Цитаты про лёд

Цитаты про лёд

Не видать конца ночлегу.
За ночь грудою взялась
Пополам со льдом и снегом
Перемешанная грязь.
И усталая с похода,
Что б там ни было, – жива,
Дремлет, скорчившись, пехота,
Сунув руки в рукава.
Дремлет, скорчившись, пехота,
И в лесу, в ночи глухой
Сапогами пахнет, потом,
Мёрзлой хвоей и махрой.
Я любил и ненавидел,
Но теперь душа пуста.
Все исчезло, не оставив и следа
И не знает боли в груди осколок льда…
Кровь растопит лед.
Ты гордая такая, взлёт,
Твёрдая такая, лёд, холодная такая.
Ты громкая такая, гром,
Жёсткая такая, облом,
Не подходи ко мне.Но за столиком в любимой кафешке
Разреши поцеловать тебя в щёчку,
Я раскрою сразу все свои фишки,
Болевые точки.
Но подъеду я к тебе близко-близко,
Поверну своей рукой твою ручку
И раскрою сразу все свои фишки,
Подарю все штучки.
Будете ли вы оспаривать следующие утверждения этой науки [алхимии]: что лёд, пролежавший тысячу лет в недрах земли, превращается в горный хрусталь; что свинец — родоначальник всех металлов, ибо золото не металл, золото — свет; что свинцу нужно лишь четыре периода, по двести лет каждый, чтобы оследовательно превратиться в красный мышьяк, из красного мышьяка в олово, из олова в серебро?
… На деньги, которые платят в виде налогов двое граждан, получающих приличное, но вовсе не заоблачно-высокое жалованье, власти могли сделать тысячи людей счастливыми. Как бы не так. Надо экономить, потому что неизвестно, что ждет нас впереди. Нельзя транжирить городскую казну. Зимой может не хватить соли, чтобы посыпать заснеженные мостовые, не давая снегу превратиться в лед. Тротуары нуждаются в ремонте – как, впрочем, и всегда: повсюду идут какие-то работы, причем никто не знает, какие и зачем.
А радость может подождать. Главное – сохранить видимость. А еще главнее – сделать так, чтобы никто не догадался, до чего же мы богаты.
Тишина. Темнота. Лунный свет за окном. Все как раньше, но только сердце сковано льдом. И не стоит винить ни тебя, ни меня, просто так получилось, просто… Я уже не та…
Губы в кровь разбиты… в сердце боль живет… в памяти хранится холод, битый лед
— А ты нашел своё пойло?
— Да, это Закстер со льдом.
— Закстер со льдом?
— Да.
— И что это?
— Всё до чего Зак доберется… со льдом.
Зима ушла. Бросила в лесу потемневший снег и тонкий лед и ушла налегке, взяв с собой только ледяной ветер и несколько самых верных самых снежных туч. На полянах вскрылась растаявшая наполовину несусветная путаница мышиных ходов. Вот здесь ход узенький – кто-то бежал со всех ног от кого-то, а здесь – широкий потому, что кое-кто в гостях у свояка так объелся дармовых орехов и так нализался желудевой настойки, что пришлось тащить его домой жене и детям за хвост. На трухлявом, покрытом изумрудным мхом пне стоит не шелохнется переживший все морозы и метели, превратившийся в серую мумию гриб-дождевик с черным отверстием в шляпке. Из-под усыпанного порыжевшими хвойными иголками, чешуйками растерзанных клестами и дятлами шишек, обломками сухих веток и черными листьями полупрозрачного тонкого снега настороженно выглядывает едва раскрывшийся подснежник
— Мам, лед трещит. — Трещит. Он с тобой разговаривает
НУ И… КЛАССИКА- Лед тронулся, господа присяжные заседатели, лед тронулся!
Моё сердце покрывается льдом, словно в меня ворвалось само небытие.

Видение озарило счастьем преобразившееся лицо незнакомца, и отзвучали последние слова:Воистину диковинное диво —
Пещерный лед и солнца переливы.

Вам следует знать это обо мне: я – слабак. Я – мягкотелый. Я – молоко. А что ещё хуже, я – вода. А ещё хуже то, что я стакан для воды – по крайней мере, вода может менять форму или переходить в другое состояние типа льда или пара. Но я – мягкотелый слабак, а ещё – неподатливый и негнущийся. Любой может увидеть меня насквозь – и увидеть, что внутри нет ничего. У меня ничего нет. Я – ходячие обои. Я почти жалею, что у меня не сломан нос, не изуродована ушная раковина, моё лицо не пересекает шрам. Нет ничего, что можно было бы запомнить.
— Как дела?
— Как у льда на сковородке, проще говоря, хотелось бы, чтобы было намного лучше.
— Господа! Мы первыми покорили эти великие земли! <…> Почему бы не пойти дальше?
— О чем ты говоришь?
— О дальнейших исследованиях. Послушайте, мы завоевали этот континент. Может, завоюем другой? Пойдем на север к Берингову проливу и переберемся по суше и льдам в Азию! И все пешком!
— Пешком до Азии!? А это идея!
— И пойдем дальше – отправимся в Европу!
— Верно! Эдвардс и Хант – первые американцы, пешком пришедшие в Европу!
— На Рождество мы будем распивать шампанское в Париже!
Я сегодня думал, что вода может быть водой, но если её нагреть, она становится паром, а если охладить — льдом. И неизвестно, чем она является на самом деле: паром, водой или льдом.
Может быть, так и с человеком, он тоже бывает разным
Ты, сладострастье, — сахар наших дней.
Чтоб усластить наш век, безрадостный и краткий,
Нам в жилы льется твой напиток сладкий —
И мир сверкает тысячью огней.
Ты лёд и камень превращаешь в розу,
Декабрь — в апрель, и в песнопенье — прозу.
Мы для природы — дети. И она,
Как мать, свои нам груди открывает,
Наш дух окоченевший согревает
Настоем страсти, пламенем вина.
<…>
Свою живую прелесть напоказ
Не выставляет роза безвозмездно:
Ей наше жизнелюбие любезно!
Она в уплату требует от нас —
Зажечься!… Кто на это не решился,
Тот враг себе, тот разума лишился.
На что нам сила, молодость, задор,
Когда мы, утомительно невинны,
Страшимся жизнь прогрызть до сердцевины?
И ещё. Я прощаю любимым людям то, что не могу простить себе. И недавно мне стало страшно. Понимаю, бывает всякое, какой-то один поступок не характеризует личность человека в целом и не изменит моё о нём мнение, но любить его так, как раньше — я больше не смогу. Во мне появится ещё один кристаллик льда, из которых потом можно будет сложить слово ВЕЧНОСТЬ.
Пусть то, что умерло, останется мёртвым, но я надеюсь, что «прах, в прах возвратившись», даст плодотворную почву живущему ныне…
На войне, в пыли походной,
В летний зной и в холода,
Лучше нет простой, природной —
Из колодца, из пруда,
Из трубы водопроводной,
Из копытного следа,
Из реки, какой угодно,
Из ручья, из-подо льда, —
Лучше нет воды холодной,
Лишь вода была б – вода.
– Вероника, добро пожаловать в Речных Лисичек. Бетти… удачи в следующий раз.
– Погоди… что? Почему? Потому что ты не смогла превратить Бетти в стерву?
– Мне нужны девочки с огнём в команде.
