Цитаты про натуру

В иных натурах, нежно и тонко чувствующих, бывает иногда какое-то упорство, какое-то целомудренное нежелание высказаться и выказать даже милому себе существу свою нежность не только при людях, но даже и наедине; наедине еще больше; только изредка прорывается в них ласка, и прорывается тем горячее, тем порывистее, чем дольше она была сдержана.

Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который желтым чеботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства. Но у последнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства. И проснется оно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело. Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество! Уж если на то пошло, чтобы умирать, — так никому ж из них не доведется так умирать!.. Никому, никому!.. Не хватит у них на то мышиной натуры их!

Изображая что-либо, мы берём на себя громадную ответственность — понять натуру и изобразить её возможно цельнее.

Настоящему жмоту натуру не пересилить. Такой даже из двух зол большее заграбастает.

Чтобы оценить семейное счастье, необходимо терпение; нетерпеливые натуры предпочитают несчастье.

Неприятная привычка человеческой натуры называть судьбой исключительно ее удары.

волк меняет шерсть,а не натуру

«Привычка — вторая натура.»

О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет.

Каждая женщина – бунтарь по натуре, причем бунтует она исключительно против себя самой.

Вежливость — это такое качество человеческой натуры, которое помогает не замечать поломанной калитки, но обращать внимание на цветы за этой калиткой.

Опасное дело — убедить человека, что он во всем подобен животному, не показав ему одновременно и его величия. Не менее опасно — убедить в величии, умолчав о низменности. Еще опаснее — не открыть ему глаза на двойственность человеческой натуры. Но поистине благотворно показать обе стороны.

Будущее, как мне кажется, принадлежит тем, кто умеет тонко чувствовать, а не волевым натурам.

Привычка к сдержанности в суждениях — привычка, которая часто служила мне ключом к самым сложным натурам.

Нет людей более грубых, чем чересчур утонченные натуры.

— И теперь желание смерти было необратимо. Я окунул лицо в шампанское Дон Периньон и захлебнулся.
— Вы сидите тут живой…
— Ну, Дон Периньон штука не дешевая, я купил слишком мало, чтобы захлебнуться.
— Так вас спасла ваша жмотская натура?

Еще не изменив, женщина уже сочувствует самой себе. В этом вся нежность её натуры.

Она была верна только неверности собственной натуры, как ни парадоксально это звучит.

Неужели все мы звери в глубине натуры своей? И красивыми словами, нарядами и манерами лишь маскируем свои низменные инстинкты? Говорят, дай мы волю подлинным своим желаньям, вцепимся друг другу в глотки, и кровожадности нашей не найдется равной в истории.

Впрочем, грубым натурам не свойственно много размышлять. Невежество и корысть плохо сочетаются с богатым воображением. Невежды живут настоящим, мало заботясь о будущем. Безмятежность их существования может нарушить только неожиданное потрясение.

Основная черта человеческой натуры, думается мне, есть легкомыслие. А в особенности натуры активной и действенной. Легкомыслие помогает жить. Без легкомыслия не было бы оптимизма, а не будь оптимизма, нечем было бы поддержать бодрость духа и волю к жизни. Легкомыслие дает уверенность, развертывает крылья, порождает надежду.

У нас всех есть две жизни. Вторая начинается, когда ты понимаешь, что она только одна. Так что я просто не трачу времени зря. А что касается негатива, то, с моей точки зрения, это как закрывающие солнце проплывающие облака. И… всё это пройдёт, это же просто чувства. Важно не зацикливаться на них. Просто двигаться дальше сквозь них. Есть столько… Может, у меня такая натура, но в жизни так много всего удивительного.

Я восхищался собственной натурой, а ведь всем известно, что это большое счастье, хотя для взаимного успокоения мы иногда делаем вид, будто осуждаем такого рода чувство, называя его самовлюбленностью.

Судят за черты характера. Осуждают за свойства натуры.

