кровью.
Патриции толпятся вокруг нее.
Второй патриций. О всемогущие боги, даю обет: если он поправится, я пожертвую в государственную казну двести тысяч сестерциев!
Третий патриций. ( чрезмерно пылко ). Юпитер! Возьми взамен его жизни мою!
Калигула уже несколько минут как вошел и слушает.
Калигула ( приближаясь ко второму патрицию ). Я принимаю твой дар, Люций. Благодарю тебя. Мой казначей явится к тебе завтра. ( Подходит к третьему патрицию и обнимает его. ) Ты не можешь себе представить, как я растроган. ( Помолчав, с нежностью ) Так ты меня любишь?
Третий патриций ( проникновенно ). Ах, Цезарь, нет ничего на свете, что пожалел бы я для тебя.
Калигула ( по-прежнему его обнимая ). Ах, Кассий, это уж слишком! Я не заслуживаю такой любви… ( Кассий делает протестующий жест. ) Нет, нет, говорю тебе, я не достоин… ( Подзывает двух стражников. ) Уведите его. ( Кассию, ласково. ) Иди, друг. И помни, что отныне сердце Калигулы принадлежит тебе.
Третий патриций ( слегка встревожен ). Но куда меня ведут?
Калигула. На казнь. Ведь ты отдал свою жизнь за мою. Я почувствовал себя лучше. Пропал даже этот противный привкус крови во рту. Ты меня исцелил. Счастлив ли ты, Кассий? Рад ли отдать свою жизнь за жизнь другого, если этот другой Калигула? А я, между тем, снова здоров и готов ко всем праздникам жизни.
Стражники силой уводят третьего патриция. Тот сопротивляется и кричит.
Третий патриций. Я не хочу! Это была шутка!
Калигула ( мечтательно, между криками ). Скоро дороги к морю будут покрыты мимозами. Женщины наденут легкие платья. Небо станет глубоким и свежим, Кассий. Так улыбается жизнь!
Кассий уже почти у дверей. Цезония его легонько подталкивает.
Калигула ( оборачиваясь, неожиданно серьезно ). Жизнь, мой друг! Если бы ты достаточно ее любил, то не играл бы ею так беспечно.

Спишь ли ты с одним мужчиной или с целым городом, — когда в этих делах замешана корысть, ты шлюха! Ибо торгуешь своим телом; а один у тебя покупатель или тысяча, и платят они тебе деньгами или топленым маслом, это совершенно не существенно!

Наличными у меня всего девять пенсов, но на счету в банке — тысяча фунтов — примерно так же соотносится искусство беседы с умением выражать свои мысли на бумаге.

Если тысяча человек во что-то верит, а я один верю в обратное, то тысяча против одного, что неправы они.

Невежество — состояние привольное и не требующее от человека никакого труда; поэтому невежды исчисляются тысячами.

Американцы гоняли немцев смотреть раскопанные рвы, в которых догнивали трупы замученных, а немцы говорили, что «они ничего не знали». Это бесило американцев:
— Хватит трепаться, будто вы не знали того, что у вас под носом творилось! Почему же мы, жившие за тысячи миль от Германии, были извещены обо всех ужасах в вашей стране…

За свою жизнь я промахнулся много тысяч раз, я проиграл сотни игр, около 30 раз, когда команда доверяла мне последний бросок, решающий судьбу матча, я промахивался… Я терплю поражения день за днем — и именно поэтому я ЧЕМПИОН!

Знай врага и знай себя: тогда в тысяче битв не потерпишь поражения.

Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя всего только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственным в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете…

У женской решительности лезвие острое, безжалостное даже по отношению к себе…

Если у твоего врага даже тысяча человек, но, исполнившись решимости сокрушить их всех до единого, ты выступишь против них, успех будет на твоей стороне.

“Наполеон читал со скоростью две тысячи слов в минуту (около 12000 знаков).” Они с Тиной Канделаки по-любому дальние родственники.

Нет ничего необычного в том, что сливаются два чужих тела. И даже слияние душ, пожалуй, не столь уж редко. Но в тысячу раз драгоценнее, если тело сольется с собственной душой и объединится с ней в своей страсти.

Породистый скакун одним прыжком не сможет покрыть расстояния в тысячу лиНа кляче можно преодолеть это расстояние за десять дней, если не останавливаться на полпути.

Лучше у одного разумного и добродушного быть в любви и почтении, нежели у тысячи дураков.

… дело не только в исходных продуктах — трюфели там, устрицы, гусиная печенка, это уже просто банально, — а в том, как, что и с чем сплетено, в сочетании несочетаемого, в искусстве невозможного, в смелости и тонкости, в особом, что ли, национальном демоне галльского народа: соедините вспыльчивость, скупость, терпение, эгоизм, философичность, чувственность, блеск, взбивайте веселкой полторы тысячи лет, — тогда и будет французская, ни с чем не сравнимая кухня.

Человечество существует тысячи лет, и ничего нового между мужчиной и женщиной произойти уже не может…

Быть честным — по нашим временам значит быть единственным из десяти тысяч.

Подарите человеку который будет принимать у вас экзамен рафаэлло. рафаэлло – вместо тысячи слов.

Перед экзаменом приходит папа студента к профессору и говорит: -Мне кажетса, мой сын завтра не сдаст экзамен. Профессор:

Женщины имеют только одно средство делать нас счастливыми и тридцать тысяч средств — составлять наше несчастье.

Господи, как же они далеки от народа… Взял и почти всю страну обосрал. Труженик наш. И эти дармоеды ещё и простых людей умудряются оскорблять, причём сидя на их шее. Господин депутат, если мужик получает меньше тридцати тысяч рублей, он не лентяй. Он, скорее всего, врач или учитель. Да и вообще — россиянин! А если просто мужик зарабатывает каким-то чудом тридцать тысяч рублей, то он герой! Экспонат! Всё равно что вымирающий мамонт. Да и судя по его болтовне, больше всех в стране работают наши депутаты, судя по зарплатам. Извинился он… Ну это надо быть полным идиотом, чтобы не извиниться, ведь на штыки после его бреда встали почти все «лентяи». Точнее россияне.

