Цитаты про меру

И вообще, самый лучший мужчина в жизни — это кот.
Ласковый,нежный,мягкий, любящий в меру наглый и самодовольный…

По мнению Тайлера, если Бог обращает на тебя внимание, потому что ты ведешь себя плохо, то это все же лучше, чем если ему вообще на тебя наплевать. Возможно, потому что Божья ненависть все же лучше Божьего безразличия.
Если у тебя есть выбор – стать врагом Бога или стать ничтожеством, — что выберешь ты?
По мнению Тайлера Дердена мы – нежеланные дети Божьи. Для нас в истории не оставлено места.
Если мы не привлечем к себе внимания Бога, то у нас нет надежды ни на вечное проклятие, ни на искупление грехов.
Что хуже: ад или ничто?
Мы можем обрести спасение, только если нас поймают и накажут.
— Сожги Лувр, — повторяет механик, — и подотрись «Моной Лизой». Так, по крайней мере, Бог будет знать твое имя.
Чем ниже падешь, тем выше взлетишь. Чем дальше уйдешь от Бога, тем больше он будет желать, чтобы ты вернулся.
— Если бы блудный сын никогда не вернулся в отчий дом, — говорит автомеханик, — тучный телец был бы все еще жив.
Того, что ты исчислен вместе со звездами небесными и песком на берегу моря, еще мало.

Автор: Преподобный Иоанн Лествичник – Причиной различия в раздаянии Божественных благ служит мера веры каждого.

Ни насыщение, ни голод и ничто другое не хорошо, если переступить меру природы.

Быть служанкой сложно, быть принцессой легко, быть королевой, по крайней мере, имеет смысл. – статусы и цитаты про королев, принцесс

Cо служанками легко, с принцессами сложно, с королевами, по крайней мере, интересно.

Вместо того, чтобы поцеловать парня, к которому тебя тянет, ты сейчас сядешь в такси и поедешь домой с пандой… малознакомой пандой. (Значит десерт сначала из-за страха перед астероидом, да? А поцеловать парня, к которому тянет по крайне мере, прежде, чем уехать в неизвестную нью-йоркскую ночь с пандой, кстати малознакомой, нет?)

Человек вырастает по мере того, как растут его цели.

Культуристы мечтают сделать свое тело произведением искусства. Жаль, что у них нет ни вкуса, ни чувства меры.

Я это все к тому, что победить меня с некоторых пор стало невозможно. И не потому, что я такое уж крутое существо (я — существо «в мешочек», скорее). Просто я живу за рамками концепции соревнования. Не может ведь самый клевый в мире бегун-прыгун победить, скажем, сторожа стадиона. По крайней мере, до тех пор, пока сторож сидит в своей каморке и режется сам с собою в какой-нибудь lines или, ну я не знаю, пасьянсы раскладывает. Чтобы победить сторожа, надо сперва убедить его побежать и/или прыгнуть. А это без применения пыток не всегда возможно. Зато, если отказаться от концепции соревнования, атлету тут же открываются дивные перспективы. У сторожа в каморке ведь можно чаю с плюшками выпить. Ну или даже водки, втайне от тренера. Можно выпросить у сторожа на время его игрушку и вдоволь с нею поразвлечься. И, возможно, однажды, когда будет проиграно очередное Самое Главное Соревнование, сторож оставит у себя ночевать и не даст повеситься в сортире. Или, напротив, поможет — это уж как повезет. Со сторожем можно дружить, одним словом. Со мною тоже, в общем, можно. Это, собственно, единственное, что имеет смысл проделывать с нами обоими: со сторожем и со мною.

Ислам не делает различия между мужчинами и женщинами по отношению к Аллаху. Каждый из них в равной мере получит по заслугам за все достойные и не достойные поступки.

Наименее шумливая, наиболее скромная дружба часто — наиболее полезная. Поэтому я всегда предпочел бы сдержанного друга не в меру усердному.

Отношение к детям — безошибочная мера духовного достоинства человека.

За ремонтом следила она. Наши встречи участились, по мере продвижения работ мои перспективы становились все менее отчетливыми, ее рукопожатия – не такими быстрыми, уже не так мешали несущие стены, зато все больше мешали рабочие.

— Послушайте! — начал он, а сам подумал: «Кой черт, молодость дается лишь однажды!» — и выбросился из окна. По крайней мере, инициатива осталась за ним.

Лучшие из женщин – лицемерки. Мы и не знаем, как много они от нас скрывают; как они бдительны, когда кажутся нам простодушными и доверчивыми; как часто их ангельские улыбки, которые не стоят им никакого труда, оказываются просто-напросто ловушкой, чтобы подольститься к человеку, обойти его и обезоружить, — я говорю вовсе не о записных кокетках, но о наших примерных матронах, этих образцах женской добродетели. Кому не приходилось видеть, как жена скрывает от всех скудоумие дурака-мужа или успокаивает ярость своего не в меру расходившегося повелителя? Мы принимаем это любезное нам рабство как нечто должное и восхваляем за него женщину; мы называем это прелестное лицемерие правдой. Добрая жена и хозяйка — по необходимости лгунья.

Когда по обязанностям своей профессии или по призванию много размышляешь о сущности человеческой, случается испытывать тоску по приматам. У них, по крайней мере, нет задних мыслей.

Улыбка, появляющаяся на лице без всякого повода, или не в меру медоточивые речи — вернейшее доказательство лицемерия.

… Ты не можешь любить в полной мере, если тебя не любят в ответ.

Отдаляйся от врагов твоих и будь осмотрителен с друзьями твоими. Верный друг — крепкая защита: кто нашел его, нашел сокровище. Верному другу нет цены и нет меры доброте его.

Чашечка кофе с утра погружает в удивительную атмосферу. Создается ощущение, что за стенами по меньшей мере Лондон, Париж… Но банка Нескафе, наполненная окурками возвращает к действительности.

Человек свободный не стремится властвовать; свобода в равной мере противоположна рабству и господству.

Обид не держу, возвращаю по мере поступления.

Сальваторе могут ругаться, как собаки, но, в конце концов, умрут друг за друга. По крайней мере, они знают, что такое семья.

Если бы Гитлер вторгся в ад, я бы по крайней мере замолвил за дьявола словечко в Палате общин.

Исступленное стремление к созиданию изначально есть практически у всех, просто у меня оно осталось по мере взросления и не было вытеснено псевдоценностями общества потребления. Возможно, потому что я сохранял голову в чистоте: не смотрел телевизор, не читал газет, не принимал на веру мнение авторитетов.

Легкое сумасбродство – это божье благословение, однако не стоит его сверх меры использовать.

Я в достаточной мере горд тем, что знаю кое-что, чтобы скромно признаться, что не знаю всего.

Злоупотребление войной особенно гнусно, это невольно наводит на мысль, что либо люди, по мере совершенствования в науках, становятся всё злее и злее, либо — и это, пожалуй, вернее — что война есть насущная потребность человеческой природы и люди воюют просто ради того, чтобы воевать, даже когда война не имеет никакого смысла.

По крайней мере, я больше не чувствую себя несчастной дурой. Впрочем, счастливой дурой я себя тоже не чувствую. Так, серединка на половинку.

Мера одиночества равна мере ответственности за свою жизнь. Человек сам творит свою судьбу, и если он откажется от веры, что есть кто-то другой, кто создаёт и охраняет его, то именно он сам и будет автором своей жизни.

Единственной мерой времени является память.