Он был добр, но держался так замкнуто, что слыл суровым и высокомерным.
Люди охотно позволяют возвышаться над ними, но никогда не прощают тех, кто не опускается до их уровня. Поэтому к чувству восхищения, которое вызывают в них сильные натуры, всегда примешана доля ненависти и страха. В безудержном благородстве люди всегда видят молчаливое порицание себе и никогда не простят этого ни живым, ни мёртвым.

Привычка – вторая натура

Везёт же тем, у кого привычек много. У таких вторых натур хоть отбавляй.

Величественные натуры страдают от сомнений в собственном величии.

Одной из странностей этой гордой, независимой натуры была способность с необычайной быстротой запечатлевать в своем мозгу всякое новое сведение, но редко признавать заслугу того, кто его этим сведением обогатил.

— Значит, горя будет много?
— Если останешься такой, как сейчас, — а я убеждена, что останешься. — горя будет достаточно. Есть натуры, которые впитывают горе обильнее, чем радость, а ты из их числа.

Натура мелкая одержала победу над глубокой натурой — пример тирании более слабого над более сильным. А это, как я писал в одной из своих пьес, «единственная форма тирании, от которой избавиться невозможно».

Обожаю простые удовольствия. Это последнее прибежище для сложных натур.

Благо тому, кто тверд по натуре и гибок по здравому рассуждению.

Одним из самых драматических свойств человеческой натуры является наша склонность откладывать на будущее осуществление своих планов.

Люди же по натуре своей таковы, что не меньше привязываются к тем, кому сделали добро сами, чем к тем, кто сделал добро им.

Любовь для высоконравственной натуры

то же, что Солнце для Земли.

Вы никогда не задумывались, что у человека порой есть всё необходимое. Ему остаётся только жить и радоваться жизни. Но у людей странная натура, они этого не видят, не замечают или просто не хотят видеть. Зачастую мы воспринимаем многое как должное.

Я по натуре оптимист. Все будет хорошо, а дату лучше не уточнять.

Ты прикрываешься наркотиками, чтобы все думали, будто у тебя очень глубокая и ***нно сложная натура. Ты жалок и невыносимо скучен.

Вежливость — это такое качество человеческой натуры, которое помогает не замечать поломанной калитки, но обращать внимание на цветы за этой калиткой.

Критика бесполезна, потому что она заставляет человека обороняться и, как правило, стремится оправдать себя. Критика опасна, потому что наносит удар по его гордыне, задевает чувство собственной значительности и вызывает у него обиду. Человеческой натуре свойственно обвинять кого угодно, только не себя. Все мы таковы. Поэтому когда завтра мы захотим кого-либо покритиковать, то давайте подумаем о том, что критика подобна почтовым голубям, которые всегда возвращаются домой.

Самые умные люди, как и самые сильные, находят счастье в том, где другие нашли бы только катастрофу: в лабиринте, в суровости по отношению к себе и другим, в трудностях. Они наслаждаются властью над собой: для них аскетизм становится второй натурой, необходимостью, инстинктом.

Некто сказал:
— Не надейся на вспыльчивого друга, даже если по натуре он добрый человек.

В иных натурах, нежно и тонко чувствующих, бывает иногда какое-то упорство, какое-то целомудренное нежелание высказаться и выказать даже милому себе существу свою нежность не только при людях, но даже и наедине; наедине еще больше; только изредка прорывается в них ласка, и прорывается тем горячее, тем порывистее, чем дольше она была сдержана.

— Интуиция и знание женской натуры говорят мне, что ты в раздумьях.
— Не думала, что свадьба сорвётся… Так замуж хочется.

Любовь похожа на море, которое пошляки упрекают в однообразии, бросив на него беглый и небрежный взгляд, тогда как натуры избранные могут провести всю жизнь, любуясь морем, без конца открывая в нем чудесные перемены и не уставая им радоваться.

Единственное, что нам доподлинно известно о человеческой натуре, — это что она меняется. Изменчивость — единственное предсказуемое её свойство.

Спасать можно человека, который не хочет погибать; но если натура вся так испорчена, развращена, что самая погибель кажется ей спасением, то что же делать?