– Я знаю, что тебе нужно, Шерил. Потому что знаю, кто ты. Ты предпочитаешь, чтобы люди тебя боялись, а не любили, поэтому ты используешь страх и запугивание. Ты богата, так что тебя никогда не привлекали к ответственности, но я живое доказательство, что эта уверенность, это право, которое ты носишь на голове, словно корону, оно не на долго. В итоге, придёт расплата. Или, может, эта расплата уже настала, и, может, эта расплата – это я. Бетти и я идём в комплекте. Хочешь одну – берёшь обоих. Ты хотела огня? Извини, Шерил-бомбочка, моя специальность – лёд.
Бывает лед сильней огня, зима — порой длиннее лета,
Постоянная доброта может многого добиться. Как солнце заставляет таять лёд, доброта становится причиной испарения непонимания, недоверия и враждебности.
Мощная, грозная, колкая гладь.
Магию льда нам не разгадать.
Помни, что лёд всех нас сильней,
Даже ста больших парней.
Я смотрел на твои фото сквозь призмы аквариумных стекол,
Мои глаза мне врали – не ловили фокус.
Я бился головой об толстый лед этих прозрачных стен.
Лучше смерть среди осколков на полу, чем плен.
Все растает, словно лед, только одно останется нетронутым — слава Владимира, слава России. Слишком много принесено в жертву. Никто не сможет остановить Россию. Все сметет она со своего пути и не только сохранится, но и станет властелином мира.
В такую ночь хорошо греться сготовленным на чугунной печи перед супом, наполняющим весь дом ароматом розмарина и запахом лука. Чудесно пить вино — бутылку красного они купили в свой медовый месяц и хранили для особого случая. Можно сидеть на полу у печки, подложив под спину диванные подушки, смотреть на язычки пламени в волнах жара, пока дом потрескивает и постанывает под грузом крыши, покрытой толстой коркой льда. Но эти двое решили рассказывать истории, те истории, которые только смесь холода и огня, ветра и молчаливой темноты могла вынудить их рассказать.
Температура горячего и холодного, огня и льда, крайностей, в которых мы живем.
Как хорошо в нашей России уже то, что четыре времени года в ней четыре самозамкнутые царства, каждое от другого отделенное и само в себе цельное. Есть счастливые страны, там, в Тихом океане, где только два времени года, весна и лето, и вся разность между ними в колебании температуры на два или на три градуса. Действительно ли это самые счастливые, совершенные страны? Вряд ли. Там не знают, что такое белый цвет и беспредельная тишь лесов и полей, завороженных снегом и льдом. И там нет ожидания весны, потому что она всегда, нет святыни томленья о ней и первой радости потеплевшего предвесеннего ветерка, нашептывающего о таинстве воскресения, о счастье необманного свидания.Есть Юг, где перепутаны все времена года, все, там их только три, и только лето правдиво сполна, а зима поддельная, и осень без красоты, весна же там только призрак, длящийся краткую малость, и вот уже сон сожжен. А наша весна как медленная симфония, которая, зачинаясь неуверенными прерывными звуками, развивает все богатство напевов и расцветов, доводит красочно-певучую восторженность до ликующего опьянения, до забвеннейших мгновений, когда все птицы поют, все луга и леса в цвету и в любовных шепотах, все сердца радуются своей тайне, которую сладко отдать избранному сердцу в святости Пасхального поцелуя или в пронзенном сближенье языческого радения.Не потому ли, что ребенок, еще не родившись, познает через мать такое богатство отъединенных царств, художественно законченную смену времен года, в нашей великой стране возникли такие писатели, равных которым нет на Земле, возникли поэты, которым дарованы сладчайшие и звучнейшие песни, возникли миллионы душ, которые умеют любить не только легкое удовольствие радости и счастья, но и великий искусительный восторг боли и страдания, восторг добровольной жертвы, который приводит к грозе и к радуге.
Настанут холода, Осыпятся листы, И будет льдом вода.Любовь моя, а ты? И белый, белый снег Покроет гладь ручья. И мир лишится нег… А ты, любовь моя? Но с милою весной Снега растают вновь. Вернутся свет и зной — А ты, моя любовь
Я считаю, что Максим Викторович, как пара на льду, мне очень идет. С ним можно сыграть и любовь, и ненависть, и по магазинам не позорно пройтись.
Я оказался в положении букашки, попавшей случайно в шейкер для приготовления коктейля со льдом.
Кто не умеет сохранять во льду свои мысли, тот не должен предаваться горячке спора.
Лёд убивает не хуже, чем огонь.

Мне было жаль этих пылких, заботливых и алчных созданий. Они еще не ведали, что я разрушу их мир, дабы построить собственный. Не знали, что избавление я принесу, используя пламень и лед.
Не дари свою любовь никому. Когда мужчины поймут, что ты холодна как лед, тогда они начнут добиваться тебя
Идут белые снеги,
как по нитке скользя…
Жить и жить бы на свете,
но, наверно, нельзя.Чьи-то души бесследно,
растворяясь вдали,
словно белые снеги,
идут в небо с земли.А любил я Россию
всею кровью, хребтом —
ее реки в разливе
и когда подо льдом,дух ее пятистенок,
дух ее сосняков,
ее Пушкина, Стеньку
и ее стариков.
И может быть кому не дадим своей руки,
Может потому, что у нас внутри…
Все осколки льда не растопит ни одна звезда…
Когда щенок достигает зрелости, он становится собакой; когда лед тает, он становится водой; когда стали использоваться 12 месяцев, мы получили новый календарь с соответствующим названием; когда магия становится научным фактом, мы соотносимся с ней как с медициной, астрономией и т. д. Когда название не подходит более к данной вещи, весьма логично изменить его на новое, которое лучше отражает ее сущность. Тогда почему же мы не следуем этому правилу, когда дело касается религии? Зачем продолжать называть религию тем же названием, если принципы ее уже вышли за рамки ее изначальной сути? Или, если религия проповедует то же, что и всегда, но ее последователи не практикуют на деле ни одно из ее учений, зачем они все еще называют себя именем, данным последователям той религии?
Когда-нибудь придёт весна
И заберёт меня домой…
И голубые небеса
Вдруг распахнутся надо мной.
Весна расплачется, обняв
Меня своим теплом,
И я уткнусь в ее рукав
Заплаканным лицом…Где ты была так много лет?
Так много сонных зим?
Я так устал хранить секрет
О том, что я любил,
Но в черную от боли ночь,
Гляжу сквозь льда окно,
Прозрачный отраженья скотч
И больше ничего…
Виски с сахаpом и квашеной капустой,
Лед холодный лед на висках,
В голове моей пpохладно и пусто,
Расскажи мне, где ты и как.
Бег трусцой? Не люблю! Лёд из стакана выпрыгивает
Лёд, как и должно быть, — холодный, розы, как и прежде, — красные.
И ненависть мучительна и нежность.
И ненависть и нежность — тот же пыл
Слепых, из ничего возникших сил,
Пустая тягость, тяжкая забава,
Нестройное собранье стройных форм,
Холодный жар, смертельное здоровье,
Бессонный сон, который глубже сна.
Вот какова, и хуже льда и камня,
Моя любовь, которая тяжка мне.
Ты не смеёшься?
Я взял стакан. Параллелепипеды льда тихо звякнули.
Величие Петербурга исполнено глубокого смысла; этот могущественный город, одержавший победу над льдами и болотами, дабы впоследствии одержать победу над миром, потрясает — потрясает не столько взор, сколько ум!
Пленных пиратов судили, некоторых за особенно ужасные преступления приговорили к повешению условно, и всех отправили в ссылку на необитаемые планеты с суровыми природными условиями: расчищать джунгли, осушать болота, растапливать льды — словом, заниматься общественно полезным трудом и перевоспитываться.