В Петербурге, который давным-давно мертв, никто никуда не спешит. По крайней мере среди людей, с которыми общаюсь я. Все срочное, что могло здесь случиться, уже случилось. Причем давно.
Все, что есть ценного в сегодняшнем Петербурге, связано как раз с тем, что это НЕ столица. Что это мертвый и оттого особенно прекрасный город. Все ценное, что родилось в Петербурге за последние десятилетия (от прозы Довлатова до песен Цоя, от картин митьков до петербургских рейвов), — это лишь похоронный гимн. Перед вами не город, а его надгробие.

Петр Великий построил Петербург не так ради русских, как, в гораздо большей мере, против шведов.

Обидчиков своих надлежит прощать. Конечно, если есть такое желание, ибо переступать через себя для чьего-то спокойствия, по меньшей мере, неразумно.

Прощение – высшая мера исправления.

Чтобы достичь совершенства, требуется в равной мере физическое здоровье, интеллектуальное развитие и духовное познание и деятельность.

Руки должны быть чистыми, по крайней мере, указательный палец.

сумасшествие — это неспособность передать другим своё восприятие. Как будто ты в чужой стране — всё видишь, понимаешь, что вокруг тебя происходит, но не в состоянии объясниться и получить помощь, поскольку не понимаешь языка, на котором там говорят.
— Всем нам приходилось чувствовать такое.
— Просто все мы в той или иной мере сумасшедшие.

Автор, работающий над своей рукописью, — по преимуществу критик, ибо просеивание, комбинирование, конструирование, вычёркивание, исправление, опробование — весь этот каторжный труд в большей мере удел критика, чем художника.

Люди всегда говорят о затишье перед бурей, но никто не говорит о тишине, которая наступает потом. По крайней мере, после бури ты точно знаешь, что она кончилась.

Степень ума, нужная, чтобы нам понравиться, служит довольно точною мерою нашего собственного ума.

Если мы такие презренные эгоисты, что не можем дать людям хоть немного счастья и хоть в какой-то мере честно признать их достоинства, не пытаясь получить от них что-нибудь взамен, если наши души мелки, как кислые плоды дикой яблони, то мы обречены на неудачу, которую полностью заслуживаем.

Купи себе диван, и на два года ты полностью удовлетворен: не важно, что что-то идет не так, по крайней мере, ты решил вопрос с диваном.

Интимные признания молодых людей, по крайней мере та словесная форма, в которую они облечены, представляют собой, как правило, плагиат и к тому же страдают явными недомолвками.

О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет.

Какой смысл в мерах предосторожности?… Избегайте соприкосновения с жизнью — наверное, так было бы короче. Мера предосторожности номер один. Не высовывайся, держись подальше.

Впоследствии естествознание включит в себя науку о человеке в такой же мере, в какой наука о человеке включит в себя естествознание: это будет одна наука.

Товар, который функционирует в качестве меры стоимости, а поэтому также, непосредственно или через своих заместителей, и в качестве средства обращения, есть деньги.

История учит нас по меньшей мере тому, что хуже может быть всегда.

Если ты беден, по крайней мере, можешь уговаривать себя, мол, будь у тебя бабки, все пошло бы на лад.

Женщины редко испытывают неприязнь к мужчинам, которые их любят, и, когда им встречается истинно преданное сердце, они все же в какой-то мере отвечают ему взаимностью.

Если добродетель не может торжествовать, то, по крайней мере, порок должен быть наказан.

Нас зажигает небо, как мы — факел, — светить другим; ведь если добродетель не излучать, то это всё равно, что не иметь её.

Моя врожденная культура часто мешает мне в нужный момент и в полной мере проявить мою природную наглость.

Вино, если его пить не в меру, и неблагоразумного, и мудрого человека делает одинаково легкомысленными…

Как бы ни была груба лесть, в ней непременно по крайней мере половина кажется правдою.

Ревновать женщину, которая вас любит, было бы, по меньшей мере, нелогичным. Что-нибудь из двух: вас любят или не любят. В обоих этих крайних случаях ревность оказывается совершенно бесцельной.

– По крайней мере у вас приличные манеры, – говорит Эффи, когда мы заканчиваем главное блюдо. – Прошлогодняя пара ела всё руками, как дикари. У меня от этого совершенно пропадал аппетит.
Те двое с прошлого года были детьми из Шлака, и они никогда за всю свою жизнь не наедались досыта. Неудивительно, что правила поведения за столом не сильно их заботили. Мы – другое дело. Пит – сын пекаря; нас с Прим учила мама. Что ж, пользоваться вилкой и ножом я умею. Тем не менее замечание задевает меня за живое, и до конца ужина я ем исключительно пальцами.
Потом вытираю руки о скатерть, заставляя Эффи поджать губы еще сильнее.

Я любил правду… А где она?.. Всюду одно лицемерие или по меньшей мере шарлатанство, даже у самых добродетельных, даже у самых великих! Нет, человек не может довериться человеку.

Можно сказать, это была судьба.
Видите ли, кто-то может сказать, что немецкий фашизм получился от антисемитизма, не в меру ретивого вождя и нации озлобленных баранов, но всё это ничего бы не дало без любви немцев к одному интересному занятию: Жечь.
Немцы любили что-нибудь жечь. Лавки, синагоги, Рейхстаги, дома, личные вещи, умерщвленных людей и, само собой, книги. Хороший костер из книг всегда был им по душе…

Все люди в равной мере имеют право на образование и должны пользоваться плодами науки.

Осторожности тоже есть предел, и если она превзойдет свою меру — это ни что иное, как страх.

Вы не откровенны со мной, вы никогда не говорили со мной откровенно. Поэтому вы не вправе жаловаться, что вас неправильно понимают, как вы сами, по крайней мере, считаете.

Духовное зрение улучшается по мере ухудшения зрения физического.

Все мы нуждаемся в образце для подражания, или по крайней мере все мы таковой ищем. Нам нужен кто-то, живший на этом свете до нас, по чьим следам мы могли бы ступать, повторяя его судьбу — или хотя бы веря в это.

— Но я хотя бы попытался, — говорит он. — Черт возьми, на это по крайней мере меня хватило, так или нет?

Стоит быть порядочной девушкой: по крайней мере, никто тебе не будет завидовать.

Любовь измеряется мерой прощения,
Привязанность — болью прощания,
А ненависть — силой того отвращения,
С которым ты помнишь свои обещания.

Перед нами работа, требующая скорейшего выполнения. Мы знаем, что оттягивать её гибельно. Мы слышим трубный зов: то кличет нас к немедленной, энергической деятельности важнейшее, переломное событие всей нашей жизни. Мы пылаем, снедаемые нетерпением, мы жаждем приняться за труд — предвкушение его славного итога воспламеняет нам душу. Работа должна быть, будет сделана сегодня, и всё же мы откладываем её на завтра; а почему? Ответа нет, кроме того, что мы испытываем желание поступить наперекор, сами не понимая почему. Наступает завтра, а с ним ещё более нетерпеливое желание исполнить свой долг, но по мере роста нетерпения приходит также безымянное, прямо-таки ужасающее — потому что непостижимое — желание медлить. Это желание усиливается, пока пролетают мгновения. Близок последний час. Мы содрогаемся от буйства борьбы, проходящей внутри нас, борьбы определенного с неопределенным, материи с тенью. Но если единоборство зашло так далеко, то побеждает тень, и мы напрасно боремся. Бьют часы, и это похоронный звон по нашему благополучию. В то же время это петушиный крик для призрака, овладевшего нами. Он исчезает — его нет — мы свободны. Теперь мы готовы трудиться. Увы, слишком поздно!

Умирая, мы, по крайней мере, перестаем противоречить себе.

