Цитаты про тепло

Растерзана сквозным обманом, чистейшая твоя душа. Не лечат муки сердца раны ни ласки рук, ни горсть тепла.

Без зимних морозов нет радости от весеннего тепла. И, кстати, морозами тоже можно наслаждаться.

… Но я смутно чувствовал, что она стремилась победить что-то неизвестное мне и что это совершалось именно в это мгновение. Вода предстала перед ней в роли судьбы, вопроса и ответа, и она сама должна была преодолеть то, что стояло перед ней. Так поступает каждый, и самое большее, что может сделать другой, — быть рядом на тот случай, когда потребуется немножко тепла.

Коснись я света, обожгусь ли? Пролью ли я слезы из—за этого тепла?

Копыта у лошадей потеют – к теплу.

Весна задержалась на месяц, и я до сих пор топлю. Скулы холмов покрыты щетиной леса. Разбивая лед, на пустынном шоссе колеса приучают выбоины к теплу. Общая гамма пейзажа под цвет пальто. Солнце прячется в облако только выйдет. Человек есть в конечном счете то, с чем он считается, что он видит.

Демоны ищут тепла и участья.
Предаюсь огню, разрываюсь на части,
Оставляя ожоги и ноющие порезы…
Всё равно ты ранишь сильней,
Чем стекло и железо… FlёurЛегион

В морозную новогоднюю ночь страшен не холод, а отсутствие человеческого тепла.

Цветок в тепле и зимой цветет.

Домашний очаг, согретый теплом верного друга, делает человека неуязвимым.

Ночь скрадывала ставшие знакомыми очертания улицы. Воздух был влажным и прохладным, но уже нес с собою обещание скорого тепла. Джин любила летние ночи именно за то, что они были теплыми. Весенние ночи она любила за то, что они были полны обещаний. Они обещали лето, стрекот цикад, звезды над головой, благословенную прохладу после наполненного зноем дня. И сердце могло радостно биться, убаюканное верой в лето.

Но, глядя в окна на мир, обделенный теплом, занесенный метелью, Я снова лягу спать рядом с замерзшей луной.

В город вернулись теплые дни. Они возвратились с удвоенной лаской, как возвращаются неверные жены. Целый день по небу шлялись легкомысленные, беспокойные облачка, а сухие, по осеннему поджарые листья густо лежали на земле молча, без шороха. Несколько дней город, казалось, находился в теплом и каком—то блаженном обмороке, он предавался осени, этой изменчивой лгунье, и не верил, не хотел верить в скорое наступление холодов…

Погоды стоят какие—то странные: мало того, что жара несусветная, так еще и тепла хочется.

Кто учит птиц дорогу находить,
Лететь в ночи, лететь в ночи по звездам?
И нет сетей им путь загородить
К давно забытым гнездам. Любовь ли их в дорогу позвала,
В дорогу позвала, где так недолго лето?
Зачем летят из вечного тепла, из вечного тепла? —
Мне не узнать об этом.

Человек, не знавший тепла и ласки, сам вырастает черствым и замкнутым. Это не его вина, а его беда: его просто не научили любить.

Вам хорошо, вы одиноки. Все это, конечно, так — одинокий человек не может быть покинут. Но иногда по вечерам эти искусственные построения разлетались в прах, а жизнь превращалась в какую-то всхлипывающую, мечущуюся мелодию, в водоворот дикого томления, желания, тоски и надежды все-таки вырваться из бессмысленного самоодурманивания, из бессмысленных в своей монотонности звуков этой вечной шарманки. Неважно куда, но лишь бы вырваться. О, эта жалкая потребность человека в крупице тепла. И разве этим теплом не могут быть пара рук и склоненное над тобой лицо? Или и это было бы самообманом, покорностью судьбе, бегством? Да и разве вообще существует что-то, кроме одиночества?

А ждет ли любовь? Ну конечно, ждет! И нежности ждет, и тепла, но только… Подсчетов бухгалтерских не ведет: “Отдано столько-то, взято столько”.