Север крошит металл, но щадит стекло.
Учит гортань проговаривать «впусти».
Холод меня воспитал и вложил перо
в пальцы, чтоб их согреть в горсти.Замерзая, я вижу, как за моря
солнце садится и никого кругом.
То ли по льду каблук скользит, то ли сама земля
закругляется под каблуком.И в гортани моей, где положен смех
или речь, или горячий чай,
всё отчётливей раздается снег
и чернеет, что твой Седов, «прощай».
Ты порезалась? Ничего, я знаю что делать. Нужен спирт, лед, выжать лимончик… И ты забудешь про порез!
… жду-не дождусь, когда сойдет лед с панелей и площадей моего родного Питера, зазеленеют газоны и покроются листвой тополя … Веселее будет, радостней, летом опять — праздники на Дворцовой, пиво, девушки… Слава Петру, слава родителю нашему, создавшему это прекрасный шедевр.

Можно любить зиму и нести в себе тепло, можно предпочитать лето, оставаясь осколком льда
Постоянная доброта на многое способна. Как солнце растапливает лёд, так доброта испаряет непонимание, недоверие и враждебность.
Заказывая сладость, ты получаешь только градусы со льдом.
Горе сердцу, которое льда холодней,
Ах ты, хозяюшка моя! Сама лед приготовила
Нежное очарование осени радует и восхищает. Его не скрыть ни под плотной вуалью предрассветных туманов, ни под серебряными нитями, распутываемыми из дождевого клубка.
Осень как робкая надежда, исполненная легкой грусти. Именно в этот период мы чаще предаемся меланхолии, скрадывающую нашу неуверенность и ранимость.
Ветер галантно кружит в танце свою партнершу-осень в шелковом платье. Стыдливо взирают на них оголенные деревья, расставшиеся со своими пестролистными одеяниями.Осенний воздух еще укутан теплым облаком, словно шарфом. Эта энергия жизни сосредоточена в сердце ее бессменного владельца – предзакатного светящегося диска. Солнце сядет, и вместе с ним уйдет тепло, согревающее все вокруг.
Дневные звуки, шумные и звонкие, уснут, уступая место своим ночным сестрам, вкрадчивым и тихим. Выглянет луна, а следом за ней подруги-звезды. Верные хранители темного небосвода и земных секретов, не скрыть от вас ни требовательного взгляда, жалящего губы, ни жгучего поцелуя.Невозможно тебя забыть. Как жаль, что все проходит. И самые важные слова, брошенные когда-то на ветер, уже не вернуть. Они улетают с последним ключом теплокровных созданий, похожих чем-то на нас стремлением найти свой дом, надежный и безопасный. Найти и проверить себя, в этом долгом путешествии от дома к дому.Реки и озера скованы льдом, но под неподвижным серым слоем бежит вода – живая, чистая, отважная. Она не сдается ни перед зимними морозами, ни перед другими испытаниями, через которые ей предстоит пройти. И так год за годом, сезон за сезоном.
Можно бросать вызов, нарушая установленные законы, но противиться законам природы бессмысленно. Мудрая вода замирает, дожидаясь прихода своей весны.
И мы замрем, обнявшись на прощанье. Никто из нас не виноват. Просто наступила осень. Просто осень в наших чувствах.
– Токио превратился в болото.
– Почему в болото?
– Льды Южного полюса растаяли, уровень океана поднялся, и все время лили дожди.
– Неплохо.
– А в превратившемся в болото Токио остались мужчина и женщина, которые любили друг друга.
– Так жарко ведь. Тропики. А что они делали в Токио?
– Пили пиво.
Иногда просто не знаешь, как поступить, как нужно себя вести перед человеком, который недавно был самым родным на свете. В такой ситуации особенно сложно, потому что не знаешь, что выбрать: быть рабой памяти или неприступной глыбой льда. Когда такое случается в душе освобождается место, но не для кого-то еще, поскольку место этого человека никогда никто не сможет занять. Это место будет пустовать и болеть до конца твоих дней. Это будет специфическая боль и обида. Обида на его предательство. Нельзя считать предательство ошибкой, если оно такое, как сейчас. Не ошибка, а осознанный выбор.
Бывает лед сильней огня,
зима — порой длиннее лета,
бывает ночь длиннее дня
и тьма вдвойне сильнее света;
бывает сад громаден, густ,
а вот плодов совсем не снимешь…
Так берегись холодных чувств,
не то, смотри, застынешь.
В чужое небо налегке,
как будто дни листая.
И след терялся на песке,
и лёд под сердцем таял.
Даже если взорвать весь душевный боезапас,
Пробить пространство и время, мне не вернуться туда,
Куда все смотрит мой странный упрямый компас,
Где по тонкому льду все бегут дней твоих поезда…
Представьте — до каких конфликтов могут довести папуаса и исландца споры о море. У одного оно серое, тяжелое, с черным вулканическим песком, с айсбергами и инеем. У другого – не море – теплое молоко с белоснежными бархатными пляжами, кораллами и акулами. А лёд для этого папуаса понятие несуществующее.
Иначе говоря, для успешной коммуникации, обе стороны должны прилагать усилия – взглянуть на мир глазами собеседника. Не просто слушать партнёра, а услышать его – не себя, не свои стереотипы, которыми вы его слова замещаете, а его мысли, что он в свои слова одеть пытается.
Кай стоял перед палаткой и смотрел им вслед. Они что-то кричали ему и махали руками. Махали. Махали. В паковых льдах играли кобальтово-синие, нежные, как звуки скрипки, тени; очертания глетчеров светились, словно изумруды. Мир вокруг Кая блистал.
Это были глаза из кристалликов льда. Покатилась слеза — чистая бирюза. Зацепили меня – голубые глаза.
— Сколько льда, сколько зим!
— Всё нужно превращать в шутку, да?
— Ага. Еще как.
И они никогда не осуществляют встреч – А на сэкономленные отапливают полмира. Ему скопленной нежностью плавить льды, насыпать холмы, Двигать антициклоны и прекращать осадки. Ей на вырученную страсть, как киту-касатке, Уводить остальных от скал, китобоев, тьмы
Принудительный порядок порождает неудовлетворенность, мать беспорядка, прародительницу гильотины. Авторитарные общества похожи на групповое катание на коньках. Затейливое, механистически точное и, главное, ненадежное. Под хрупкой корочкой цивилизации бурлит ледяной хаос. И есть места, где лед предательски тонок.
Умирая, люди исчезают. Исчезают их голос, их смех, теплота их дыхания. Исчезает их плоть, а в конечном счете и кости. Исчезает и память об этих людях. Это ужасно и в то же время естественно. Однако некоторым людям удается избежать бесследного исчезновения, так как они продолжают существовать в созданных ими книгах. Мы можем заново открыть этих людей – их юмор, их манеру речи, их причуды. Посредством написанного слова они могут вызвать наш гнев или доставить нам радость. Они могут нас успокоить. Они могут нас озадачить. Они могут нас изменить. И все это при том, что они мертвы. Как муха в янтаре или как тело, застывшее в вечных льдах, чудесное сочетание обыкновенных чернил и бумаги сохраняет то, что по законам природы должно исчезнуть. Это сродни волшебству.
Налегли, гребут, потея,
Управляются с шестом.
А вода ревёт правее —
Под подорванным мостом.
Вот уже на середине
Их относит и кружит…
А вода ревёт в теснине,
Жухлый лёд в куски крошит,
Меж погнутых балок фермы
Бьётся в пене и в пыли…
А уж первый взвод, наверно,
Достаёт шестом земли.