Я считаю: чем идти за решением к гадалке, куда лучше напрячь собственную голову. Голова — так себе, но с её помощью выйдет, по крайней мере, быстрее.

Почему мы всегда требуем искренности и открытости чувств других, а свои сокровенные глупости запираем на все возможные замки? Наверное, из-за того, что боимся оказаться беззащитными перед миром. В какой-то мере это правильно: откроешь кому-нибудь душу нараспашку, а этот «кто-то» нахально ворвется, все вытопчет и оставит после себя только грязные следы… Да, примерно так и происходит. Сам сколько раз раз убеждался: доверять — занятие рискованное.

— Ты поступила правильно.
— Тогда почему мне так тяжело?
— Потому что, чтобы поступить правильно, требуется смелость и сила… по крайней мере, я так слышала.

Известность пройдет, она и так достаточно долго сопровождала меня. Она уходит, и я всегда знала, что это непостоянно. По крайней мере, я ее испытала. Но тем не менее, это не то, для чего я живу.

Человек, потерявший всё, готов пойти на крайние меры.

Ветер раздувает огонь, и он вспыхивает жарким пламенем. Желание подобно огню. Созерцание предмета желания, новое заманчивое описание его, новое постижение этого предмета разжигают желание, подобно тому как ветер раздувает огонь. И в этом заключён соблазн. Это ветер, который раздувает желание, пока оно не разгорится в пламя и не поглотит человека. Вот что такое соблазн! Иногда он недостаточно силён, чтобы сделать желание всепожирающим, но если он хоть в какой-то мере разжигает желание, это всё равно соблазн. И, как вы сами говорите, он может толкнуть человека на добро, так же как и на зло.

Если что-то не можешь остановить — надо по крайней мере в этом не участвовать.

Наши сомнения — это наши предатели. Они заставляют нас терять то, что мы, возможно, могли бы выиграть, если бы не боялись попробовать.

Я всегда боготворил тишину и спокойствие, словно никогда не мог в полной мере насытиться ими, словно меня никогда надолго не оставляли в покое.

Спорь с человеком умнее тебя: он тебя победит, но из самого твоего поражения ты можешь извлечь пользу для себя.
Спорь с человеком ума равного: за кем бы ни осталась победа — ты по крайней мере испытаешь удовольствие борьбы.
Спорь с человеком ума слабейшего: спорь не из желания победы, но ты можешь быть ему полезен.
Спорь даже с глупцом: ни славы, ни выгоды ты не добудешь, но отчего иногда не позабавиться?

Мучительное ощущение: думаешь, что служишь справедливости, а на самом деле приумножаешь несправедливость. По крайней мере признаем это — и тем самым усугубим мучение; ведь это все равно что признать: всеобщей справедливости не существует. Отважившись на самый страшный бунт, в конце концов признать свое ничтожество — вот что мучительно.

Стеснительность в любой её форме мешает быть самим собой. В полной мере человек раскрывается лишь тогда, когда чувствует себя непринуждённо.

Я уважаю уставы чужих монастырей, по крайней мере, в тех случаях, когда мне нравятся их стены.

В неустойчивом мире кусочек хорошего торта, по крайней мере, является неоспоримым удовольствием.

Для честолюбивого человека жизнь — замечательная игра; игра, требующая всех сил, полного самообладания и тактичности; игра, в которой в конце концов побеждает тот, у кого зоркий глаз и твердая рука, хотя и полная случайностей, что придает ей великолепный привкус непредсказуемости. А если он все же терпит поражение, то награда ему сама радость борьбы; хоть он и проиграл гонку, но по крайней мере принял в ней участие. Лучше делать что-то и потерпеть неудачу, чем проспать всю жизнь.

В отличие от нас, женщины, по крайней мере, не обязаны стремиться к величию. У мужчин даже вера, даже смирение призваны доказывать величие. Это так утомительно.

Каждая нация насмехается над другой, и все они в одинаковой мере правы.

Мерою достоинства женщины может быть мужчина, которого она любит.

А для смертных презумпцию виновности! Тройки, тройки ещё узаконьте, чего мелочиться? МВД отжигает! Презумпция доверия… Это как? «Гражданин, садитесь на бутылку сейчас, а в суде потом обжалуете!» Так, что ли? Может быть, вам ещё предоставить право первой брачной ночи? Короче, как бы ни прискорбно это звучало, но презумпция доверия к полицейским это не про нашу полицию. По крайней мере, сейчас. Может быть, вы всё-таки не будете бежать впереди паровоза и заслужите это доверие? Какие слова-то, а? Презумпция, априори! Вы хоть значение этих слов знаете, для начала? И ещё: соблюдение закона должно быть в крови каждого полицейского, понятно?

В Пермском крае появилась своя криптовалюта. Я бы даже сказал, швейновалюта — носкикоинт. И какой курс? Небось ещё правый носок дают авансом, а левый зарплатой. Надеюсь, хотя бы платят белыми носками, а не в конвертах. Фраза «деньги не пахнут» заиграла новыми красками. Не, ну а что, носки как деньги, вечно куда-то пропадают. Ну, по крайней мере, один носок точно. В любом случае, девушкам в этом крае теперь придётся пофантазировать, что дарить мужчинам на 23 февраля, так как носки уже не катят.

Глубокое знание, что идешь неправедным путём – несомненно, тихо, но верно – обессилит меня. Не дойду до конца, не дам свою меру. Это уже теперь, когда думаю о будущем, давит меня. А теперь ещё так много живой силы во мне. Я уйду в дух – непременно – и дух разлетится, как легкий пар. О, я не за себя страдаю! Мне себя не жаль. Мне жаль То, чему я плохо послужу.

По мере того как возраст умножает надобности нашего естества, он все больше сводит на нет наше воображение.

Если уж вы верите в судьбу, по крайней мере верьте с пользой для себя.

Тонкие люди гораздо меньше умеют веселиться, они созданы большей мерою для страданий.

Сам я, когда пробъёт мой час, хотел бы одного — остаться. Пусть тело моё похоронят в саду, и раз уж мне не суждено небо, стану по крайней мере землёй.

Очень странная страна Ливан. По незнанию представляется выжженной и пустынной: руины, французы, жара, дикие, заросшие арабы в халатах и козы. Я учусь тут арабскому у водителей и посудомоек. Харкающийся язык, по крайней мере, у посудомоек. Сухой. Как ветер с песком. У них нет «вы», но все «любимые». Везде Аллах. Проникновение Аллаха в жизнь правоверного раз в тысячу больше, чем Христа – в католическую. Базарный язык, но с изысками. Нет у них «доброго утра». Есть утро светлое, сметанное, жирное, денежное, жасминовое, сладкое, в конце концов, но доброго – нет. Поэзия, с базарными отзвуками. «Приятного» аппетита нет тоже, арабы, похоже, не фанаты сдержанности. Им вообще понятие аппетита чуждо: кушать тут рады всегда, потому пожелания к еде здесь звучат как «да будет еда твоя вкушена с радостью и здоровьем», а пророк у них так и сказал – если что упадет во время еды, подбери и сожри, чтоб не досталась еда шайтану, и пальцы оближи, потому что не знаешь ты в каком куске пищи – благодать. Очень жирно, очень сладко, очень щедро…

– Моего папу, когда он мыл посуду, засосало в сливное отверстие, и всплыл он только у соседки в ванной, прямо когда она мылась. Ну, по крайней мере, он так маме рассказывал.

Мой в меру великий и явно недостаточно ужасный Гудвин…

Хамы немного похожи на наваждения: если не уделять им внимания, они быстро тускнеют, а иногда даже исчезают – по крайней мере, из твоей жизни…

Тот, кто хоть немного повисел над пропастью, способен испытать настоящее блаженство от самой обычной прогулки по твердой земле – по крайней мере, поначалу.