Отправная точка любого достижения — желание. Держите это постоянно в своей памяти. Слабые желания приносят слабые результаты, так же, как небольшое количество огня дает небольшое количество тепла.

В Москве такой недостаток человеческого тепла, что некоторые компенсируют его атомобильным подогревом.

Я не находился на грани смерти. Мой организм не кишел ни раковыми клетками, ни паразитами. Я был сосредоточением тепла всего, что есть живое на этом свете.

– Ах, Ник, если б ты знал, как мне приятно видеть тебя за этим столом. Ты похож на… на розу. Ведь правда? – обратилась она к мисс Бейкер за подтверждением. – Он настоящая роза. Это был чистый вздор. Во мне нет ничего, даже отдаленно напоминающего розу. Она сболтнула первое, что пришло в голову, но от нее веяло лихорадочным теплом, как будто душа ее рвалась наружу под прикрытием этих неожиданных, огорошивающих слов.

Счастье как красивое пальто с подкладкой в виде лохмотьев. Когда в него кутаешься, в любой момент оно может рассыпаться на мелкие кусочки, а ты остаешься в одной ветоши, обещавшей столько тепла.

Весна – прекрасное время для новых начинаний. Природа оживает, и мы просыпаемся вместе с ней. Создавайте в своей жизни приятные детали. Радуйте себя и близких. Ищите ресурсы, напитывайтесь теплом и солнцем. Создавайте в рисунке своей жизни красивые и добрые фрагменты, наполняйте общую картину приятными вам красками, закрашивайте то, что не нравится. Рисуйте поверх то, что вам интереснее. Вы же творцы собственного счастья.

Отапливать спальни англичане считают вредным и потому спят в теплом нижнем белье под множеством одеял, предварительно нагрев постель с помощь грелок. Англия — единственная страна, где на ночь не раздеваются, а одеваются.

Хорошо чувствуешь себя в своей шкуре, пока есть человек, который эту шкуру гладит, согревает её своим теплом.

Потребность Женственной женщины в Успешных Отношениях выше, сильнее потребности в ее отдельном от отношений, личном благополучии. Потребность в уюте, тепле, хорошей атмосфере в отношениях, в общих Духовных потребностях оказываются выше собственных эгоистичных потребностей. Интересы Женственной женщины совпадают с интересами отношений.

Как я устал! А хочется банального тепла, какого-то уюта, взгляда ласкового.

— Ты мешаешь мне правильно реагировать на те порции света и тепла, которые исходят от солнца лично для меня…

Позволь мне пригласить тебя на танец, на этот странный урок любви и доверия, учащий различать в бесконечно сером цвете, вобравшем в себя позднее небо, мириады новых оттенков. Позволь мне пригласить тебя на танец и, повинуясь музыке, провести пальцами по твоей щеке, даря опыт тепла и чувственности, уравновешивающий иной, горький опыт тоски и одиночества. Позволь мне пригласить тебя на вальс, доверь моим рукам своё точеное, всё более жадно впитывающее свет и движение тело, и разреши напомнить подзабытое за давностью, скудностью и тяжестью времён ощущение полёта. Позволь мне пригласить тебя на танец, смешать пульсирующую в венах кровь и пульсирующий в воздухе звук, наклониться и губами оставить на твоей шее отпечаток новорожденной тайны. Позволь мне пригласить тебя на танец. А когда он закончится, и стихнет скрипка, и упадёт небо, я сам выну из твоих волос запутавшийся в них обрывок облака.

Не завидуя сонму чужих забот
и теплу чужого жилья,
между вами такой же один живет
человек по имени я.
И любой другой, кого ни возьми,
пекарь, лавочник, почтальон,
для него, как водится между людьми,
человек по имени он.
И мелькают бликами тысячи лиц,
и смотрит Бог с высоты,
как он ищет по всем сторонам земли человека по имени ты.
А найдет – сколь чудны дела Твои! –
и свет родится из тьмы,
когда родятся из тех двоих
двое по имени мы.
Дай им Бог, и ангел над ними рей,
и храни их, ангел, от всех скорбей,
да минует их судьба моя,
человека по имени я.