Может, такой подход и пустая трата времени, когда имеешь дело с фригидной сучкой вроде Аманды, у которой вместо сердца кусок льда, однако надо помнить, что даже ледники тают, если нагревать их подольше.
Нас водила молодость
В сабельный поход,
Нас бросала молодость
На кронштадтский лед.Боевые лошади
Уносили нас,
На широкой площади
Убивали нас.Но в крови горячечной
Подымались мы,
Но глаза незрячие
Открывали мы.Возникай содружество
Ворона с бойцом,-
Укрепляйся мужество
Сталью и свинцом.
Мы по-прежнему живем в тылу той Войны. Война все дальше, но каждое новое поколение входит в жизнь благодаря Победе. И об этом ему надо непрестанно напоминать.
Иногда власть начинает проявлять к этой теме какой-то интерес. Всем памятно отмечание и 60-летия Победы, и особенно – 65-летия. Имея под рукой такую колотушку, как телевидение, можно и не самые убедительные доводы-выводы вколотить в головы, опустошенные сериалами, танцами на льду, программами — максимум и прочей дребеденью.

— Чтобы не напиваться, надо запивать содовой со льдом.
— Вы знаете, ваше американское пристрастие ко льду — меня пугает. Вы с таким остервенением круглосуточно поглощаете лёд, как будто вы мстите всем айсбергам за гибель «Титаника».
Нарастает лед, жизнь промерзает до дна.
В голове — бардак — огненная страна,
вулканический выброс, горящий фосфор тоски.
Зима, зима — что ослабит твои тиски?
Нерасцветший цветок становится сорняком для других рядом с ним.Иссохший оазис становится частью пустыни.Нерастаявший лед становится айсбергом в океане.Озеро, рожденное в не благодатной почве, становится болотом.Природа не терпит пустоты.Таков порядок вещей.
Словно очищаясь, мир оденется в лёд, чтобы ещё раз вернуться к началу.
Лёд — он умеет сохранять разные вещи чистыми и прозрачными. Сохранять всё, как есть. И в этом — главное предназначение льда, его сущность.
Я люблю белый Петербург, снежную зиму, легкий бег саней по широким проспектам, огромную, скованную льдом реку и мрачные дворцы.
Бездушная красивая кукла с куском льда вместо сердца, пустая, с холодными глазами и гордо поднятой головой. Вот такой я стала
Теперь я могу много рассказать о ледяных. Знаешь, почему они такие? Спрятав себя во льду, легче запирать чувства. Именно лед спасает их, не давая выть от боли. Не сходить с ума. Не умирать от мысли, что… их больше нет. Холод – это спасение. Это способ не обрушить на себя и мир всю боль, а пить ее мелкими глотками. Любовь дракона такова, что убивает. Она как яд.
В последнее время боль утраты превратилась для него в хождение по замерзшей реке: по большей части он чувствует себя в безопасности, но всегда есть опасность провалиться под лед.
— Заседая в совете, вы говорили об уродливых девушках и стальных поцелуях, а теперь пытаетесь убедить меня в том, что попытались защитить девушку? За какого же дурака вы меня принимаете?
— Просто за колоссального!
— Вас всегда настолько развлекает мысль об убийстве, лорд Бейлиш?
— Лорд Старк, меня развлекает не убийство, а вы. Вы правите как человек, танцующий на подтаявшем льду. Смею сказать, всплеск будет весьма впечатляющим. И первые трещины побежали сегодня утром.
И снизу лед, и сверху. Маюсь между.
Пробить ли верх иль пробуравить низ?
Если бы Господь Бог на секунду забыл о том, что я тряпичная кукла, и даровал мне немного жизни, вероятно, я не сказал бы всего, что думаю; я бы больше думал о том, что говорю.Я бы ценил вещи не по их стоимости, а по их значимости.
Я бы спал меньше, мечтал больше, сознавая, что каждая минута с закрытыми глазами — это потеря шестидесяти секунд света.Я бы ходил, когда другие от этого воздерживаются, я бы просыпался, когда другие спят, я бы слушал, когда другие говорят.И как бы я наслаждался шоколадным мороженым!Если бы Господь дал мне немного жизни, я бы одевался просто, поднимался с первым лучом солнца, обнажая не только тело, но и душу.Боже мой, если бы у меня было еще немного времени, я заковал бы свою ненависть в лед и ждал, когда покажется солнце. Я рисовал бы при звездах, как Ван Гог, мечтал, читая стихи Бенедетти, и песнь Серра была бы моей лунной серенадой. Я омывал бы розы своими слезами, чтобы вкусить боль от их шипов и алый поцелуй их лепестков.Боже мой, если бы у меня было немного жизни… Я не пропустил бы дня, чтобы не говорить любимым людям, что я их люблю. Я бы убеждал каждую женщину и каждого мужчину, что люблю их, я бы жил в любви с любовью.Я бы доказал людям, насколько они не правы, думая, что когда они стареют, то перестают любить: напротив, они стареют потому, что перестают любить!Ребенку я дал бы крылья и сам научил бы его летать.Стариков я бы научил тому, что смерть приходит не от старости, но от забвения.Я ведь тоже многому научился у вас, люди.Я узнал, что каждый хочет жить на вершине горы, не догадываясь, что истинное счастье ожидает его на спуске.Я понял, что, когда новорожденный впервые хватает отцовский палец крошечным кулачком, он хватает его навсегда.Я понял, что человек имеет право взглянуть на другого сверху вниз лишь для того, чтобы помочь ему встать на ноги.Я так многому научился от вас, но, по правде говоря, от всего этого немного пользы, потому что, набив этим сундук, я умираю.
— Ну что это — шоу «Педики на льду»? — Нет, это олимпийская команда по фигурному катанию…
Катаясь по тонкому льду, катись быстро.
Скользя по тонкому льду, мы обеспечиваем свою безопасность за счет скорости скольжения. Ральф Уолдо Эмерсон
Гомосексуализм – это еще ничего. Вот балет на скользком льду, либо травяной хоккей – это настоящее извращение!
Тает снег, в моем сердце льдинка, Не растопит лед на щеке слезинка. Мы разные люди, с разной судьбой, Наша встреча ошибка. Ошибка — любовь.
Они сошлись.
Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень,
Не столь различны меж собой.
Я — всадник из льда
Надо мной Мерцает звезда,
Но весной Лёд тает всегда,
Только я никогда!
Страх на душе, глаза на лбу. Я на каблуках иду по льду!
Поцелуй ее был холоднее льда, он пронизал его насквозь и дошел до самого сердца, а оно и без того уже было наполовину ледяным.
Атеизм — это тонкий слой льда, по которому один человек может пройти, а целый народ ухнет в бездну.
В России все зимы традиционно были холодными и снежными и традиция эта не менялась уже много веков. Природа замерла казалось бы навсегда, ничто не могло поколебать вечных груд снега и льда, застывших между градами и весями обширной империи, в славе которой как обычно не было равных. Народ с адским упорством ожидал лучших времен, даже не пытаясь их приблизить, так как конечно сколько лето не подгоняй — быстрее оно все равно не придет.
Если ты накрепко не привязан к делу, семье, то и будешь вот так болтаться, как дерьмо, биться как рыба об лед, изворачиваться, ошибаться, падать и снова вставать, пока тебе не стукнет тридцать.
Чем тоньше лёд, тем больше хочется всем убедиться, выдержит ли он.