Возьмём теперь вопрос о разных мелких группах внутри нашей цивилизации. Чем больше население, тем больше таких групп. И берегитесь обидеть которую-нибудь из них любителей собак или кошек, врачей, адвокатов, торговцев, начальников, мормонов, баптистов, унитариев, потомков китайских, шведских, итальянских, немецких эмигрантов, техасцев, бруклинцев, ирландцев, жителей штатов Орегон или Мехико. Герои книг, пьес, телевизионных передач не должны напоминать подлинно существующих художников, картографов, механиков. Запомните, Монтэг, чем шире рынок, тем тщательнее надо избегать конфликтов. Все эти группы и группочки, созерцающие собственный пуп, не дай бог как-нибудь их задеть! Злонамеренные писатели, закройте свои пишущие машинки! Ну что ж, они так и сделали. Журналы превратились в разновидность ванильного сиропа. Книги в подслащённые помои. Так, по крайней мере, утверждали критики, эти заносчивые снобы. Неувидительно, говорили они, что книг никто не покупает. Но читатель прекрасно знал, что ему нужно, и, кружась в вихре веселья, он оставил себе комиксы. Ну и, разумеется, эротические журналы. Так-то вот, Монтэг. И всё это произошло без всякого вмешательства сверху, со стороны правительства. Не с каких-либо предписаний это началось, не с приказов или цензурных ограничений. Нет! Техника, массовость потребления и нажим со стороны этих самых групп вот что, хвала господу, привело к нынешнему положению. Теперь благодаря им вы можете всегда быть счастливы: читайте себе на здоровье комиксы, разные там любовные исповеди и торгово-рекламные издания.

Мы не болтаем, по крайней мере offline.

Я уподобил бы судьбу бурной реке, которая, разбушевавшись, затопляет берега, валит деревья, крушит жилища, вымывает и намывает землю: все бегут от нее прочь, все отступают перед её напором, бессильные его сдержать. Но хотя бы и так, — разве это мешает людям принять меры предосторожности в спокойное время, то есть возвести заграждения и плотины так, чтобы, выйдя из берегов, река либо устремилась в каналы, либо остановила свой безудержный и опасный бег?

По мере того как остывала вода в ванне, таяли мои надежды.

Кай Юлий Старохамский пошел в сумасшедший дом по высоким идейным соображениям. — В Советской России, — говорил он, драпируясь в одеяло, — сумасшедший дом — это единственное место, где может жить нормальный человек. Все остальное — это сверхбедлам. Нет, с большевиками я жить не могу. Уж лучше поживу здесь, рядом с обыкновенными сумасшедшими. Эти по крайней мере не строят социализма. Потом здесь кормят. А там, в ихнем бедламе, надо работать. Но я на ихний социализм работать не буду. Здесь у меня, наконец, есть личная свобода. Свобода совести. Свобода слова. Увидев проходившего мимо санитара, Кай Юлий Старохамский визгливо закричал: — Да здравствует Учредительное собрание! Все на форум! И ты, Брут, продался ответственным работникам! — И, обернувшись к Берлаге, добавил: — Видели? Что хочу, то и кричу. А попробуйте на улице!

А что ж, может, и лучше, что оскорбляют люди: по крайней мере избавляют от несчастия любить их.

Вообще же, ничего не делать всего лучше; по крайней мере спокоен совестью, что ни в чем не участвовал.

Поистине, каждое дитя — в определенной мере гений, и каждый гений — в определенной мере дитя.

Другой вариант: еm>
Каждый ребёнок в какой-то мере гений, и каждый гений в какой-то мере ребёнок.

День Благодарения и создан для того, чтобы вспоминать старые обиды и впадать в депрессию. По крайней, мере для меня… И для индеек.

Все мы стали людьми лишь в той мере, в какой людей любили и имели случай любить.

Я понял, что все вещи, которых я боялся и которые боялись меня, являются добрыми или злыми лишь в той мере, в какой они воздействуют на мой разум.

Мы те, кем мы являемся: мы — лгуны, мы — воры, мы — зависимые, мы не ценим своё счастье, пока не навредим себе или кому-то другому… Мы жалеем, и, осознав свои ошибки, мы переделываем прошлое, переделываем себя, по крайней мере пытаемся… Мы гордые, похотливые, далеко не идеальные… и в итоге наши недостатки берут вверх над нами.

— Тебе еще не надоели игры со своим воображаемым другом?
— Не знаю, Бобби. Я уже привык к глюкам.
— Чего-чего?!
— Я не говорю, что мне это нравится. Но ведь все могло быть гораздо хуже. По крайней мере, я держу своих демонов в узде. Я знаю, с чем имею дело. Не всем так везет.
— Ты умудряешься во всем найти положительные стороны.

Так… так-так-так-так, целый флот! По меньшей мере 12000 военных звездолетов, вооруженных до зубов, но на нашей стороне есть элемент неожиданности! Они никак не ожидают, что три человека атакуют 12000 военных кораблей!.. Поэтому нас сразу убьют, так что сюрприз выйдет недолгим… забудьте о сюрпризе.

Нас могут обвинить за то, что мы сосем члены, но по крайней мере нас не могут обвинить в производстве на свет таких же членососов.

Пять лет. Кажется, что это много, но сдаётся мне, они пролетят в мгновение ока. Похоже, по мере того, как я взрослею, годы становятся всё короче и короче. Уверен, этот принцип касается не только длительности прожитых лет, но и их ценности.
Возможно, и эти самые обычные мгновения, когда я пялюсь в окно на мрачное небо, чем-то важны.
Вот почему я ещё немного посмотрю на это пересохшее, но прекрасное небо.

Помнишь, я сказала, чего хотят девушки? Девушки хотят, чтобы кто-то хотел снова обрести их, по крайней мере я.

Я и мои сигареты удаляемся. По крайне мере, они проявляют ко мне уважение…

Слава Богу, есть, по крайней мере, хоть одно преступление, в котором я не замешана.

Знающий меру доволен своим положением.

Горевать надо в меру, чтоб не замусолить печаль.

Если человек знает меру, он знает всё.

Любовь, она всегда настоящая. По крайней мере нам так кажется. А потом проходит, как ушиб.

Иногда мне кажется, что кошки умеют регулировать собственный вес по мере надобности: когда необходимо взобраться к потолку по тонкой занавеске, самый раскормленный зверь весит не больше двухсот граммов. А когда надо заставить теплого, удобного человека как можно дальше оставаться в постели, даже такое тщедушное создание, как моя подружка, чудесным образом прибавляет к своему природному весу еще как минимум пуд.

Быть хорошим другом обещался,
звёзды мне дарил и города.
И уехал,
и не попрощался.
И не возвратится никогда.
Я о нём потосковала в меру,
в меру слез горючих пролила.
Прижилась обида,
присмирела,
люди обступили
и дела…
Снова поднимаюсь на рассвете,
пью с друзьями, к случаю, вино,
и никто не знает,
что на свете
нет меня уже давным-давно.

Это то, чем я живу, по меньшей мере — это сохраняет меня в живых. Музыка — это то, кто я.

Я всегда считала, что если кому-то не нравится, кто я, то, по крайней мере, я остаюсь самим собой.

Мы не болтаем, по крайней мере offline.

Лучше опасаться без меры, чем без меры доверять.
От бед спасает только осторожность.