Я — Скорпион, увлекающаяся натура, у меня мерзкий и скорее неуживчивый характер. Отсюда многие мои неприятности в жизни.

У глупых низменных натур ярость проявляется таким же отвратительными признаками, как и опьянение.

Она богато одарённая натура, способная сильно чувствовать. В ней есть что-то поэтическое, какая-то душевная тонкость, недоступная понимаю толпы. Он и сам не совсем понимал, что это такое, но угадывал в девушке богатый внутренний мир, а это увлекло бы кого угодно на месте Брэндера, хотя ум Дженни был ещё неразвит и ей не хватало жизненного опыта. «Необыкновенная девушка», — думал он, мысленно вновь видя её перед собой.

— Тебе только кажется, будто знаешь меня. Не забывай — я натура сложная!
— Ты циник, свинтус, бабник и лжец. И ничего, поверь, ничего сложного в тебе нет.

Для тебя нет разницы между правдой и выдумкой. Ты всегда играешь. Эта привычка — твоя вторая натура. Ты играешь, когда принимаешь гостей. Ты играешь перед слугами, перед отцом, передо мной. Ты не существуешь. Ты — это только бесчисленные роли, которые ты исполняла. Я часто спрашиваю себя: была ли ты когда-нибудь сама собой или с самого начала служила лишь средством воплощения в жизнь тех персонажей, которых ты изображала.

Величественные натуры страдают от сомнений в собственном величии.

Таковы все женщины, — заметил Дон Кихот. — Отличительное свойство их натуры — презирать тех, кто их любит, и любить тех, кто их презирает.

Сопереживать страданиям друга может всякий, а вот успехам — лишь натура необычайно тонкая.

Бывают «концертные» натуры — они каждую минуту своего присутствия превращают в шоу. Тебе остаётся только подыгрывать или, как зрителю, тупо ждать антракта. А есть такие — всё больше молчат, но к их молчанию хочется прислониться лбом или щекой.

Человеческая натура проявляется только перед лицом смерти.

Есть дающие натуры и есть воздающие.

Человек по натуре актер, хороший или плохой — это не важно. И ему никто уже не сможет помочь, когда его талант умирает.

Знание не перерождает человека: оно только изменяет его, но изменяет не в одну всеобщую, казенную форму, а сообразно натуре этого человека.

Впрочем, опыт бывает различным и обращается на пользу или во вред в зависимости от натуры человека. Хорошая натура созревает, плохая — растлевается.

Странности… Нет никаких странностей. Есть просто неровности. Внешние проявления непостижимой тектонической деятельности в глубинах человеческой натуры, где разум насмерть бьется с предрассудками, где будущее насмерть бьется с прошлым. А нам обязательно хочется, чтобы все вокруг были гладкие, такие, какими мы их выдумываем в меру нашей жиденькой фантазии… Чтобы можно было описать их в элементарных функциях детских представлений: добрый дядя, жадный дядя, скучный дядя. Страшный дядя. Дурак.

— Здравствуйте, Офицер. Рады новой встрече.
— Ага.
— У нас выдался убойный денек.
— В натуре, убойный.
— Сидели мы в домике, никого не трогали, кое-что чинили в новом домике.
— В новом!
— И вдруг, откуда не возьмись, ребятишки принялись убивать себя по всей моей грядке.
— Вот этот прыгнул башкой прямо в дробилку для щеп, э… там на полянке.
— А вон там еще один проткнул себе копьём желудок насквозь.
— Прямо насквозь.
— Не знаю, может у вас часто такое, но мы напуганы до усрачки.
— ДО УСРАЧКИ!

Опасное дело — убедить человека, что он во всем подобен животному, не показав ему одновременно и его величия. Не менее опасно — убедить в величии, умолчав о низменности. Еще опаснее — не открыть ему глаза на двойственность человеческой натуры. Но поистине благотворно показать обе стороны.

Верность — в натуре женщины. Ей положено любить одного-единственного, слепо, нежно и вечно.