Она плакать давно разучилась, Она слезы за смех выдает. С ней так многое в жизни случилось, Все считают – в душе ее лед. Она боль убирает в начало, Она прячет за маскою страх. Слишком много людей обещало, Потерпеть за нее любой крах.
Сначала хотел стать хоккеистом. Я был застенчивым ребенком. Уверенно чувствовал себя лишь на льду. А потом вдруг снялся в нескольких рекламных роликах, только и всего. Хотел заработать лишних деньжат.
Маленький мир, в твоем горячем сердечке, вновь обжигает льдом. Твои мечты, ты смотришь на колечко, и сердце наполняется теплом.
Я поднял голову к сумрачному небу, открыл рот, ловя холодные снежинки. Остыть бы. Остыть насовсем. Но только не так, как в сумраке. Стать льдом, но не туманом; снегом, но не слякотью; окаменеть, но не растечься…
Сегодня буду катиться домой на коньках — ад покрылся коркой льда.
Как иногда хочется — чтобы холодно. Чтобы сердце — до бесчувствия. Чтобы душа — гранитом, бетоном, камнем. Чтобы взгляд — льдом, снегом, инеем. Чтобы не любить, чтобы не больно. Чтобы дышать прозрачным небом и не знать земных страстей. Чтобы не хотеть рук, не искать в оглохшем мире жалкие крохи тепла. Чтобы скалой — в любом шторме, чтобы безразличие вместо всех разбитых надежд. Чтобы уверенный шаг вместо бесполезных попыток, чтобы не гнули и не ломали слова «останемся друзьями». Чтобы любые слова — оставались лишь словами. Чтобы не жить, почти умирая, а умереть, оставшись живым. И иногда почти получается, и уже чувствуешь в груди этот холод, и уже ждешь его, готов к нему… но почему-то мама смотрит на твое лицо и начинает плакать.
Снег на улице. Дождь в душе. Лёд на сердце.
Я всю жизнь хожу по очень тонкому льду. Привыкаешь полагаться на интуицию.
Сколько льда нужно бросить в стакан, чтоб остановить Титаник мысли?
— Сборная не выйдет на лёд, пока не поменяется судейский состав. — Вы не понимаете, что на матче присутствует генеральный секретарь ЦК партии Брежнев Леонид Ильич? — А что, у Леонида Ильича свои собственные правила в хоккее?
Преуменьшающий беду,
Чью тяжесть сам он понимает,
По чуть схватившемуся льду —
Бегущего напоминает. Скользит, подыскивая слово,
Чтоб не сказать — ни «нет», ни «да»,
А там, внизу, течет сурово
Истории
тяжелая
вода…
Всему на свете свой черед:
Пока ты юн, вздыхать не надо,
А если старость подойдет,
Себя юнцом считать не надо. Не остается трав зимой,
Весною льда не остается.
Потом от юности былой
В нас и следа не остается.
Лед тронулся, милые господа присяжные!
Лед тронулся, господа!
Самый грустный вид спорта — это женское одиночное фигурное катание! Сколько бы эта молодая и красивая женщина ни каталась по льду, сколько бы страстно ни вытягивала вперед руки, сколько бы ни выгибалась, ни крутилась бы… всё равно никто к ней не выскочит, не обнимет! Так она и останется одна на льду.
А зимой Герасим впадал в депрессию… и просто бил собачек головой о лед
Заседание продолжается! Лед тронулся, господа присяжные заседатели!
Айсберги тихо плывут на Юг.
Гюйс шелестит на ветру.
Мыши беззвучно бегут на ют,
и, булькая, море бежит в дыру.
Сердце стучит, и летит снежок,
скрывая от глаз «воронье гнездо»,
забив до весны почтовый рожок;
и вместо «ля» раздаётся «до».
Тает корма, а сугробы растут.
Люстры льда надо мной висят.
Обзор велик, и градусов тут
больше, чем триста и шестьдесят.
Звёзды горят и сверкает лёд.
Тихо звенит мой челн.
Ундина под бушпритом слёзы льёт
из глаз, насчитавших мильарды волн.
— Я всегда нервничаю, когда на твоем лице появляется это выражение. Мне кажется, будто ты собираешься бросить меня и уйти. Чего ты боишься? Что скрываешь?
— Просто… Живя здесь, я каждый день беспокоюсь. Каждый мой шаг… Я чувствую, что должна быть осторожна, будто ступаю по тонкому льду. Иногда у меня такое ощущение, словно я не могу дышать.
— Даже если у тебя есть я? Ты все еще так себя чувствуешь?
— Если б мы встретились в другом мире и в другое время, я думала о том, как бы это было замечательно. Если бы только это было возможно… Я бы ничего не боялась. Могла бы открыто… Всё, чего я хотела, это свободно любить Вас.

Если бы Господь хотел видеть меня на льду, он сделал бы меня коктейлем из мартини с водкой.
Чтобы лёд растаял, нужно долго дышать на него. Так и в каждого человека нужно без меры вкачивать любовь. Щедро и не ожидая ничего взамен. Когда ждёшь чего-то взамен, твои руки становятся ледяными и уже не растапливают лёд, а сами пытаются о него согреться.
Но я ищу тебя между листов тетради.
Это так невыносимо среди льда и грязи.
Нас разорвали пополам,
Неведомо, какой правды ради,
Но я ищу тебя в каждом взгляде.
— Похоже, Ленни не такой хладнокровный, каким хочет казаться…
— Не правда! Моя кровь состоит из кубиков льда!
Я бы купила флакончик: один с запахом апельсинов, второй с запахом голубоватого льда, третий с запахом слёз и ещё четвёртый, с запахом до того горячим, что обжигает до смерти. Не по-настоящему до смерти, а так… будто паришь над собой, но остаёшься жить.
Вы, сударь, камень, сударь, лед.
– Сильный мороз, Сэм, – заметил мистер Пиквик. – Славная погода для тех, кто тепло укутан, как сказал самому себе полярный медведь, скользя по льду, – отозвался мистер Уэлле.
Правда — это осколок льда.
Официант приносит вино.
— Вот этого не надо, спасибо.
— Почему?
— Ну как почему? Ты что не помнишь, что бывает, если мы с тобой вдвоем выпиваем?
— Помню! Наливайте!
— Эво как! Тогда мне 200 виски, лёд и колу отдельно!
— Ну, зато я очень красивый!
(и треснул лед с отражением).
— Коллектор инжектора полетел. У меня месяц уйдет на ремонт.
— Месяц? Док, тебя пристрелят в понедельник!
— Я знаю, знаю, знаю! Подожди, придумал! Нужно скатить машину с крутой горы! Нет, нам не найти ровную поверхность, если только… Конечно, лед. Подождем до зимы и когда озеро замерзнет…
— До зимы?! Док, о чем ты говоришь? До понедельника всего три дня!

Скрытое за крепкими преградами сердце становится льдом.
Война, болезни, смерть, разрушения, голод, разврат, нищета, пытки, преступность, коррупция и шоу на льду. Что-то совершенно точно не так. Если это лучшее, на что Бог способен, то я не впечатлён. Подобные результаты не подходят для резюме совершенного существа.
— Без адвокатов, без свидетелей — что это тогда за судебный процесс?
— Ваша вина доказана, здесь лишь выносится судебный приговор. Что выбираете — смерть или изгнание?
— Крейн, если ты думаешь, что мы добровольно согласимся пойти на лед, то ты точно спятил.
— Тогда смерть.
— Тебе видней.
— Замечательно! Смерть через изгнание.