В этом мире, каким он стал теперь, тебе самое место. Может у меня нет качеств, чтобы продержаться долго, но ничего. По крайней мере, я могу сказать, что когда мир покатился к чертям собачьим, я не покатился вместе с ним.

Знаете, есть две бедности. Одна бестрашно ходит по улицам в лохмотьях и повторяет, сама того не зная, историю Диогена, скудно питаясь и ограничиваясь в жизни лишь самым необходимым; быть может, она счастливее, чем богатство, или по крайней мере хоть не знает забот и оберегает целый мир там, где люди могущественные не в силах обрести ничего. И есть бедность, прикрытая роскошью, бедность испанская, которая таит нищету под титулом; гордая, в перьях, в белом жилете, в желтых перчатках, эта бедность разъезжает в карете и теряет целое состояние за неимением одного сантима. Первая — это бедность простого народа, вторая — бедность мошенников, королей и людей даровитых.

Знаете, этот мир не управляется законами, написанными на бумаге. Он управляется людьми. Одними в соответствии с законом, другими — нет. От каждого человека зависит, каким будет его мир, каким он его сделает. А еще вам нужна уйма везения, чтобы кто-нибудь другой не превратил вашу жизнь в ад. И все не так просто, как нас учили в начальной школе. Но все-же хорошо иметь твердые убеждения и придерживаться их. В браке, преступлении, войне. Везде и всегда. Я все запорол. Так же, как Паули и Сэм. Мы хотели жить лучше, но в конце концов попали гораздо хуже, чем остальные. Знаете, я думаю, что во всем надо знать меру. Да, меру, вот хорошее слово. Тот, кто хочет слишком много, рискует потерять абсолютно все. Правда, кто слишком мало хочет от жизни, может вообще ничего не получить…

Один врач сказал:
— Пища, которая не переваривается, съедает того, кто ее съел. Ешь поэтому в меру, дабы съеденное тобой могло перевариться.

Если не можешь сделать сам, по крайней мере помешай другому.

В какой-то мере страдание перестает быть страданием, когда обретает смысл.

— Сегодня день рождения у королевы Елизаветы II, 88 лет! Ведь если эти две цифры положить, то это будет двойная бесконечность.
— А если их скрестить, будет пропеллер. Что означает, что королева Елизавета…
— Бесконечно долго?
— Нет-нет, это означает, что она в меру упитанная женщина в самом расцвете сил.

Испорченность вкуса — часть и следствие делания долларов. Наши представления устаревают по мере того, как мы богатеем.

— Почему ты мешаешь мне? Хочешь, чтобы этот мир был уничтожен?
— Конечно, нет. Но… будет плохо, если ты изменишь прошлое. Это то, чего не должен касаться человек. По крайней мере, я ни за что не допущу, чтобы его изменили у меня на глазах!

Сейчас, как и раньше, меня могут обвинить в том, что я такой бессердечный, позволяю людям разрушать себя на моих глазах, чтобы я мог снимать или записывать их. Но я не считаю себя бессердечным — я просто реалист. Я еще в детстве понял, что, злясь и указывая кому-либо, что он должен делать, ничего не добьешься — и это просто невыносимо. Я понял, что куда проще влиять на других, если просто заткнуться, — по крайней мере, может, в этом случае они сами начнут сомневаться. Когда люди будут готовы, они изменятся. Но не раньше, и иногда они умирают прежде, чем дозреют до этой мысли. Нельзя никого изменить, если он сам не хочет, и если кто-то хочет измениться, его не остановить.

Люди… Они существуют, чтобы искать счастье. Юный британец Лелуш желал лишь маленького счастья. Ничего особенного. По крайней мере, началом его действий было лишь маленькое желание, как у простого человека. Эту мечту… Эту клятву… Кто может запретить всё это? У кого есть на это право? Однако же… Люди, хотят того или нет, неразрывно связаны с миром. Такова судьба. Тогда, если личные желания идут против воли мира, к ним относятся, как к бессмысленным и несущественным. Преступление и наказание.
Судьба и кара. То, что стоит перед Лелушем — прошлое, что он сам создал. Ненависть, существующая между людьми… Даже так, он должен быть благодарен. Да, в конце концов… Люди существуют, чтобы искать счастье. Единственное желание, которое когда-нибудь исполнится… родится из отчаяния.

Но, согласитесь, бывают дни, когда хочется абсолютного одиночества: оно так же полезно в меру, как пара стручков чили в мясных блюдах.

— Амсте… Как тебя?
— … рикс.
— Амстерикс, судьба всего Египта в твоих руках.
— Ты не преувеличиваешь?
— По крайней мере моя судьба.

Ни в чём нельзя быть уверенным твёрдо… Можно лишь найти в себе мужество и силы делать то, что вы считаете правильным. Может статься, что вы и ошибались, но по крайней мере вы сделали, что хотели, а это самое главное.

Но по мере того как чары рассеиваются и сквозь их дымку все более проступает реальная, повседневная жизнь, обнаруживается, что все не так просто: мужчины ожидают от женщин мужского образа мыслей, мужских реакций, тогда как женщины ищут в них чувств и поведения, свойственных женщинам. Не отдавая себе отчета, до какой степени мы разные, не тратим время на то, чтобы понять друг друга. Мы становимся требовательными, раздражительными, жесткими и нетерпимыми в оценке партнера.
И вот получается, что, несмотря на все наши благие намерения прожить жизнь в счастье и гармонии, любовь начинает угасать. Неизвестно откуда возникает целая гора проблем. Копятся взаимные упреки и обиды. Общение разлаживается. Недоверие нарастает. В результате — ссоры, отдаление, отчуждение. И в один прекрасный день оказывается, что от волшебства не осталось и следа.

Ну а то, что в ушах они носят серёжки…
Это же просто гениально — как говорит одна из моих сотрудниц в банке, — по крайней мере, есть гарантия, что человек знает, что такое боль, и понимает толк в бижутерии.

Когда нас волнует что-то своё, мы глухи к чужим заботам и бедам. Я, по крайней мере, была глуха.

Любовь измеряется мерой прощения,
Привязанность — болью прощания,
А ненависть — силой того отвращения,
С которым ты помнишь свои обещания.

Ты вызываешь восхищение в той же мере, что и раздражение.

Англичане всех классов убеждены, что чай обладает чудодейственными свойствами. Чашка чая может вылечить или, по крайней мере, значительно облегчить почти любое пустячное недомогание, от головной боли до содранной коленки. Чай также является хорошим лекарством от всех болезней социального или психологического характера — от оскорбленного «я» до душевных травм, полученных вследствие развода или тяжелой утраты. Этот волшебный напиток эффективен и как седативное средство, и как стимулятор. Чай и успокаивает, умиротворяет, и возбуждает, повышает жизненный тонус. Каково бы ни было ваше психическое или физическое состояние, все, что вам нужно, — это «чашка хорошего чаю».

Когда я в обществе других людей, часть меня чуть-чуть съеживается. Только когда я в одиночестве, я могу в полной мере наслаждаться собственным обществом.

Чтобы лёд растаял, нужно долго дышать на него. Так и в каждого человека нужно без меры вкачивать любовь. Щедро и не ожидая ничего взамен. Когда ждёшь чего-то взамен, твои руки становятся ледяными и уже не растапливают лёд, а сами пытаются о него согреться.

Нет на свете такой девушки, которая не знала бы, по крайней мере, за неделю, о готовящемся изъявлении чувств.

Если бы от наших страданий кому-нибудь было легче, то мы бы, по крайней мере, утешались мыслью о том, что жертвуем собой ради других.

Я люблю гулять по кладбищам. Там, по крайней мере, встречаешь молчаливых людей, которые никому не перечат.