Омск накоутировал Саратов. Саратову будет сложно на это чем-то ответить. Там чиновники не такие самоубийцы. Зажравшаяся восьмидесятого уровня. Это она удачно в прессе отметилась, станет теперь звездой. Триста двадцать тысяч — и мало!.. Ну да, не разгуляешься совсем. Нагрузка у неё колоссальная, видишь ли. Наверно, ещё и колоссально страдает. Ох, не бережёшь ты себя, Инна. Нагружаешь себя подписями, каторга, а не работа. О народе всё думаешь. То ли дело эти шахтеры на шахте прохлаждаются, как в санаториях.

Если бы я выступал в Сомали, я бы сказал, что у них самая эффективная экономика. Покупаем 4 автомата Калашникова по 300 долларов, баркас за тысячу и отжимаем танкер за несколько миллионов.

За князем – род, за серафимом – сонм,
За каждым – тысячи таких, как он,
Чтоб пошатнувшись, – на живую стену
Упал и знал, что – тысячи на смену!

Нежно-небывалая отрада
Прикоснулась к моему плечу,
И теперь мне ничего не надо,
Ни тебя, ни счастья не хочу. Лишь одно бы принял я не споря —
Тихий, тихий золотой покой
Да двенадцать тысяч футов моря
Над моей пробитой головой. Что же думать, как бы сладко нежил
Тот покой и вечный гул томил,
Если б только никогда я не жил,
Никогда не пел и не любил.

А ты —
беспощадней пожаров.
Сильнее
землетрясений.
И в тысячу раз
беспомощней
двухмесячного
пацана…

Вы можете представить себе женщину, которая позволила бы своему любовнику тысячу и одну ночь рассказывать сказочки?

Очень странная страна Ливан. По незнанию представляется выжженной и пустынной: руины, французы, жара, дикие, заросшие арабы в халатах и козы. Я учусь тут арабскому у водителей и посудомоек. Харкающийся язык, по крайней мере, у посудомоек. Сухой. Как ветер с песком. У них нет «вы», но все «любимые». Везде Аллах. Проникновение Аллаха в жизнь правоверного раз в тысячу больше, чем Христа – в католическую. Базарный язык, но с изысками. Нет у них «доброго утра». Есть утро светлое, сметанное, жирное, денежное, жасминовое, сладкое, в конце концов, но доброго – нет. Поэзия, с базарными отзвуками. «Приятного» аппетита нет тоже, арабы, похоже, не фанаты сдержанности. Им вообще понятие аппетита чуждо: кушать тут рады всегда, потому пожелания к еде здесь звучат как «да будет еда твоя вкушена с радостью и здоровьем», а пророк у них так и сказал – если что упадет во время еды, подбери и сожри, чтоб не досталась еда шайтану, и пальцы оближи, потому что не знаешь ты в каком куске пищи – благодать. Очень жирно, очень сладко, очень щедро…

Забывчивому человеку нужно повторять все тысячу раз, внимательному – достаточно доброго пинка или оплеухи.

Чтобы полноценно жить, человек обязан быть многогранным и разносторонним. Сто работ, сто занятий, тысячу перспективных дел и обязанностей.

Под Дугласом шептались травы. Он опустил руку и ощутил их пушистые ножны. … В ушах, как в раковинах, вздыхал ветер. Многоцветный мир переливался в зрачках, точно пестрые картинки в хрустальном шаре. Лесистые холмы были усеяны цветами, будто осколками солнца и огненными клочками неба. По огромному опрокинутому озеру небосвода мелькали птицы, точно камушки, брошенные ловкой рукой. Дуглас шумно дышал сквозь зубы, он словно вдыхал лёд и выдыхал пламя. Тысячи пчел и стрекоз пронизывали воздух, как электрические разряды. Десять тысяч волосков на голове Дугласа выросли на одну миллионную дюйма. В каждом его ухе стучало по сердцу, третье колотилось в горле, а настоящее гулко ухало в груди. Тело жадно дышало миллионами пор.

— При условии, что миром правит разумный гигантский бобёр, какой продукт питания исключается из употребления?
— А… Может быть, бутерброды из бобров?
— Леонард, соберись, у нас серьезная игра.
— Ну, сейчас придумаю. Бобры едят кору деревьев, а люди употребляют в пищу только один вид коры — корицу, так что мой ответ — корица.
— Неверно. Очевидный ответ — датская ватрушка с сыром.
— Почему?
— В мире, управляемом гигантским бобром, человечество строит много плотин, чтобы угодить своему правителю. Низко лежащий Копенгаген затоплен. Жертвы измеряются тысячами. Убитым горем датчанам уже не до выпечки! (обращаясь к Шелдону) Разве это не очевидно?!

Безразлично, будешь ли ты наблюдать человеческую жизнь в течение сорока лет или же десяти тысяч лет. Ибо что увидишь ты нового?

Лучший дар, который мы получили от природы и который лишает нас всякого права жаловаться – это возможность сбежать. Природа назначила нам лишь один путь появления на свет, но указала нам тысячи способов, как уйти из жизни.

Я не собираюсь жить тысячу лет. Мне достаточно пережить сегодняшний день.

Ты не боишься ужасов ночи,
Стрелы, летящей в небо,
Язвы, ходящей во мраке,
Заразы, опустошающей в полдень.
Падут подле тебя тысячи
И десять тысяч одесную тебя,
Они приблизятся к тебе.
Только смотреть будешь очами своими
И видеть возмездие нечестивого.
Ибо ты сказал:
«Господь — упование моё».
Всевышнего избрал ты прибежищем своим.
Ибо Ангелам Своим заповедует о тебе
Охранять тебя на всех путях твоих.
Возьмут тебя на руки и понесут,
И не приткнешься о камень ногою твоей.
На аспида и василиска наступишь,
Попирать будешь льва и дракона.
Господи спаси,
Господи спаси и сохрани…
Господи, господи, прости нас, грешных…

… Это был номер пятый, и она прослушала его раз четырнадцать, не меньше.
И на четырнадцатый раз её грудная клетка наконец взорвалась и рассыпалась на тысячу осколков…

– В каждом человеке похоронены тысячи других людей, – мягко ответил Антуан. – Десятки тысяч. Те, кем он мог быть. В каждом из нас спрятан и поэт, и вор, и душегуб, и святой, и моряк, и летун. Нам не дано прожить тысячи жизней, мы выбираем из них одну-единственную, зачастую ошибаясь при этом. Но раз уж мы сделали когда-то выбор… надо помнить, кем ты мог стать. Надо нести в себе все свои не прожитые жизни.