… захотелось им добраться и до неба. Чем выше они поднимались, тем сильнее кривлялось зеркало, так что они еле удерживали его в руках. Но вот они взлетели совсем высоко, как вдруг зеркало до того перекорежило от гримас, что оно вырвалось у них из рук, полетело на землю и разбилось на миллионы, биллионы осколков, и оттого произошло еще больше бед. Некоторые осколки, с песчинку величиной, разлетаясь по белу свету, попадали людям в глаза, да так там и оставались. А человек с таким осколком в глазу начинал видеть все навыворот или замечать в каждой вещи только дурное — ведь каждый осколок сохранял свойство всего зеркала. Некоторым людям осколки попадали прямо в сердце, и это было страшнее всего: сердце делалось как кусок льда. Были среди осколков и большие — их вставили в оконные рамы, и уж в эти-то окна не стоило смотреть на своих добрых друзей. Наконец, были и такие осколки, которые пошли на очки, и худо было, если такие очки надевали для того, чтобы лучше видеть и правильно судить о вещах.
Возникающая близость между мужчиной и женщиной часто определяется некими флюидами, исходящими от них. Они оба как бы чувствуют это явственное приближение Эроса, соединяющее их в некое единое энергетическое поле.
Один взгляд, одно движение руки, одно прикосновение может оказаться роковым, растапливая лед взаимного отчуждения.
Знаешь, что такое настоящая ирония? Это когда ты несчастен, но несчастье подмерзло уже и покрылось льдом. Потом живой слой, кусок души — и снова лед. И так много раз. А сверху, на мерзлоте, под холодным солнцем распускаются белые цветы иронии.
Летящие секунды, часы ведут свой отсчет. Кому обуздают пламя, кому растопят лед. Кому покажут правду, кому замерзший грунт. Не забывай как дышать в полете минут.
Эта боязнь стать посмешищем так стесняет и сковывает, что совершенно теряешь уверенность в себе, а потому то и дело попадаешь впросак. Как на льду: кто больше боится, тот чаще падает.
Пусть Х равен всем уже известным количествам Х. Пусть Х равен холоду. Очень холодно в декабре. Месяцы холода равны месяцам от ноября до февраля. Есть 4 месяца холода и 4 месяца жары, остается 4 месяца неопределенной температуры. В феврале идет снег. В марте озеро превращается в озеро льда. В сентябре студенты возвращаются с каникул и книжные магазины полны. Пусть Х равен месяцу полных книжных магазинов. Количество книг приближается к бесконечности в то время, как количество холодных месяцев приближается к четырем. Мне никогда не будет так холодно сейчас, как в будущем. Будущее холода бесконечно. Будущее жары — это будущее холода. Магазины бесконечны и не бывают полны, кроме как в сентябре.
Хоккей на траве — это совсем не то, что футбол на льду. Хотя, какая разница между извращениями… Стас Янковский
Весна задержалась на месяц, и я до сих пор топлю. Скулы холмов покрыты щетиной леса. Разбивая лед, на пустынном шоссе колеса приучают выбоины к теплу. Общая гамма пейзажа под цвет пальто. Солнце прячется в облако только выйдет. Человек есть в конечном счете то, с чем он считается, что он видит.
Почему японцы ходят смотреть на цветение сакуры и даже сделали из этого целый ритуал, а питерцы, например, не ходят смотреть на то, как по Неве сходит лёд? Хотя это зрелище по медитативности и величественности не уступает сакуре.
Земля боится весны. Тает лед, разрывая жилы. Напрягаются и лопаются почки – это боль… это роды. Старое, не успевшее отжить свое, схлестывается с молодым, не успевшим войти в силу…
Под Дугласом шептались травы. Он опустил руку и ощутил их пушистые ножны. … В ушах, как в раковинах, вздыхал ветер. Многоцветный мир переливался в зрачках, точно пестрые картинки в хрустальном шаре. Лесистые холмы были усеяны цветами, будто осколками солнца и огненными клочками неба. По огромному опрокинутому озеру небосвода мелькали птицы, точно камушки, брошенные ловкой рукой. Дуглас шумно дышал сквозь зубы, он словно вдыхал лёд и выдыхал пламя. Тысячи пчел и стрекоз пронизывали воздух, как электрические разряды. Десять тысяч волосков на голове Дугласа выросли на одну миллионную дюйма. В каждом его ухе стучало по сердцу, третье колотилось в горле, а настоящее гулко ухало в груди. Тело жадно дышало миллионами пор.
Он как огонь и лёд и ярость. Он как ночная буря и сердце самого солнца. Он древний и вечный. Он сгорает в центре времени, и он видел создание Вселенной. И… он удивительный…
— Что бы вы сделали, если бы были мужчиной? — Прежде всего, я отняла бы – извините, отнял бы – лом у женщины, что колет лед возле нашего дома, и больше никогда не подпустила бы ее к этому орудию производства. Как и к другим столь же «изящным» операциям. В этот же день я провозгласила бы долгожданное неравноправие между мужчинами и женщинами, окончательно закрепив за первыми право посвящать женщинам жизнь, а за вторыми – право благосклонно этим пользоваться
И лед тает, когда мы светим, и сердца открываются, когда мы любим, и люди меняются, когда мы открыты, и чудеса происходят, когда мы верим.
Сердце холодно, как полярный лёд, неприступно, как скала. И нет того, кто сможет растопить его и пробудить хоть малейшее чувство
Мучимые страстями души пышут огнем. Такие испепелят любого на своем пути. Лишенные милосердия холодны как лед. Такие заморозят каждого, кто им встретится. Те, кто привязан к вещам, подобны тухлой воде и гнилому дереву: жизнь ушла из них. Такие никогда не смогут сотворить добро или сделать другого счастливым.
— У тебя юмор такой?
— Хотел сломать лед.
— Веселость тебе не к лицу — лед привычнее.
— Вы были как лед и пламя!
— Гром и молния!
— Сыр и конфетти!
Зима замела наши лёгкие снегом, да так, что заныли сердца,
И в зеркале чья-то фигура возникла – без имени и без лица.
И лёд затрещит в чёрном зёве камина и месяц решит снизойти,
Ты скажешь, что мне завтра рано вставать, если правда задумал уйти.Я прижимаю тебя ещё дальше, чем звёзды прижались к земле,
И мы будем вместе так долго, как это возможно лишь только во сне.
Мы спим, пока боги считают твои безнадёжно пустые года,
Пока воющий ветер сметёт подчистую безжизненные города.Неловко коснувшись губами, зароюсь в волос твоих тёмный узор.
Я умер в тот самый момент, когда доктор читал приговор.
Отныне уже ничего не случится на нашем с тобою веку.
Я думал, что так будет лучше – уйти, чтобы тихо сгореть одному.
Водка со льдом вредит почкам, ром со льдом — печени, джин со льдом -сердцу, виски со льдом — мозгу. Этот чёртов лёд, оказывается, невероятно вреден!
— А вдруг лёд треснет?
— А тебе сейчас не всё равно?
Вот это и есть фигурное катание, на тренировочном катке. Во время тренировок мы плачем, мы раздражаемся, пинаем стены, плюемся, швыряем вещи. Но этого люди никогда не видят, потому что на льду мы – сияющие снежные ангелы
Слова — вода,
Их нельзя согреть в своей душе, как кусочки льда.
Хронического счастья так же нет, как нетающего льда.