Лошади лучше людей: они по крайней мере не лгут.

Никогда не говори «никогда». По крайней мере, до тех пор, пока кто-нибудь не спросит тебя: «Когда вас лучше всего стукнуть по лицу мокрой камбалой?»

Сальваторе могут ругаться, как собаки, но, в конце концов, умрут друг за друга. По крайней мере, они знают, что такое семья.

Многие леди были бы уязвлены в своих чувствах, если бы поняли, насколько мужское сердце невосприимчиво ко всему новому и дорогому в их убранстве, как мало на него действует дороговизна ткани и в какой мере оно равнодушно к крапинкам или полоскам на кисее или муслине. Женщина наряжается только для собственного удовольствия. Никакой мужчина благодаря этому не станет ею больше восхищаться, и никакая женщина не почувствует к ней большего расположения. Опрятность и изящество вполне устраивает первого, а некоторая небрежность и беспорядок в туалете особенно радуют последнюю.

В той же мере, в какой молодой леди не следует влюбляться до объяснения в любви со стороны джентльмена, ей не следует и думать о нем прежде, чем станет известно, что он думает о ней.

Страдание — условие деятельности гения. Вы полагаете, что Шекспир и Гете творили бы или Платон философствовал бы, а Кант критиковал бы разум, если бы они нашли удовлетворение и довольство в окружавшем их действительном мире и если бы им было в нем хорошо, и их желания исполнялись? Только после того, как у нас возникает в известной мере разлад с действительным миром и недовольство им, мы обращаемся за удовлетворением к миру мысли.

Великая любовь никогда по-настоящему не кончается. В неё можно стрелять из пистолета или запихивать в угол самого тёмного чулана в глубине души, но она умна, хитра и изворотлива, она сумеет выжить. Любовь сумеет выжить и потрясти нас внезапным появлением тогда, когда мы совершенно уверены, что она мертва или, по крайней мере, надёжно упрятана под грудами прочих вещей.

— По крайней мере, я дрался как мужчина!
— А выглядишь как малайский трансвестит!

Духовное и телесное сливалось в нашей любви в такой совершенной мере, какая и не снилась нынешним на все просто смотрящим подросткам с их нехитрыми чувствами и штампованными мозгами.

Скука — серьезная проблема для моралиста, ибо со скуки совершается по крайней мере половина всех грехов человечества.

Знаете, если мужчина носит трусы известной марки, это о многом говорит. По крайней мере, мне это сказало о том, что он себя ценит. И любит. И что у него есть деньги. Дорогое авто – это другое. Это своеобразный кич — авто видят все, ты покупаешь авто чаще для других, чем для себя, точнее, для того, чтобы у этих других сформировалось о тебе определенное мнение…. А вот дизайнерское белье… Это гурманство, чистой воды.

Есть разные одиночества. Способов оставаться одиноким, мне кажется, гораздо больше, чем способов быть вместе с кем бы то ни было. Физическое одиночество человека, запертого в пустом помещении или, скажем, на необитаемом острове, – далеко не самый интересный и совсем не безнадёжный случай; многие люди считают, что это скорее благо, чем несчастье. Принято думать, будто такая позиция свидетельствует о мудрости, но скорее она – просто один из симптомов усталости. В любом случае физическое одиночество не предмет для разговора, с ним все более-менее понятно.
Одиночество, на которое я был обречён изначально, в силу обстоятельств рождения и воспитания, а потому привык к нему с детства и даже полюбил, – это одиночество человека, который превосходит других. Когда-то оно делало мне честь и тешило моё высокомерие; эти времена давно миновали, но страдать от него я так и не выучился. Даже в те дни, когда внезапно обретённые могущество и безумие окончательно оградили меня от других людей, одиночество стало для меня источником силы, а не муки. Да что там, оно до сих пор скорее нравится мне, чем нет, поскольку высокомерие по-прежнему мне свойственно; другое дело, что я не даю себе воли – в этом и вообще ни в чем.
А бывает одиночество опыта. Когда человек, подобно мне, переживает уникальный опыт, о котором и рассказать-то толком невозможно, он волей-неволей оказывается в полной изоляции, среди абсолютно чужих существ, поскольку ощущение внутреннего родства с другим человеком приносит только общий опыт, по крайней мере, иных способов я не знаю. Думаю, всем присутствующим такая разновидность одиночества в той или иной мере знакома. Сказать по правде, справляться с этим мне до сих пор очень непросто – наверное, потому, что я пока не способен разделить собственный опыт с самим собой. Это не хорошо и не плохо, так – есть, это – моя жизнь, другой у меня нет и быть не может.

Боюсь оказаться включенным в корпорацию, боюсь потерять память и чувство меры. Также растратить время впустую.

Я в достаточной мере горд тем, что знаю кое-что, чтобы скромно признаться, что не знаю всего.

Древние греки считали, безрассудная любовь — грех перед богами. И ещё, помните: если кого-то вот так безрассудно полюбить, боги ревнуют и непременно губят любимого во цвете лет. Это всем нам урок, Мэгги. Любить свыше меры — кощунство.

Ты оказался прав! От великой любви глупеют. И мы поглупели. По крайней мере, я. И я больше не могу летать. Не только по комнате, но и во сне. Возможно, любовь даже убивает.

Разве ты можешь опоздать? Только задержаться, позволяя нам в полной мере прочувствовать, как печален и пуст мир без твоей улыбки.

Если она тебе столько позволяла, так ты, по крайней мере, не должен говорить про нее гадости!

Я хочу верить в то, что космос — это великая любвеобильная исцеляющая сила, которая вращается вокруг нас. Эта сила ошибается, творит кучу жестокостей и зла, но даже в насилии она видит какой-то смысл. По крайней мере, мне очень хочется в это верить. Потому что, если смысла в насилии нет, то, видимо, его вообще нет ни в чем.

Четвертая дверь — дверь смерти. Последнее прибежище. Ничто не может причинить нам боль, когда мы мертвы, — по крайней мере, так кажется.

Относительно легко доверять кому-нибудь, если за ним следишь или хотя бы имеешь возможность следить; можно даже доверять издали; но из подземелья, следовательно из другого мира, доверять в полной мере кому-либо, находящемуся вне его, мне кажется, невозможно.

Благоразумие и любовь не созданы друг для друга: по мере того, как растет любовь, уменьшается благоразумие.

Может моя жизнь пустая и скучная, но по крайней мере она моя, а не ширпотребная, секонд-хендовская, с чужого плеча.

Ревновать женщину, которая вас любит, было бы, по меньшей мере, нелогичным. Что-нибудь из двух: вас любят или не любят. В обоих этих крайних случаях ревность оказывается совершенно бесцельной.

Прощение нужно прежде всего прощающему, оно освобождает от того, что пожирает тебя живьем, что убивает в тебе радость и способность любить в полной мере и открыто.

История в значительной мере преподнесена как хроники того как великие люди совершают великие дела. Но жизнь большинства из нас не состоит из важных моментов, она состоит из мелочей. И с каждым даже не важным на первый взгляд решением, с каждым небольшим решением мы решаем какими мы станем. Мы честны, мы преданы и мы гордимся собой или стыдимся того, кем мы стали. Жизнь часто идёт вразрез с нашими планами, неожиданные вещи случаются и они удивляют нас новыми волнующими возможностями, но рано или поздно реальность даёт тебе пощёчину!