… Тысячи людей, поражённых страхом на всю жизнь, будут беспощадно учить страху своих детей и детей своих детей.

В наши дни дружба – это нечто дешевое, легко заменяемое. Войдите в Интернет – и вы сможете обзавестись хоть тысячью «друзей».

— У нас нет причин брать этот город.
— Сколько рабов в Юнкае?
— 200 тысяч, если не больше.
— Тогда у нас есть 200 тысяч причин взять Юнкай.

Голливуд — это то место, где вам платят тысячу долларов за поцелуй и пятьдесят центов за вашу душу. Я знаю это, потому что отклоняла первое неоднократно и протягивала руку для пятидесяти центов.

Hollywood’s a place where they’ll pay you a thousand dollars for a kiss, and fifty cents for your soul. I know, because I turned down the first offer often enough and held out for the fifty cents.

Существует легенда, что современный шоу-бизнес зародился не в Ливерпуле, а высоко в горах Абхазии, где одарённые вокальными данными абхазы удерживали аудиторию в 5, а то и в 6 тысяч баранов.

Ни одна из религий не располагает Ключами от Рая, и никто никогда не будет осужден на адские муки за то, что вошел в церковь в шляпе вместо того, чтобы разуться. На воротах тибетских монастырей начертаны слова: «Тысяча монахов — тысяча религий». Во что бы ты ни верил, если ты «поступаешь с другими так, как желаешь, чтобы поступали с тобой», ты получишь свое, когда представление подойдет к концу.

И ровно тысячу лет мы просыпаемся вместе
Даже если уснули в разных местах
Мы идем ставить кофе под Элвиса Пресли
Кофе сбежал про Propellerheads, ах.

Каждый шаг, который мы делаем, открывает перед нами тысячи новых дверей.

«Тебе хорошо со мной?», — задаёт она вопрос, который вот уже три тысячи лет возглавляет посторгазмический хит-парад.

— Вы просто чудовище! Решается судьба России, гибнут тысячи людей, а он сидит, книжку читает! Это в конце концов безнравственно!
— А смотреть с безопасного расстояния, как люди убивают друг друга, нравственно?

Кто-то ради насмешки спросил философа: «Если я сожгу тысячу мин дерева, сколько получится мин дыма?»
— Взвесь золу, — сказал Демонакт, — все остальное вес дыма.

«Мона Лиза» Леонардо — всего лишь тысяча тысяч мазков краски. «Давид» Микеланджело — лишь миллион ударов молотом. Каждый из нас — миллион кусочков, правильно собранных в целое, не более того.

— Бессмертие — не ваш удел!
— Зайдите через тысячу лет. Там поговорим.

Вам когда-нибудь хотелось уснуть на сотни, даже на тысячи лет? Всё продолжает происходить не так, и нет никакой надежды на улучшение. Ты говоришь себе: «Я уверена, всё наладится». И тут происходит ещё что-то.

Мы принимаем тысячи решений, которые ничего не значат, а какой-то случай может перевернуть жизнь.

Когда родился первый ребёнок на свете, и он первый раз засмеялся, то его смех рассыпался на тысячу мелких кусочков и из каждого появилось по фее.

Тогда я уже любил тебя, Анастейша. Ты единственная женщина, ради которой я готов пролететь три тысячи миль.

Путь в тысячу ли начинается с первого шага.

Я придумаю тысячи отговорок своего странного поведения.. Но никогда не признаюсь, что влюбилась.

— Ну и компашка мне досталась, — проговорил Геральт, покачав головой. — Братья по оружию! Дружина героев! Прямо садись и плачь! Виршеплет с лютней. Дикие мордастые полудриады-полубабы. Вампир, которому пять тысяч сто с хвостиком месяцев, и чертов нильфгаардец, упорно твердящий, что он не нильфгаардец.
— А во главе дружины ведьмак, страдающий угрызениями совести, бессилием и невозможностью принимать решения, — спокойно докончил Регис. — Нет, предлагаю двигаться инкогнито, чтобы не вызывать сенсаций.
— И смеха, — добавила Мильва.

Я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом — ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело — ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему. Наверно, я дурак.

Anyway, I keep picturing all these little kids playing some game in this big field of rye and all. Thousands of little kids, and nobody’s around — nobody big, I mean — except me. And I’m standing on the edge of some crazy cliff. What I have to do, I have to catch everybody if they start to go over the cliff — I mean if they’re running and they don’t look where they’re going I have to come out from somewhere and catch them. That’s all I’d do all day. I’d just be the catcher in the rye and all. I know it’s crazy, but that’s the only thing I’d really like to be. I know it’s crazy.

В женском характере есть такая черта, что если, например, женщина в чем виновата, то скорей она согласится потом, впоследствии, загладить свою вину тысячью ласк, чем в настоящую минуту, во время самой очевидной улики в проступке, сознаться в нем и попросить прощения.

А человек всё время меняется, он каждый день становится другим. На самом деле мы живём не одну жизнь, мы живём тысячи жизней — просто они идут одна за другой, и мы не сразу замечаем, что прежняя жизнь закончилась, а началась новая…

— Власть – вот ваш Бог, Кей. Она туманит и твой рассудок.
— Я не стремлюсь к власти!
— Стремишься. Но понимаешь ее по-другому. Тебе не нужна мишура титулов и тысячи юных самок. Тебе не нужно право даровать вечную жизнь. Ты убийца – по сути своей. И власть для тебя – свобода дарить смерть.

— Ты что, не боишься высоты?
— Нет, с какой стати? Все равно с какой высоты падать — с сорока футов или с четырех тысяч фатомов. Все равно будешь мертвым.

Чтобы купить Тойоту, русский дед прожить обязан восемь тысяч лет, а чтоб позволить BMW X5, желательно вообще не умирать.

По Тверской шли тысячи людей, но я вам ручаюсь, что увидела она меня одного и поглядела не то что тревожно, а даже как будто болезненно. И меня поразила не столько ее красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах!

Не завидуя сонму чужих забот
и теплу чужого жилья,
между вами такой же один живет
человек по имени я.
И любой другой, кого ни возьми,
пекарь, лавочник, почтальон,
для него, как водится между людьми,
человек по имени он.
И мелькают бликами тысячи лиц,
и смотрит Бог с высоты,
как он ищет по всем сторонам земли человека по имени ты.
А найдет – сколь чудны дела Твои! –
и свет родится из тьмы,
когда родятся из тех двоих
двое по имени мы.
Дай им Бог, и ангел над ними рей,
и храни их, ангел, от всех скорбей,
да минует их судьба моя,
человека по имени я.

