Цитаты про Париж

Париж — населенная пустыня; провинциальный город — пустыня без одиночества.

Париж. Вот где стоит обедать. Обед не обед, если ты не в Париже и не проторчал в ресторане так долго, что официанты уже принялись многозначительно стучать по табличке «Мы закрыты» у входа. И вежливо покашливать. Ах, никто не кашляет так вежливо, как парижские официанты.

Париж — город для тех, кто влюблен.

Француз: — Лентяи!
— Может мы и лентяи, но твоего Наполеона до самого Парижа гнали.

— Кстати, насчет панталонов — в Париже такие доспехи уже не носят.
— А какие… Об этом неприлично говорить!
— Вас смущает то, что я говорю об этом, а не то, что я об этом знаю?

Ехать с женой в Париж все равно, что ехать в Тулу со своим самоваром.

Побывала я в Париже, в Вене, в Лондоне – и всюду одна да одна, и тут оказалось: быть одной в Париже ничуть не лучше, чем в Гринтауне, штат Иллинойс. Все равно где – важно, что ты одна. Конечно, остается вдоволь времени размышлять, шлифовать свои манеры, оттачивать остроумие. Но иной раз я думаю: с радостью отдала бы острое словцо или изящный реверанс за друга, который остался бы со мной на субботу и воскресенье лет эдак на тридцать.

Париж — это предмет зависти для тех, кто никогда его не видел; счастье или несчастье (смотря как повезёт) для тех, кто в нём живёт, но всегда — огорчение для тех, кто принуждён покинуть его.

У нас хотя и не Париж, но милости просим к нашему шалашу.

У нас хотя и не Париж, но милости просим к нашему шалашу.

— Сколько их еще осталось?
— По подсчетам периписи населения — около миллиарда.

Корабль, как баба. Без шампанского ничего не получится.

Париж…. это страсть. Париж — это праздник, это песня, это чувство. Но Париж — это и работа, метро. Париж — это блеск и нищета, трущобы. Париж — город с тысячей лиц.

Париж — город для тех, кто влюблен.

Париж — единственный в мире город, где можно отлично проводить время, ничем, по существу, не занимаясь.

В Париже только больные обедают у себя в номере.

Вот, что нужно сделать в первый день в Париже: должен идти дождь, не дождичек, а самый настоящий сильный дождь. Найди себе милую спутницу и прокати её на такси по Булонскому лесу. Дождь очень важен. Во время дождя Париж пахнет лучше всего. Это запах влажных каштанов.

— Париж! Скажем так — куда бы ты потом не поехал, Париж — это праздник, который всегда с тобой.
— Красиво сказано!
— Это Хэмингуэй, он всегда искусно обращался со словами, впрочем, как и с женщинами.
— Так что Генри Морган посоветует посмотреть в Париже?
— По моему, лучшее, что можно сделать в Париже — заблудиться в нем. Проснуться, пойти, куда глаза глядят, и заблудиться…. Бродить по улицам, пока не устанешь так, что упадешь в ближайшем кафе и закажешь что-нибудь изумительное со стаканчиком вина… Потом вернуться домой, а назавтра — все по новой. Правда, это сработает как надо только если быть в компании кого-то очень тебе дорогого.

В Париже в первый же день привыкаешь к мысли, что все цивилизованное человечество объясняется исключительно по-французски, к вечеру смиряешься с тем, что лично ты больше не являешься его неотъемлемой частью, а уже на следующее утро начинаешь этим наслаждаться, в очередной раз обнаружив, что возможность не разбирать звучащую вокруг человеческую речь — ни с чем не сравнимое удовольствие.

Это Париж, Коко, здесь каждый пробивается локтями. Тут надо показывать кто ты есть на самом деле!

… Париж. Здесь даже мысли рождаются не привычно лаконичные, а приправленные легким флером поэзии.

Листая календарные листы, сезоны года, города и судьбы людей, мы остаёмся собой. И от себя никуда не убежать: ни в осень, ни в Париж, ни в любовь.

Если к Вам не прижимаются в метро, это не значит, что метро в Париже не существует.

— Умоляю, уедем в Париж, у меня там муж, он нас приютит.
— Нет, Анна Васильевна, простите.
— Но почему?
— Я должен помочь генералу Капелю. Просто я волнуюсь, где он. Фильм скоро закончится, хоть бы к титрам успел.

Будь вы бродягой-путешественником, будь вы домоседом и не расставайтесь весь век со своим камельком да со своей супругой, всё равно приходит возраст, когда вся жизнь — только привычка к излюбленной среде. И тогда счастье состоит в упражнении своих способностей применительно к житейской действительности. А кроме этих двух правил, все остальные — фальшь. У меня вот принципы менялись сообразно обстоятельствам, приходилось менять их в зависимости от географических широт. То, что в Европе вызывает восторг, в Азии карается. То, что в Париже считают пороком, за Азорскими островами признается необходимостью. Нет на земле ничего порочного, есть только условности, и в каждом климате они различны.

— Знаешь, в детстве я думал, что вот это — линии для передачи мыслей на расстоянии. Мне даже казалось, что я слышу чьи-то голоса. Вот, допустим, тот, кто сейчас в Париже, думает о том, кто сейчас в Москве. И тот, в Москве, это чувствует и думает о том, кто сейчас в Париже. А я слышу их здесь, в поле… Это было очень важно для меня. А потом мне сказали, что это просто электрические провода.
— И что?
— И это перестало быть для меня важным. А жаль…

Все мечтают о Париже, высоких каблуках и модных шмотках. А мне бы натянуть старые потёртые джинсы, махнуть к дедушке на дачу, слопать всю клубничку с грядки, и навернуть дешёвого пломбира с бабушкиным вишнёвым варением. Не там вы счастье ищете. Не там.

— А что мы делаем в этой комнате? Занимаемся любовью?
— Я бы сказал, что мы слегка трахаемся.

Париж — город для тех, кто влюблен.

От Парижа до Находки с водкой лучше, чем без водки!

Никакой сюжет не может быть ужасным, если история правдива, если проза чиста и искренна.

Знаете, ностальгия — это отрицание. Отрицание тягостного настоящего…

Вот говорят : «Увидеть Париж и умереть!» . Зачем переплачивать?! Смоленск реально ближе!

Париж — это настоящий океан. Бросьте в него лот, и все же глубины его вам не узнать. Обозревайте и описывайте его, старайтесь как угодно: сколько бы ни было исследователей, как ни велика их любознательность, но в этом океане всегда найдется не тронутая ими область, неведомая пещера, жемчуга, цветы, чудовища, нечто неслыханное, упущенное водолазами от литературы.

Они не понимают, как им повезло. Они ходят, дышат, бегут. Не понимают, какое это счастье… беззаботно бродить по Парижу… Я завидую, потому что они живы.

Вся Европа составила бы один народ, одно семейство. Везде были бы одни законы, одни деньги, одна мера весов. Я бы потребовал, чтобы не только моря, но и все реки были бы открыты для всеобщей торговли, чтобы войска всех держав ограничились одной Гвардией Государей. Своего сына я сделал бы соцарствующим императором. Кончилось бы мое диктаторское правление и началось бы конституционное. Париж стал бы столицей мира.

Главная обезьяна в Париже напяливает на себя новую шляпу, и обезьяны всего мира делают то же самое.