Не торопитесь уходить! Постойте у открытой двери! Нельзя же с легкостью забыть Тех, кто вас любит, кто вам верит! Не торопитесь отвергать, Когда вам душу открывают… Достаньте мудрости печать, Сумейте просто промолчать! Вы ведь сумеете, я знаю. Не торопитесь разлюбить, Все чувства сразу отвергая, — Тепла вам может не хватить, Чтоб отчужденья лед растаял. Не торопитесь успевать, Найдите миг остановиться! А вдруг получится узнать И там, где надо, появиться… Не торопитесь все забыть, От вздорной мысли отмахнуться… Как нелегко все возвратить! Как нелегко назад вернуться
Ты не научишься кататься на коньках, если боишься быть смешным. Лёд жизни скользок.
… ткань реальности очень тонка… совсем как лед на озере после оттепели, и мы сознательно наполняем нашу жизнь шумом, светом, движением, чтобы скрыть от себя эту особенность окружающего нас мира.
Так как к тому времени он забыл, что такое счастье, как сельскохозяйственный инспектор забывает со временем, что такое Троянская война, которую он изучал в школе, а, кроме того, пятьдесят или сто лет временного пребывания по эту сторону поверхности земли казались ему слишком коротким сроком, чтобы начинать что-нибудь полезное, он, не долго думая, направил свои усилия в одно русло: полет над безбрежными морями, над дальними, покрытыми вечным льдом вершинами, над бескрайними просторами – только полет. В таком настроении он и начал экспедицию, которая должна была стать его судьбой.
Каждый год в тебе что-то умирает, когда с деревьев опадают листья, а их голые ветки беззащитно качаются на ветру в холодном зимнем свете. Но ты знаешь, что весна обязательно придёт, так же как ты уверен, замёрзшая река снова освободится ото льда. Но когда холодные дожди лили не переставая и убивали весну, казалось будто ни за что загублена молодая жизнь. Впрочем, в те дни весна в конце концов всегда наступала, но было страшно, что она могла и не прийти…
Всё, что я когда-либо хотел — это чтобы кто-нибудь согревал меня ночью. Да так, чтобы этого тепла мне могло бы хватить на весь день. И даже если я ощущаю тепло, это лишь на время. В тот момент, когда я ухожу, я снова начинаю замерзать, и мне становится страшно, что даже моё сердце превратится в лёд. Но чтобы начать всё сначала, тепла Чихару более чем достаточно. Когда Чихару сказала, что я ей нравлюсь, вся моя неуверенность куда-то исчезла. Похоже, Чихару тоже мне нравится. Наконец-то я нашел её, ту единственную, что так нужна была мне.
Скоро-скоро он узнает, где чужие, где свои,
Он не отбрасывает тени, он идет как лед через ручьи.
Он не нашел себе другую, он влюбился в ведьму и
Ушел на дно, камнем на дно…
Губы в кровь разбиты, в сердце боль живет, в памяти хранится холод, битый лед.
Ни дать ни взять фригидная баба, у которой все нутро льдом набито.
Осторожно! Олень на льду!
— Ну и ну, кто вернулся после попытки утопить проблемы в спиртном.
— Я знаю ответ: мы.
— Но их не утопить, потому что проблемы умеют плавать.
— Заморозим их в глыбу льда.
— И искупаем этот лед в вискарике!
Анаксагор учил, что снег черного цвета. Он был прав: холод — это чернота. Лёд — это ночь.
— Почему я думаю о том, чтобы осыпать тебя этим льдом, а потом облизать с ног до головы?
— Потому что я ходил в мужскую школу, и Господь решил вознаградить меня.
Ее голос напомнил битое стекло в ведерке со льдом — неожиданно острый и очень холодный
Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит;
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит.Вся комната янтарным блеском
Озарена. Веселым треском
Трещит затопленная печь.
Приятно думать у лежанки.
— Они [горы] мне так нравятся, что и сказать нельзя.
— Как же ты говоришь, что их ненавидишь?
— Разве нельзя совмещать и то и другое?
— Нет. Это разные вещи. Как день и ночь, как лёд и огонь.
— Если лёд способен обжигать, то и любовь может сочетаться с ненавистью. Гора или болото, всё едино. Земля одна.
Вы молодец, сделали тот самый первый шаг когда ныряешь как в омут с головой, так и надо заново учиться ходить, пытаться обрести себя, искать цель в жизни чтобы начать по новой. Я заснул во льдах в 45-ом сразу как повстречал свою любовь, проснулся через 70 лет… Но прошлое в прошлом, а мы живём… всё ведь в наших руках, мир остался на нас, и мы за него в ответе, а иначе, Таносу стоило убить всех.
Я что-то понимаю в этой жизни… Не люби того, кто тебя игнорирует… Он делает всё что б ты ревновала, и он не понимает что сердце рушится на маленький лёд, но в жизни он тебя любил и любит…
— А вообще это довольно мило: ты читаешь, я читаю… Мы словно пожилая супружеская пара.
— Если бы мы были пожилой супружеской четой, жена непременно подала бы мне чаю со льдом и печенюшками.
— У меня нет чая со льдом и печенюшек.
— Хорошая жена сходила бы в магазин.
— Я подаю на развод.
— Отлично. По пути к адвокату, зайди в магазин, возьми чаю и печенюшек.
Думаю, радуги остаются во льду, когда вода замерзает.
<…>
— Я часто видел радуги в снегу, — сказал он громко, чтобы лис услышал. — И на стене дома, когда солнце било сквозь сосульки с крыши. И подумал: лед — всего лишь вода, значит, в нем тоже должны быть радуги. Когда вода замерзает, радуги оказываются во льду, как в ловушке. А солнечные лучи их освобождают.
Тихие задумчивые озера с поволокой вечернего тумана, кристальные окошки родников, утоляющие жажду ценой ломоты в зубах, инеистые глыбы льда, задорно журчащие ручьи, а при необходимости — взмученный яростью поток, сметающий всё на своем пути. Вода уступчива и снисходительна, однако не стоит обольщаться. Она может принять любую форму, но удержать ее в горстях ты не сумеешь, как не старайся. Как и удержаться на плаву, если ты — топор. Хороший такой топор, мрачно подумала я, увесистый, прям гномья секира на стальной ручке. Даже не булькнет. Будешь потом ракам справки предъявлять о гидродинамически рассчитанной форме лезвия и облегченном сплаве…
Бег трусцой? Не люблю! Лёд из стакана выпрыгивает.
Тут за ночь оставляют бюджет микрорайона, пока там между вами таял лед.
Любовь похожа на восхождение на покрытую льдом гору в темноте. Один неверный шаг – и ты мёртв!
И как бы я не укреплял свой хладнокровный тыл,
Боюсь твой взгляд растопит мои льды.
С таким талантом убеждения вы и эскимосу сумеете лед продать
— Не могу. Не могу тебе этого сказать. Это скажет птица, рожденная прикосновением твоей руки к моей. Птица? Что такое правда?
— Правда, — сказала пустельга, — это осколок льда.
Горе сердцу, которое льда холодней,
Не пылает любовью, не знает о ней,
А для сердца влюбленного — день, проведённый
Без возлюбленной, — самый пропащий из дней!
Хей, малыш, захватим город в плен… И будет джаз,
Я приспущу чулки, до самых, до колен, и будет джаз,
Все за мной я знаю классный бар,
Там джин дают как лёд, а от рояля жар,
Там вечный шум и гам, и драки по ночам,
И там, знай, джаз!
И будет джаз, да будет джаз!Come on babe, why don’t we paint the town,
Аnd all that jazz,
I’m gonna rouge my knees,
Аnd roll my stockings down,
Аnd all that jazz,
Start the car I know a whoopee spot
Where the gin is cold but the piano’s hot!
It’s just a noisy hall
Where there’s a nightly brawl
And all that jazz And all that jazz.