— Я просмотрел тысячи девушек, и ни одна не была похожа на княжну так, как ты. Взгляни на картину!
— Я сразу поняла, что ты псих. А теперь я вижу: вы чокнулись оба!

Дом – это не предметы, стоимостью несколько тысяч долларов и не изыски современных дизайнеров, а уютные мелочи, голоса детей, запах домашней еды, разбросанные по полу игрушки, книжный шкаф и просто ощущение собственного уютного маленького мира…

Даже если погибнут тысячи невинных, это будет называться самозащитой.

Если золото тысячу раз назвать «золотом», это истощит его, оно устанет, утратит свой блеск и потеряет ценность. Поэтому лучше называть его «периной дракона» или еще как-нибудь — есть много способов дать понять, о чём идёт речь, не называя имени. Это магия. Не слишком хитроумная, согласен, зато она работает.

Мужчины и женщины спали вместе тысячелетиями, и миллионы это делают ежедневно. А вот дружба между мужчиной и женщиной встречается редко, и она драгоценна.

(Порой, когда тоска по тебе была просто невыносимой, я говорила себе, что мужчины и женщины спят друг с другом тысячи лет; что миллионы в нашей стране спят друг с другом ежедневно. Но дружба между мужчиной и женщиной до сих пор редка и бесценна. Я люблю тебя, Роберт… но превыше всего я рада тому, что я твой друг.)

Мама, ты от меня за тысячи километров и считаешь, что тебе виднее?.. Ну и зрение у тебя!

Кайф — когда тысячи ярких снов
Поменяют значения слов…

Слова о любви бессмысленны. Я мог кричать тебе, что люблю, тысячу раз в день, и всё равно ты бы сомневалась. Вот я и не говорил о своей любви, я ею жил.

— … востал из мертвых. Поднялся из могилы.
— Новый еврейский фокус.
— Этому еврейскому фокусу уже две тысячи лет.

Но я раскрою тебе секрет: там целый мир, который ждёт тебя. Великие города… искусство… музыка… истинная красота…. и ты можешь наслаждаться всем этим. У тебя может быть ещё тысяча дней рождений. Тебе стоит только захотеть.

Женщины бессознательно замечают тысячи мелких деталей, бессознательно сопоставляют их — и называют это интуицией.

Можно было сто тысяч раз проходить, и всегда эскимос ловил рыбу и двух уже поймал, птицы всегда летели на юг, олени пили воду из ручья, и рога у них были все такие же красивые, а ноги такие же тоненькие, и эта индианка с голой грудью всегда ткала тот же самый ковер. Ничто не менялось. Менялся только ты сам. И не то чтобы ты сразу становился много старше. Дело не в том. Но ты менялся, и все. То на тебе было новое пальто. То ты шел в паре с кем-нибудь другим, потому что прежний твой товарищ был болен скарлатиной. А то другая учительница вместо мисс Эглетингер приводила класс в музей. Или ты утром слыхал, как отец с матерью ссорились в ванной. А может быть, ты увидел на улице лужу и по ней растеклись радужные пятна от бензина. Словом, ты уже чем-то стал не тот — я не умею как следует объяснить, чем именно. А может быть, и умею, но что-то не хочется.

Не в том дело, чтоб не падать, а в том, чтоб тысячу раз упав — встать тысячу один.

Три года я жил самостоятельно от родителей. В общем-то заслуга в этом только их. Сам я на квартиру копил бы ещё лет десять. Они мне квартиру подарили, и прямо-таки выставили из дома. Я вначале даже слегка обижался при всех бесспорных преимуществах отдельного жилья. Потом посмотрел на друзей, живущих с родителями, и понял, как были правы мои предки. Всё-таки жизнь с мамой и папой, если ты из школьного возраста вышел, человека портит. Ты можешь при этом зарабатывать неплохие деньги, можешь содержать родителей, но если ты остался жить в родительском доме — ты прекращаешь взрослеть. Принимаешь манеру поведения и жизни родителей. Консервируешься, становишься молодой копией отца. А это только в крестьянской семье хорошо — и то лишь в отношении старшего сына. Недаром во всех сказках больших успехов добивается младший сын, отправляющийся куда глаза глядят счастья искать. Тысячи таких младших сыновей в пути исчезают, но кто-то всё-таки ловит свою синюю птицу. На крестьянскую пашню, к трудолюбивому и обстоятельному старшему сыну, синие птицы не залетают…

Единственная клевая девчонка на тысячу миль выставляет меня идиотом, крадет дробовик и говорит, что мне нельзя доверять.

— Вот будет здорово, целый день в музее археологии!
— Плевать, лишь бы не в школу.
— Там есть зал про неандертальцев!
— Плевать, лишь бы не в школу.
— А еще там будет одна рукопись, которой целых семь тысяч лет!
— Да пусть хоть по туалетам водят, лишь бы не в школу.

Он убивал свои чувства, он убивал воспоминания, он ускользал от своего Я в тысячи чужих образов, был животным, падалью, камнем, деревом, водой, но каждый раз — солнце светило или луна — он возвращался в свое Я и, увлекаемый круговоротом, чувствовал жажду, преодолевал жажду, чувствовал новую жажду.

Мужчина ради тебя проходит тысячи километров, а ты критикуешь его за непройденный метр…

Убей десяток, и ты — маньяк. Убей тысячу, и ты — герой войны.

В конце концов нас запихнули в крохотную камеру с двумя койками, уже заселённую примерно пятьюдесятью тысячами душ. Двадцать тысяч обитателей представляли блохи, ещё двадцать тысяч — клопы, а остальных я и по сей день не могу классифицировать.

Что ж? После нас будут летать на воздушных шарах, изменятся пиджаки, откроют, быть может, шестое чувство и разовьют его, но жизнь останется все та же, жизнь трудная, полная тайн и счастливая. И через тысячу лет человек будет так же вздыхать: «ах, тяжко жить!» — и вместе с тем точно так же, как теперь, он будет бояться и не хотеть смерти.