Сегодня в России заговорили о генетическом фонде русской нации, о том, что революция обошлась русскому народу в 60 миллионов человеческих жизней, что советская власть была прямым геноцидом русского народа, его массовым убийством. А это, по меньшей мере, в 10 раз превышает мифический еврейский холокост, о котором еврейство истерично кричит уже 50 лет… А вот о том, что евреи уничтожили 60 миллионов лучших русских людей, не пикнет ни один еврей…

Всякая деловая мера по отношению к кому-то — личный выпад. Каждый кусок дерьма, который человеку приходится глотать каждый божий день, есть выпад против него лично. Называется — в интересах дела. Пусть так. Но все равно — сугубо личный выпад. И знаешь, от кого я это усвоил? От дона. От своего отца. От Крестного. У него, если в друга ударит молния, — это рассматривается как личный выпад. Когда я ушел в морскую пехоту, он посчитал, что его это задевает лично. В чем и кроется причина его величия. Почему он и есть великий дон. Он все воспринимает как свое личное дело. Как господь бог. Без его ведома перышко у воробья не выпадет, и он еще проследит, куда оно упало. Верно я говорю? И хочешь знать еще кое-что? С теми, кто воспринимает несчастный случай как личное оскорбление, несчастные случаи не происходят.

Моя философия проста: работать усердно, быть честным и выигрывать по мере возможности.

По мере того как мы развиваем в себе альтруизм, любовь, нежность и сострадание, мы избавляемся от ненависти, низменных желаний, гордыни.

— С вами говорит адмирал Джеймс Ховард командующий авианосца Линкольн ВМФ США второго по величине военного корабля Америки. Нас сопровождают два крейсера, шесть истребителей, четыре подводные лодки и многочисленные корабли поддержки., Я вам не советую, я приказываю принять на 15 градусов влево, иначе мы будем вынуждены принять необходимые меры для обеспечения безопасности нашего корабля. Немедленно убирайтесь с нашего курса!
— С вами говорит Хуан Мануэль Салас Алкантара. Нас два человека. Нас сопровождают пес, ужин, две бутылки пива и канарейка, которая сейчас спит. Нас поддерживают радиостанция и канал 106. Мы не собираемся никуда сворачивать, учитывая, что мы находимся на суше и являемся маяком. Мы не имеем ни малейшего понятия, какое место по величине мы занимаем среди испанских маяков. Вы можете принять все свои факинговые меры, какие вы считаете необходимыми и сделать все что угодно для обеспечения безопасности вашего факингового линкольна, который разобьется вдребезги о наши скалы.

Странности… Нет никаких странностей. Есть просто неровности. Внешние проявления непостижимой тектонической деятельности в глубинах человеческой натуры, где разум насмерть бьется с предрассудками, где будущее насмерть бьется с прошлым. А нам обязательно хочется, чтобы все вокруг были гладкие, такие, какими мы их выдумываем в меру нашей жиденькой фантазии… Чтобы можно было описать их в элементарных функциях детских представлений: добрый дядя, жадный дядя, скучный дядя. Страшный дядя. Дурак.

По мере того как читал он потрясающую книгу, ум его становился как сверкающий меч, углубляющийся в тьму.

Удача — это мера счастья в ширину, а неудача — есть проба на счастье в глубину.

Спорь с человеком умнее тебя: он тебя победит, но из самого твоего поражения ты можешь извлечь пользу для себя.
Спорь с человеком ума равного: за кем бы ни осталась победа — ты по крайней мере испытаешь удовольствие борьбы.
Спорь с человеком ума слабейшего: спорь не из желания победы, но ты можешь быть ему полезен.
Спорь даже с глупцом: ни славы, ни выгоды ты не добудешь, но отчего иногда не позабавиться?

Я никогда не курил. Я никогда не напивался и не принимал наркотики. Забавно, что людям нравится моё занудство. Но для меня это нормальное положение вещей. Большинство моих друзей по крайней мере курят или выпивают.

Я утешаю себя, по крайней мере, тем, что все это было лишь игрой моего воображения и кроме меня никому не причинило вреда.

Я скорблю о том, что не могу в полной мере насладится светом твоей радости.

Я предпочитаю прозвища именам: по крайней мере, прозвища дают более-менее осмысленно, а имена – как бог на душу положит…

… Ты не можешь любить в полной мере, если тебя не любят в ответ.

Герб Российской империи, двуглавый орел, превосходным образом отражает всю систему управления в этой стране, где всякое мало-мальски важное дело поручается не одной, а по меньшей мере двум инстанциям, которые мешают друг другу и ни за что не отвечают.

… ничему не удивляться, говорят, есть признак большого ума; по-моему, это в равной же мере могло бы служить и признаком большой глупости…

— Разве я спокойна?
— По крайней мере вы знаете, чего хотите. А это почти одно и то же.

Похоже, какие-то законы все-таки существуют. По крайней мере, нам иногда удается довести что-то до конца.

— Вы посылаете наемников убить четырнадцатилетнюю девчонку и еще разговариваете о чести? — Он отодвинул назад кресло и встал. — Сделай это сам, Роберт. Человек, который выносит приговор, должен сам занести меч. Погляди в ее глаза, прежде чем убьешь. Посмотри на ее слезы, выслушай последние слова. По крайней мере хоть это ты должен сделать.

Всем людям очень тяжело. Они устают от слабостей друг друга, несовершенств, ошибок, истерик, непредсказуемого поведения. Безумно хочется просто повернуться спиной и уйти на все 4 стороны, подальше от окружающих. В той же мере и другие люди устают от нас, якобы мягких и пушистых, а на самом деле колючих и противных. Надо терпеть и беречь друг друга, не думая о себе. Другого выхода попросту нет, иначе сумма общей боли будет с каждым годом возрастать, пока не станет критической.

… сумасшествие — это неспособность передать другим своё восприятие. Как будто ты в чужой стране — всё видишь, понимаешь, что вокруг тебя происходит, но не в состоянии объясниться и получить помощь, поскольку не понимаешь языка, на котором там говорят.
— Всем нам приходилось чувствовать такое.
— Просто все мы в той или иной мере сумасшедшие.

В 1977 году меня впервые выпустили за рубеж, в Венгрию. Помню, был чудный солнечный день, я гулял вдоль Дуная. И вдруг увидел кинотеатр, на котором афиша по-английски: «Американский кинофильм «Пролетая над гнездом кукушки» с Джеком Николсоном». И я купил билет… И этот фильм перевернул мою жизнь. В нем есть сцена, где герой Николсона, который находится в психлечебнице, убеждает остальных ее обитателей, что оторвет от пола каменный умывальник. Он пытается это сделать, но у него ничего не получается. И все начинают над ним подтрунивать, а он говорит: «По крайней мере, я попытался». И я вдруг понял, что в этом и состоит весь смысл жизни! Нельзя говорить «да не получится». Ты обязан пробовать, это единственное, ради чего стоит жить…

Ты вызываешь восхищение в той же мере, что и раздражение.

— Ну вот мы и пришли, третий урок — французский. У меня сейчас математика, так что жди меня в классе до звонка. Я приду, чтобы провести тебя на обед.
— Ты заметил, что на этой неделе меня еще никто не дразнил?
— Это потому что мы защищаем тебя.
— Возможно. Но, может быть, меня никто не беспокоил, потому что никому нет дела.
— Ты мечтаешь.
— Хорошо, слушай, я не говорю, что в этой школе все готовы принять гея. Но, по крайней мере, они достаточно развиты, чтобы быть равнодушными. Я вижу, насколько ты несчастен, Дейв. Я мог бы просто ненавидеть меня, когда ты задирал меня. Но все, что я вижу сейчас — это твоя боль. Ты не должен себя мучить из-за этого. Я не говорю, что ты завтра должен признаться всей школе, но может быть, наступит такой момент, и ты сможешь. Что не так?
— Я.. черт возьми, я так сожалею, Курт. Мне, мне очень жаль, что я так поступал с тобой.
— Я знаю, знаю.
— Круто, спасибо.