Любовь проходит.
Боль проходит.
И ненависти вянут гроздья.
Лишь равнодушье —
Вот беда —
Застыло, словно глыба льда.
— Разве лед горит?
— Лед может гореть, диваны умеют читать. Это БОЛЬШАЯ Вселенная!
Как рассказать, что за цветы Эдельвейсы? В общем, они похожи на маленькие звезды, закутанные по горло в белый мех, чтобы не замерзнуть от прикосновения льдов.
Осени пристала печаль. Часть тебя каждый год умирала, когда опадали листья, и ветру, промозглому холодному свету открывались голодные сучья. Но ты знал, что весна непременно придет и снова потечет река, освободившись ото льда. Если же зарядят холодные дожди и убьют весну, кажется, что кто-то молодой умер без причины.
Насыщая влагой берега, взращивая летние травы, питая водоплавающих птиц, укрываясь в тени старых каменных мостов, летом отражая плывущие по небу облака, а зимой уходя под лед, река, исполненная спокойной решимости, молча устремлялась к океану.
Будь твердым как лёд, подвижным как вода, и пфффффф как пар.
У других женщина в зрачках — вода, лед, огонь или камень. Лишь ее глаза полнились туманом и дымкой.
Глаза – как два мерцающих огня, а губы – лед и пламень… Полюбит ли когда-нибудь меня
— О тебе ходят слухи на Арняке.
— Я покрою льдом весь твой остров.
— Мы горячо встретим тебя.
Люди ломаются во время переходных периодов. В Скоресбюсунде, когда зима начинала убивать лето, люди стреляли друг в друга из дробовиков. Нетрудно плыть на волне благополучия, когда уже установлено равновесие. Трудным является новое. Новый лёд. Новый свет. Новые чувства.
Впервые по тонкому льду я с тобою иду
И боюсь оступиться. Боюсь провалиться.
Представить боюсь, что мы встретимся так вот, однажды,
И ты не узнаешь меня, и ты не признаешь меня…
Ведь любовь не случается дважды.
Есть дары, которые нельзя принимать, если ты не в состоянии ответить… чем-то, столь же ценным. В противном случае такой дар протечет сквозь пальцы, растает, словно осколок льда, зажатый в кулаке. Останутся только сожаление, чувство потери и вины…
Ещё дальше, ещё дольше.
Всё не так, как раньше. И лёд все тоньше.
Нас всё меньше. И хоть это тяжко,
Выживает сильнейший…
Ничего не спрашивай, просто будь со мной… мы такие разные, словно кайф и боль, словно лед и пламя, берег и вода…будь со мною рядом, только навсегда
Октябрь, вечер, нос замёрз,
Я был сегодня так хорош!
На льду плясал я словно Джексон,
Проверив все свои рефлексы.
В ноябре не бывает ни сильных ветров, ни сильных морозов. Зато всё покрывается тонкой и невыносимо ранящей корочкой льда
Зима похожа на разлуку,
Зимой кристаллы льда поют,
И холод вин рождает скуку,
И звуки медленно текут,
Овладевают мной, и плещут,
И, как часы, всё бьют и бьют,
И стрелки времени скрежещут,
И стрелки времени скрежещут.
Холодное слово пока до сердца дойдёт — превратится в лёд.
Сделай! Будь счастлива! Оставь того, кто не чувствует тебя, твою душу, твою ранимость, твое тепло… того, кто считает тебя хищницей. Лед растопит солнце, а душу согреет любовь
Её закупорило, как бутылку, — она застряла в самой себе и никак не могла выйти из ступора. Боль острым льдом полоснула по нутру. Удивительно, но жалость к себе на краткий миг вознесла её над всем этим кошмаром, даруя мимолётную эйфорию.
Лесбиянство, гомосексуализм, мазохизм, садизм это не извращения, — строго объясняет Раневская: Извращений, собственно, только два: хоккей на траве и балет на льду.
Северяне рассказывают такую историю. Прежде чем была создана земля, был другой мир, называющийся Муспелль. Этот мир был на юге, потому там было светло и жарко, всё горело и полыхало. Искры из Муспелля стали звёздами. Другие искры растопили лёд из ледяного мира, Нифльхейма, и так появился великан Имир. Муспелль — один из девяти миров, теперь это страна огненных великанов, никакие другие создания не могут жить там.
Лед не ковер, чтоб на нем валяться.
Меня делает по-настоящему счастливой только математика, снег, лед, числа. Для меня система исчисления подобна человеческой жизни. Сначала у тебя есть простые числа, целые и положительные. Как числа понятные маленькому ребенку. Но процесс познания расширяется и ребенок открывает для себя сильные желания. Знаешь математический эквивалент желания? Отрицательные числа. Формализация ощущения, что тебе чего-то недостает. Затем ребенок открывает для себя промежутки: между камнями, между людьми, между числами. И так появляются дроби. Но это похоже на безумие потому что на этом все не останавливается, никогда не останавливается. И есть числа, которые мы не можем даже начать понимать. Математика — это огромный, безграничный пейзаж: ты идешь к горизонту, который всегда отступает. Как Гренландия.
Ему показалось, что он раздвоился, раскололся пополам, и одна его половина была горячей как огонь, а другая холодной как лед, одна была нежной, другая — жестокой, одна — трепетной, другая — твердой как камень. И каждая половина его раздвоившегося «я» старалась уничтожить другую.
Они сошлись: Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень.
…Весной дождь пахнет надеждой. В нём нет необратимости потерь, как в осадках других времён года. За весенним дождём не хочется наблюдать со стороны, погрузившись в атмосферу домашнего уюта. Под ним хочется жить, любить, надеяться. Считать капли, сбиваясь со счета, ловить их языком, запоминая вкус свежести новой поры. Весенний дождь похож на мятный коктейль с кубиками льда. Коктейль из весны, так напоминающий лето
Зима — хорошая штука, когда это настоящая зима — со льдом на реках, градом, мокрым снегом, трескучими морозами, вьюгами и всем прочим, а вот весна никуда не годится — сплошные дожди, грязь, слякоть, одно слово — тоска, и уж скорей бы она кончилась.
Можно ходить, задрав голову вверх, нежить щеки первым солнечным теплом и хрустеть хрусткими корочками льда на лужах — ну чем не счастье?
Был ноль. Вода превращалась в лёд, а лёд в воду. От нулевого воздуха страх пошёл таять, а вместо него стал копиться по капле отмороженный гнев. За что с Ильей всё так? Почему жизнь в углу прошла и в углу кончается? Почему такое бессилие у него против мира? Где справедливость в том, что ему от наказания не отвертеться? Почему человека убить – получается, а простить – нет? Почему всё в руках у живоглотов? Почему, кроме как руки на себя наложить, другого побега нет, а за самоубийство – в ад? Ну ты бог или хозяин скотобойни?! Терпеть. Голову прятать в руки, шею втягивать в плечи. Как на зоне – не выделяться, не спорить, не возражать. Дали метлу – мести. Сказали отвернуться – отворачиваться. С богом договариваться только о том, чтобы кумовья стучать не заставили. Блатных обходить. Вертухаев обходить. В глаза не смотреть. Ждать свободы. Да где она?!
И кто виноват, что играют плохие актеры,
Что даже иллюзии счастья тебе ни один не дает,
Что бледное тело твое терзают, как псы, сутенеры,
Что бедное сердце твое превращается в лед.
Этот ноябрь очень странный — всё покрывается тонкой корочкой льда, даже сердце…
Вода слышит и понимает. Лёд не прощает.