Отчего мы, едва начавши жить, становимся скучны, серы, неинтересны, ленивы, равнодушны, бесполезны, несчастны… Город наш существует уже двести лет, в нем сто тысяч жителей, и ни одного, который не был бы похож на других, ни одного подвижника, ни в прошлом, ни в настоящем, ни одного ученого, ни одного художника, ни мало-мальски
заметного человека, который возбуждал бы зависть или страстное желание подражать ему. Только едят, пьют, спят, потом умирают… родятся другие и тоже едят, пьют, спят и, чтобы не отупеть от скуки, разнообразят жизнь свою гадкой сплетней, водкой, картами, сутяжничеством, и жены обманывают мужей, а мужья лгут, делают вид, что ничего не видят, ничего не слышат, и неотразимо пошлое влияние гнетет детей, и искра божия гаснет в них, и они становятся такими же жалкими, похожими друг на друга мертвецами, как их отцы и матери…

Одна из самых неприятных вещей, с которыми приходится сталкиваться: ты делаешь одну ошибку — и десять тысяч человек кидают в тебя камни.

Если ты затерялся в открытом море с тысячей других людей, можно ли считать, что ты заблудился?

Париж…. это страсть. Париж — это праздник, это песня, это чувство. Но Париж — это и работа, метро. Париж — это блеск и нищета, трущобы. Париж — город с тысячей лиц.

Священность жизни. Вы в неё верите? Лично я считаю, что это чушь собачья. Жизнь священна, говорите? Кто это сказал? Бог? Если вы учили историю, то вспомните, что Бог был одной из самых главных причин смертности — тысячи лет. Индуисты, мусульмане, евреи, христиане — все по очереди убивают друг друга, потому что Бог сказал им, что это отличная идея.

Чтобы добиться поставленной перед собой задачи, необходимо шаг за шагом, не сворачивая, идти вперед с лёгкостью перепрыгивая препятствия. А вскоре, после тысячи проделанных шагов, бежать по финишной прямой с распростертыми объятиями к тому самому ощущению победы над самим собой!

— Невинная девушка не может относиться к браку так легко.
— А как насчет тысячи золотых?
— Тысячи?.. Нет, не думаю.
— Хорошо, две тысячи!
— Две тысячи…
— Я даже могу предложить Вам пять тысяч!
— Ладно, черт с тобой, я согласна.

Каждый, кто идет в жизни собственным путем, — герой. Каждый, кто действительно так поступает и осуществляет то, на что способен, — герой, даже если он делает при этом нечто глупое и реакционное; он выше, чем тысячи других, которые способны только болтать о прекрасных идеалах и ничем не способны ради них пожертвовать.

Ты страшился тысячи вещей… Но все это были лишь маски, лишь видимость. На самом деле страшило тебя только одно — решиться упасть, сделать шаг в неизвестное, маленький шаг через все существующие предосторожности.

— Мистер Гаррисон, вы зря сюда приехали. Гражданская война — это наша война, не ваша.
— Триста тысяч погибших, не меньше. Это уже не война, мистер Ато, это геноцид.

О роботе ш-и-к-а-р-н-о:
— Наши источник сообщает, что за одну неделю он придумал более тысячи новых идей, в восьмисот из которых участвует Адам Сэндлер…

Большинство прочитанных книг он помнил по одному только предложению. Иногда ему казалось, что это не случайно, что авторы пишут книги лишь для того, чтобы написать одно-единственное предложение. Спрятать его где-то в дебрях тысяч строк, построить вокруг сюжет, разделить все на главы и абзацы, на самом деле написав лишь его, это единственное предложение. И усердно объяснять свою мысль все сотни страниц. Только благодаря этому предложению книги обретают право на существование.

Я домой не вернусь — решено! Это небо дрожит как вода…
Сколько тысяч шагов от болотных низин до холодной как руки луны?
Гнутся голые ветви под тяжестью птиц. Разум птицей кричит — не беда.
Пусть кричит. У меня есть в запасе последний глоток тишины.
Я домой не вернусь никогда, но зато доживу до утра.
Темный ветер и вечер холодный, луны поворот на ущерб — ничего!
Знаешь, птица, во мне не осталось ни капли раба, и ни капли добра, и ни капли любви, и ни капли меня самого.

Ты дала мне тысячу причин и один ответ для того,
Чтобы я принял себя.
И я не сдамся.

В каждом ценовом сегменте есть потрясающие вещи. Но беда в том, что многие люди тратят большие деньги на шоппинг, потому что не разбираются в вещах. Им кажется, что если они потратили тысячи долларов на свою одежду, они будут хорошо выглядеть. А на самом деле стиль — это не миллион долларов. Это внутренне чутье.

Тот, кто никогда не искал ни дружбы, ни любви, в тысячу раз беднее того, кто их обеих утратил.

— Есть парень, которого называют Шеф, а напротив живет парень, которого называют Раввин.
— Почему Раввин?
— Потому что он раввин.
— И теперь я должен убить Голубка, чтобы от меня отвязался Шеф, но мало того, у меня есть 46 часов, чтобы найти 33 тысячи долларов или Раввина. Я не знаю, кто такой мистер Смит, и хуже всего, я не Ник Фишер.
— Смешно.
— Да, очень.
— Нет, у раввина сын – гей, это смешно.

Ты не плачь,
Слёзы спрячь,
Ведь настанет новый день.
Твой огонь
Согревать
Будут тысячи сердец.
А сейчас поднимись,
Спрячь подальше боль и страх.
Победит тот, кто прав.
Знай, что всё в твоих руках.

Победи себя и выиграешь тысячи битв.

Тысячи свечей можно зажечь от единственной свечи, и жизнь ее не станет короче. Счастья не становится меньше, когда им делишься.

— Может быть, наша жизнь началась в океане…
— Четыре тысячи миллионов лет назад. В каком-нибудь глубоком, тёплом месте, около подводного вулкана.
— И почти всё это время все живые существа были водными, жили в море. А потом, несколько миллионов лет назад, а может, и немного раньше, — живые существа выбрались и на сушу.
— Но можно сказать, что, после того как мы покинули море, прожив в нём много миллионов лет, мы как бы взяли океан с собой. Когда женщина собирается родить ребёнка, у неё внутри имеется вода, в которой ребёнок растёт. Это вода почти точно такая же, как вода в море. И примерно такая же солёная. Женщина устраивает в своём теле маленький океан. И это не всё. Наша кровь и наш пот тоже солёные, примерно такие же солёные, как морская вода. Мы носим океаны внутри, в своей крови и в поту. И когда мы плачем, наши слёзы — это тоже океан.