— Только Бог может создавать и уничтожать. Вы знаете религию? Вы знаете Бога?
— У меня есть религия, леди! Бога зовут Бах. Иоганн Себастьян Бах. По крайней мере, он не выдуманный.

А что ж, может, и лучше, что оскорбляют люди: по крайней мере избавляют от несчастия любить их.

Знаешь, прорицатели бывают двух сортов — дорогие и дешевые. Только не думай, что одни из них хорошие, а другие плохие. Дело не в этом. Одни занимаются быстрыми, а другие медленными тайнами, вот и вся разница. Я, например, дешевый прорицатель, потому что и завтрашний день и следующий год скрыты от меня даже больше, чем от тебя. Я вижу очень далекое будущее, на два или три столетия вперед, — я могу предсказать, как будут звать тогда волка и какое царство погибнет. Но кого интересует, что будет через два или три столетия? Никого, даже меня. Мне на это плевать. Но есть и другие прорицатели — дорогие, например в Дубровнике. Они предсказывают, что случится завтра или через год, а это нужно каждому, как лысому шляпа, и у таких не спрашивают, сколько его пророчество стоит, а платят не жалея, пригоршнями, как за перо жар-птицы. Но не следует думать, что два таких пророка и их пророчества никак не связаны друг с другом или что они друг другу противоречат. В сущности, это одно и то же пророчество, и его можно сравнить с ветром, у которого есть внешняя и внутренняя сторона, причем внутренняя — это та, которая остается сухой, когда ветер дует сквозь дождь. Таким образом, один прорицатель видит только внешнюю сторону ветра, а другой — внутреннюю. Ни один из них не видит обе. Поэтому приходится идти по меньшей мере к двум, для того чтобы сложить целую картину, сшить лицо и подкладку своего ветра…

Она снова меня обняла, и мы долго сидели рядом. Ее голова лежала у меня на плече, а теплое дыхание щекотало шею. Внезапно меня охватило непреодолимое желание заполнить все эти небольшие промежутки между нашими телами и слиться с ней в единое целое. Но тут она отстранилась и поцеловала меня в лоб. Она уже шагала обратно, возвращаясь к остальным, а я никак не мог справиться с головокружением. Я никогда еще не испытывал ничего подобного. В моем сердце возник и стремительно раскручивался вихрь, и от этого у меня голова шла кругом. И чем дальше она уходила, тем стремительнее становилось вращение. Казалось, у меня в сердце разматывается катушка с намотанным на неё невидимым шнуром. Этот шнур соединял меня с Эммой и натягивался всё сильнее по мере её удаления от меня. Казалось, отойди она ещё немного — шнур лопнет и убьет меня.
Я не знал, что означает эта странная сладостная боль. Возможно, это любовь?

Сон и бессонница сверх меры — плохой признак.

Ни насыщение, ни голод и ничто другое не хорошо, если переступить меру природы.

Купи себе диван, и на два года ты полностью удовлетворен: не важно, что что-то идет не так, по крайней мере, ты решил вопрос с диваном.

Моя внутренняя свинья хочет щастья и пожрать и чтобы ничего за это не было.
Моя внутренняя обезьяна хочет чтобы в стае, и чтобы как все, ну и быть все же доминирующей особью, по мере биологической возможности.
Моя внутренняя крыса хочет всех искусать и обхитрить, и преодолеть все лабиринты, и зажечь все лампочки, чтобы ученым в небесной лаборатории стало ясно: она-самая живучая и крутая, вот.
Но обстоятельства сложились так счастливо, что внутренний мой человек по природе своей злодей каких мало.
Каждый день я отправляю его на охоту. Он режет свинью, стреляет обезьяну и топчет крысу страшным сапогом-говнодавом.
Все эти шустрые зверьки, конечно, оживают по методу птицефеникса. Зато и внутренний злодей всегда при деле, у него в этой некошерной войне свой интерес и свои амбиции. Он думает, он-Чингачгук. Он думает это круто.

А я в этом заповеднике плюшками балуюсь.

Где-то в Лондоне стоит ёлка, а под ней подарки, которые никто никогда не откроет. Я думал, что если выберусь из этой заварушки, то пойду в тот дом, извинюсь перед его матерью и приму наказание, которое она мне выберет. Тюрьма… Смерть… Не важно. Потому что если я сяду в тюрьму, то по крайней мере смогу выбраться из этого Брюгге. А потом на меня снизошло озарение, и я понял: «Чёрт, парень, может это и есть ад?! Целая вечность в Брюгге…». И я очень надеялся, что не умру. Я очень, очень надеялся, что не умру.

— Что они с ним сделают? — спрашиваю я.
Прим говорит так, будто ей по меньшей мере тысяча лет:
— Все, что потребуется, чтобы сломить тебя.

Женщины редко испытывают неприязнь к мужчинам, которые их любят, и, когда им встречается истинно преданное сердце, они все же в какой-то мере отвечают ему взаимностью.

Сделай так, Господи, чтобы наши любимые оказались нас достойны. Чтобы мы, по крайней мере, никогда не узнали, что это не так.

По крайней мере, ситуация обрела ясность. Когда делаешь шаг с обрыва, жизнь моментально принимает очень чёткое направление.

С помощью разума человек сам строит свою жизнь и может вести существование если не блистательное, то по крайней мере свободное и спокойное.

Некоторые отношения рвутся, как струны. Что ж, по крайней мере была музыка.

Действовать, действовать! Лучше пилить дрова, чем мечтать, по крайней мере, кровь не застоится в жилах!

Люди злы в той мере, в какой несчастны.

Тебя ведет ум, скованный страхом. Не думай о том, что из всего этого выйдет. Просто будь здесь и действуй тотально. Не рассчитывай. Человек, окутанный страхом, всегда что-то подсчитывает, планирует, устраивает, всегда принимает меры предосторожности. И на это растрачивается вся его жизнь.

Обаяние чаще заключается в уме, чем в лице, так как красота лица обнаруживается сразу и не таит ничего неожиданного; но ум раскрывается лишь понемногу, когда сам человек этого желает, и в той мере, в какой он этого желает.

Вино — наш друг, но в нём живет коварство:
Пьёшь много — яд, немного пьёшь — лекарство.
Не причиняй себе излишеством вреда,
Пей в меру — и продлится жизни царство…

Я думаю, что поэт, который писал, что самое дорогое в жизни не купишь за деньги, не прав. Вернее, прав не до конца. Самое дорогое в жизни вообще не имеет никакого отношения к деньгам, выше денег. Цена – это агония и пот, кровь и преданность… цена обеспечивается самым дорогим в жизни – самой жизнью – точной мерой абсолютной стоимости.

Вся Европа составила бы один народ, одно семейство. Везде были бы одни законы, одни деньги, одна мера весов. Я бы потребовал, чтобы не только моря, но и все реки были бы открыты для всеобщей торговли, чтобы войска всех держав ограничились одной Гвардией Государей. Своего сына я сделал бы соцарствующим императором. Кончилось бы мое диктаторское правление и началось бы конституционное. Париж стал бы столицей мира.

Обстоятельства или мотивы господствуют над человеком лишь в той мере, в какой он сам позволяет им это.

Кто самолюбием чрез меру поражен,
Тот мил себе и в том, чем он другим смешон;
И часто тем ему случается хвалиться,
Чего бы должен он стыдиться.