Как вспомнишь обо мне, посылай мне лучик тепла и света, а потом сразу забудь…

Сейчас все хотят тепла, уюта и покоя. Но отрава бродяжничества уже в крови. И никакого покоя дома они не обретут. Снова начнет тревожить вечное влечение дорог — едва просохнет одежда и отмоется грязь из под ногтей. Я это знаю точно.

Странно, как всё, к чему прикасается тело — постель, белье, даже ванна, — лишившись человеческого тепла, мгновенно мертвеет. Утратив тепло, вещи становятся отталкивающими.

Плакать легко, когда ты ничего не видишь, окруженный чужим теплом, когда понимаешь: чего бы ты ни достиг в этой жизни, все рано или поздно станет прахом.

Бывает, что женщине много тепла не надо, бывает, она и дымком согревается.

Вот время было, помню: таким казался мир огромным,
И те, кто стал теперь посторонним, вспоминается с теплом мне.

Джефи достал пакетик чая, китайского, сыпанул в жестяной чайничек, попутно разводя костер, для начала маленький – солнце еще светило на нас, – укрепил в камнях длинную палку, подвесил котелок, вскоре вода закипела, чай был заварен, и мы стали пить его из жестяных кружек. Я сам набирал воду из источника, холодную и чистую, как снег, как хрустальные веки вечных небес. Никогда в жизни не пил я такого чистого и свежего чая, его хотелось пить еще и еще, он превосходно утолял жажду и растекался теплом по телу.
– Теперь понимаешь, почему на Востоке так любят чай, – сказал Джефи. – Помнишь, я рассказывал про эту книгу: первый глоток – радость, второй – счастье, третий – спокойствие, четвертый – безумие, пятый – экстаз.

Я всегда оставляю одну ногу наружу, люблю холод, и его границы с теплом. А он все время накрывает ту самую ногу. Нет у нас взаимопонимания.

Кошка в человеке вообще не нуждается. Она в чем нуждается? В тепле, в пище. Это да. Сам человек ей совершенно не нужен. Кошка, я бы сказал, человека презирает. Она его умнее. Человеку кажется, что он держит кошку, а на самом деле, это она его держит.

Она красива, а все красивое доставляло ему удовольствие; и, наконец, — в этом он меньше всего склонен был себе признаться, — она сама заполняла пустоту в его жизни, которую не мог заполнить бог, потому что она живое любящее существо, способное ответить теплом на тепло.

Я всегда клала с собой куклу: каждое человеческое существо должно что-нибудь любить, и, за неимением более достойных предметов для этого чувства, я находила радость в привязанности к облезлой, дешёвой кукле, скорее похожей на маленькое огородное пугало. Теперь мне уже непонятна та нелепая нежность, которую я питала к этой игрушке, видя в ней чуть ли не живое существо, способное на человеческие чувства. Я не могла уснуть, не завернув её в широкие складки моей ночной сорочки; и когда она лежала рядом со мной, в тепле и под моей защитой, я была почти счастлива, считая, что должна быть счастлива и она.

Никто меня не знает.
И когда я, прямо у себя дома, среди родных и близких, самых близких и родных людей, у себя на диване, вроде бы в тепле и уюте, не знаю, как мне жить, и корчусь на этом диване от того, что никак не могу найти позу, чтобы вот такую вот позу найти и в ней замереть, чтобы была такая поза, чтобы хотя бы какое-то время не чувствовать боли, боли от того, что я не знаю, как мне жить.
А это ведь такая боль, которой так много, она же не помещается во мне, и с этой болью к врачу-то не пойдешь, не сможешь сформулировать, что болит. И никому не можешь, даже из самых близких и родных, объяснить, что же со мной происходит. … какая-то там душа, что-то там болит.
Вот в каком смысле меня никто не знает.