Насчёт тех 50 тысяч… Не смог достать… Я привёз 75 тысяч!

Полторы тысяч лет назад, все знали что Земля была центром вселенной. Пятьсот лет назад, все знали что Земля плоская, а пятнадцать минут назад, ты знал что люди были единственными на этой планете. Представь что ты будешь «знать» завтра.

Надоели мне, брат, все человеческие слова… все наши слова — надоели! Каждое из них слышал я… наверное, тысячу раз…

Лучше испытать тысячу ударов судьбы, чем всю жизнь пропрятаться от судьбы в чулане.

— Сколько я могу ему уступить?
— Крайняя уступка – две тысячи. Самая крайняя – две тысячи двести. Если нельзя будет никак иначе – две тысячи пятьсот. Если ты увидишь, что перед тобой сумасшедший, – две шестьсот. Но тогда скажи, что мы будем проклинать его веки вечные.

Скучная у меня жизнь. Я охочусь за курами, а люди охотятся за мною. Все куры одинаковы, и люди все одинаковы. И живется мне скучновато. Но если ты меня приручишь, моя жизнь словно солнцем озарится. Твои шаги я стану различать среди тысяч других. Заслышав людские шаги, я всегда убегаю и прячусь. Но твоя походка позовет меня, точно музыка, и я выйду из своего убежища. И потом — смотри! Видишь, вон там, в полях, зреет пшеница? Я не ем хлеба. Колосья мне не нужны. Пшеничные поля ни о чем мне не говорят. И это грустно! Но у тебя золотые волосы. И как чудесно будет, когда ты меня приручишь! Золотая пшеница станет напоминать мне тебя. И я полюблю шелест колосьев на ветру…
Пожалуйста… приручи меня!

Наверное, одно из самых распространённых чувств — это чувство одиночества. Уверен, в данный момент тысячи людей чувствуют себя одинокими. Может быть, потому что тебя бросили, или ты не настолько самостоятелен, как думаешь, может быть, потому что думаешь, что должен был сделать что-то по-другому, а может, потому что ты не настолько хорош, как думал. В любом случае, даже на самом дне одиночества есть выход: ты можешь упиваться жалостью или плюнуть на неё. Это твой выбор. Признать, что мы не герои — уже героический поступок.

Люди замечают краски дня только при его рождении и угасании, но я отчётливо вижу, что всякий день с каждой проходящей секундой протекает сквозь мириады оттенков и интонаций.
Единственный час может состоять из тысяч разных красок.

Рванитесь же с гневом от всякой мрази,
Твердя себе с верою вновь и вновь,
Что только одна, но зато любовь
Дороже, чем тысяча жалких связей!

Разве делать то, к чему у тебя лежит душа, жить так, как ты хочешь жить, и не знать внутреннего разлада — значит исковеркать себе жизнь? И такое ли уж это счастье быть видным хирургом, зарабатывать десять тысяч фунтов в год и иметь красавицу жену? Мне думется, все определяется тем, чего ты ищешь в жизни, и еще тем, что ты спрашиваешь с себя и с других.

Допустимые потери, как изящно выражаются военные, планируя операцию, которая будет стоить лишь каких-то восемнадцать тысяч жизней.

— … Обычный аквариум объемом 2-2,5 тысячи литров…
— Как вы думаете, он мог передвинуть его незаметно?
— Он же фокусник, спросите у него!

В тысяча девятьсот шестьдесят шестом году Энди Дюфрейн сбежал из тюрьмы Шоушенк. От него остались только грязные тюремные тряпки, кусок мыла и старое кайло, стертое почти до основания. Помню, я подумал, что такой штукой можно прорыть туннель лет за шестьсот. У Энди на это ушло меньше двадцати лет.

— У тебя было свидание?
— Не свидание, а только секс.
— В чем разница?
— В полторы тысячи долларов.

Почему все устроено так глупо: можно спасти человека от любой неважной беды — от болезни, от равнодушия, от смерти, и только от настоящей беды — от любви — ему никто и ничем не может помочь… Всегда найдется тысяча советчиков, и каждый будет советовать сам себе. Да и потерпевший-то, дурак, сам не хочет, чтобы ему помогали, вот что дико.

— Я Доктор. Инопланетянин. Мне тысяча лет и у меня два сердца. И я не умею управлять самолётом! А ты?!
— Нет!
— Ух, ну ничего! Порулим вместе!

— Когда ты оставишь в покое прошлое?
— Посмотри на звёзды, Кларк. Некоторые из них погасли тысячи лет назад, но их свет только сейчас достиг нас. Прошлое всегда влияет на настоящее, я не могу этого изменить.

Наверное я слишком влюблён,
Я снова начал слушать Земфиру, листая твои фото в альбомах,
Вникая в тебя тысячу раз
Я слишком влюблён,
Ты в каждой моей мысли,
Ты вирус,
Я снова буду ждать тебя дома,
В бессмысленном поиске глаз.

Я любитель привидений. Я никогда не слыхал, чтобы мертвецы за шесть тысяч лет наделали столько зла, сколько его делают живые за один день.

— Когда мне скучно, я чувствую себя старой.
— И сколько же тебе сегодня?
— Мне тысяча лет!

Убей десяток, и ты — маньяк. Убей тысячу, и ты — герой войны.

Александр Македонский, Август Кесарь, Карл Великий и я сам основали громадные империи. А на какой основе состоялись эти создания наших гениальностей? На основе насилия. Один лишь Иисус Христос основал свою империю любовью… И будьте уверены, что все они были настоящими людьми, но никто из них не был подобен Ему; Иисус Христос больше, чем человек… На расстоянии тысячи восьмисот лет Иисус Христос предъявляет трудное для выполнения требование, превосходящее все другие требования. Он просит человеческого сердца.

Они вечно торопятся на работу, — я видел их тысячи, с завтраком в кармане, они бегут как сумасшедшие, думая только о том, как бы попасть на поезд, в страхе, что их уволят, если они опоздают. Работают они, не вникая в дело; потом торопятся домой, боясь опоздать к обеду; вечером сидят дома, опасаясь ходить по глухим улицам; спят с женами, на которых женились не по любви, а потому, что у тех были деньжонки и они надеялись обеспечить свое жалкое существование. Жизнь их застрахована от несчастных случаев. А по воскресеньям они боятся погубить свою душу. Как будто ад создан для кроликов!

… сам, сидящий без сна в 4 утра, со стаканом скотч-виски: весь мир — мертвая пустыня, собственный мозг — мертвая пустыня, и, о беби, до рассвета тысяча лет, целая вечность, а все колыбельные запрещены. Аннулированы.

Человечество обанкротилось биологически: рождаемость падает, распространяется рак, слабоумие, неврозы, люди превращаются в наркоманов. Они ежедневно заглатывают сотни тонн алкоголя, никотина, просто наркотиков, они начали с гашиша и кокаина и кончили ЛСД. Мы просто вырождаемся. Естественную природу мы уничтожили, а искусственная уничтожает нас… Далее, мы обанкротились идеологически – мы перебрали все философские системы и все их дискредитировали; мы перепробовали все мыслимые системы морали, но остались такими же аморальными скотами, как троглодиты. Самое страшное в том, что вся эта серая человеческая масса в наши дни остаётся той же сволочью, какой была всегда. Она постоянно жаждет и требует богов, вождей и порядка, и каждый раз, когда она получает богов, вождей и порядок, она делается недовольной, потому что на самом деле ни черта ей не надо, ни богов, ни порядка, а надо ей хаоса, анархии, хлеба и зрелищ. Сейчас она скована железной необходимостью еженедельно получать конвертик с зарплатой, но эта необходимость ей претит, и она уходит от неё каждый вечер в алкоголь и наркотики… Да чёрт с ней, с этой кучей гниющего дерьма, она смердит и воняет десять тысяч лет и ни на что больше не годится, кроме как смердеть и вонять. Страшно другое – разложение захватывает нас с вами, людей с большой буквы, личностей. Мы видим это разложение и воображаем, будто оно нас не касается, но оно всё равно отравляет на безнадёжностью, подтачивает нашу волю, засасывает… А тут ещё это проклятие – демократическое воспитание: эгалитэ, фратернитэ, все люди – братья, все из одного теста… Мы постоянно отождествляем себя с чернью и ругаем себя, если случается обнаружить, что мы умнее её, что у нас иные запросы, иные цели в жизни. Пора это понять и сделать выводы: спасаться пора.

Из-за кое-кого из так называемых сатанистов Кроули ежился. Дело было ни в том, что они делали, а в том, как они всю вину возлагали на Ад. Придумают какую-нибудь жуткую идеи, и за тысячу лет до такой демон не дойдет, темную, бессердечную гадость, что придумать может лишь полностью функционирующий человеческий мозг, затем проорут «Дьявол Заставил Меня Это Сделать», и симпатии судей будут на их стороне — при том, что Дьявол почти никогда людей не заставлял. Не надо было. Почему-то кое-кто из людей не мог этого понять. Ад не был основным хранилищем зла, не более, чем Небо, по мнению Кроули, не было хранилищем добра; они были просто сторонами в огромной космической шахматной игре. Настоящий-то источник, настоящая милость и настоящее великое зло, был в мозгу человеческом.

Сила её ненависти равна энергии тысячи солнц.

— Где приглашения?
— Приглашения?
— Приглашения! Четыре белые бумажки с вашими именами.
— Есть сто тысяч бумажек с портретом королевы. Сойдет?

— Я хочу умереть. <…> Я тысячи лет брожу по земле, я видел и делал все, что только возможно. Смотрел как все, что только мне известно обращается в прах. Снова и снова.
— Прямо, как будто…
— В аду? Да. Я ищу выход целую вечность…

— Эй, Габи.
— Я здесь, Карлос!
— Знаешь, я понял, почему с нами случилось столько всяких несчастий. Моя слепота, потеря денег.. Это карма. Мы были эгоистичными и жадными, и Вселенная велит нам быть лучше.
— Я нашла 118 тысяч в медвежонке Элли.
— Вселенная, пошла ты!

Из тысячи чувств, что будут в твоей жизни, только одно по-настоящему важное — то, которое оставляет след и впивается в сердце так сильно, что нельзя его вытащить.

— Я буду искать тебя в тысяче миров и десяти тысячах жизней, пока не найду…
— Я буду ждать тебя в каждой из них.

Море — это вечное движение и любовь, вечная жизнь.

Игрок жалеет обычно не о проигрыше, а о крушении надежд на выигрыш.

Природа ничего не создает без цели.

Запах — душа цветка.

Гений не имеет возраста.

Две ненавидящие друг друга правды способны родить тысячи видов лжи.

Тысячу раз мне хотелось сжать его руку, и тысячу раз я удерживала свой порыв. Я пребывала в смятении — мне хотелось сказать, что я его люблю, но не знала, как начать..

Двенадцать тысяч лун за одну луну когда-то, не слишком ли это много?

— Много ли вас?
— По дорогам, на заброшенных железнодорожных колеях нас сегодня тысячи, с виду мы — бродяги, но в головах у нас целые хранилища книг.

Мыслей тысячи вокруг? Бери светлые, мой друг!

— Я желаю… признаться.
— Ты желаешь признаться?
— Я спас вас. Я спас этот город и ваши ничтожные жизни. Нужно было позволить Станнису убить вас всех.
— Тирион! Ты желаешь признаться?
— Да, отец. Я виновен. Виновен. Ты же это хотел услышать?
— Ты признаешься, что отравил короля?
— Нет, в этом я не виновен. На мне есть более чудовищная вина. Я виновен в том, что я карлик.
— Тебя судят не за то, что ты карлик.
— О, наоборот. Меня судят за это всю мою жизнь.
— Тебе нечего сказать в свою защиту?
— Только одно, я этого не делал. Я не убивал Джоффри, но мне жаль, что я этого не сделал. Видеть, как умирает ваш злобный бастард, мне было приятнее, чем ласки тысячи лживых шлюх. Жаль, что я не то чудовище, которым вы меня считаете. Жаль, что у меня нет яда для всех вас. Я бы с радостью отдал жизнь, чтобы посмотреть, как вы корчитесь.
— Отведите заключенного в камеру.
— Я не собираюсь умирать за убийство Джоффри. Я знаю, что здесь правосудия мне не дождаться, так что пусть боги решают мою судьбу. Я требую суда поединком!

Если бы кто-нибудь в битве тысячекратно победил тысячу людей, а другой победил бы себя одного, то именно этот другой — величайший победитель в битве.

Новости эти я знал с детства: одна страна угрожает другой, кто-то кого-то предал, экономика переживает упадок, Израиль и Палестина за протекшие пятьдесят лет так и не пришли к соглашению, ещё один взрыв, ещё один ураган оставил тысячи людей без крова.

Тысячи людей умирают каждый день, но положи труп посередине улицы, так все начинают сходить сума.

Лишь одна из тысячи человеческих особей способна сопротивляться пошлости и уродству окружающего мира, оставаясь думающим человеком.

Знаешь ли ты, что письмо это я писала минимум тысячу раз?
Писала мысленно, писала на песке пляжа, писала на самой лучшей бумаге, какую только можно купить в Соединенном Королевстве, писала авторучкой у себя на бедре. Писала на конвертах пластинок с музыкой Шопена.
Я столько раз писала его…
Но так и не отослала.

— Что они с ним сделают? — спрашиваю я.
Прим говорит так, будто ей по меньшей мере тысяча лет:
— Все, что потребуется, чтобы сломить тебя.

В тебе пляшет нерожденная вселенная. Я касаюсь ладонью твоей груди, я чувствую ее. В тебе танцует предельно обнаженный, яростный мир. Он дышит в такт моему сердцебиению, но… Мое сердце — это хаотичность пульса, нервная аритмия жизни, больные судороги стареющего неба. Мир в тебе безумен. Мир в тебе принадлежит мне. Мир в тебе дрожит и прогибается под моей рукой, и линия горизонта рвется. Я смотрю в твои глаза. Сейчас в тебе восходит солнце. И, возможно, я тысячу раз не прав, когда тащу тебя за руку на крышу, где тяжелые звезды задевают мурчащим брюхом торчащие тут и там антенны. Когда веду тебя дышать дорогами, по которым люди ходили пешком еще тысячи лет до нас. Когда довожу скорость дней до предела, превосходя предел, чтобы отчаянно визжали тормоза настоящего. Когда закрываю глаза рукой и веду на свет, разрывая скуку каждым шагом. Когда слизываю с твоих губ этот монотонный плач, застрявший в апатии тишины. Когда сметаю со стола эти опостылевшие кастрюльки и мисочки, эту утварь бытовухи, чтобы целовать в горло, чтобы превратить пошловатость секса в инструмент созидания, чтобы вскрыть нарыв усталости и сотворить из тела новую форму чувственности и страсти. Когда я краду тебя из душного офиса, чтобы сбежать из города и увидеть, как тысячи птиц поднимаются с земли. Возможно, я не прав, возможно, в этой размеренной каждодневности тебе тепло и уютно, а рядом со мной — бросает то в жар, то в холод. Возможно, это так. Но в тебе пляшет, безумствует и хохочет вселенная. Я чувствую ее. А это значит, что настало время стать для нее рождением. Как всегда, не уточняя цены. И завтра, когда ты проснешься, мир станет тесен.

Каждый день ты забываешь тысячу мелочей. Пусть это будет одна из них.

Риск одного приключения дороже тысячи дней благополучия и комфорта.

Пожалуй, не существует более важной черты характера, чем твёрдая решимость. Человек, который хочет стать великим или, так или иначе, оставить след в этой жизни, должен решиться не только преодолеть тысячу препятствий, но и победить, несмотря на тысячу неудач и поражений.

Для мудреца вокруг тысяча загадок, для глупца или полузнайки — все ясно.

— Я люблю тебя.
— А я тебя в три тысячи раз больше.

Клаудия, дорогая моя сестра. Я в Акре уже неделю, в безопасности и бодром расположении духа, но готовый к худшему. Те, кто дали мне пищу и кров, рассказали, что по дороге в Масиаф во всю хозяйничают разбойники и наёмники с чужих земель.
Я пока не знаю, что всё это значит. Когда 10 месяцев назад я покинул Рим, я сделал это с одной целью — найти то, что не успел найти отец. В письме, написанном за год до моего рождения, он говорил о библиотеке под замком Масиафа — о вместилище огромной мудрости.
Что же будет ждать меня там? Кто меня там встретит? Толпа тамплиеров, чего я опасаюсь больше всего? Или же шелест ветра — и ничего более? Уже 300 лет Масиаф не был ассассинам их домом — сумеем ли мы вернуть его себе вновь? Будут ли нам рады?
Хм… Меня так измотала эта битва, Клаудия. Не потому, что я устал сражаться. Похоже, наша борьба движется лишь в одном направлении — к хаосу. Сегодня у меня больше вопросов, чем ответов, и потому я и зашел так далеко — чтобы обрести ясность и знания, оставленные Альтаиром. Я хочу знать цель нашей борьбы и понять своё место в ней..
Клаудия, если со мной что случитстя — если меня одолеют враги, или амбиции собьют меня с пути — не ищи ни правосудия, ни мести, но продолжай поиски истины ради всеобщего блага.
Историй, подобных моей, тысячи, и мир не рухнет, если одна из них оборвётся.

Не бывает ничего плохого за двадцать тысяч рублей в месяц. Из плохого за двадцать тысяч рублей в месяц бывает только работа.

Аварийный выход на высоте 30 тысяч футов. Иллюзия безопасности..

Жизнь не имеет смысла. Смысл — это всегда несвобода, смысл — это жесткие рамки, в которые мы загоняем друг друга. Говорим — смысл в деньгах. Говорим — смысл в любви. Говорим — смысл в вере. Но все это — лишь рамки. В жизни нет смысла — и это ее высший смысл и высшая ценность. В жизни нет финала, к которому ты обязан прийти, — и это важнее тысячи придуманных смыслов.

Они привыкли к дождю. Дождь — часть их жизни. Вечный дождь. Если захочется заплакать, не заплачешь. Слишком много вокруг воды. Такая жизнь делает петербуржцев очень сильными и невосприимчивыми к катаклизмам. Их не удивишь соплями. Они мечтают о солнце, о деньгах, о белом самолете, летящем к белому песку на далеком пляже. А по ночам они танцуют в свете тысяч маленьких, ярких, солнечных лучей… Улыбаются, целуются, отдаются друг другу, играют в любOFF.

Никого не волнует, чего ты хочешь, когда на кону стоят тысячи жизней.

Больнее всего наблюдать как то, за что боролся ты или твои предки не жалея себя, безжалостно рушат люди с раздутым самомнением, давшие себе право вершить судьбу тысяч людей.

Твои друзья в первую же минуту, как вы встретитесь, будут знать тебя лучше, чем все прочие могли бы узнать тебя через тысячу лет.