Цитаты про луч

Цитаты про луч

Историй тысячи на свете,
Счастливых сказок и не очень.
В моей душе луч яркий светит,
Лишь для тебя он днем и ночью.
Лишь для тебя дышу и вижу,
Чтобы смотреть в глаза как море,
Или с тобою жить. Ты слышишь?
Хочу дышать и жить тобою!
Блатные правильно говорят: в гробу карманов нет. Что собрал в душе, с тем и будешь лежать! Человеческая жизнь — как луч. У человека есть начало и нет конца! Понимаете, как интересно!
Уже светает, но я ещё не лёг, Этим сном я пренебрёг. Снова солнце распускает лучи, А ветер разгоняет тучи. Бессонные ночи вошли в привычку, А я дописываю эту строчку
Послушайте! Вы слышите? Музыка! Я слышу её везде: в порывах ветра, в воздухе, в лучах света — она везде. Всё, что нужно, — просто открыться. Всё, что нужно, — просто слушать.
— Что для тебя счастье?
— Для меня счастье – это ждать и дождаться, — щурясь под лучами щедрого солнца, отвечает она. Затем поднимает голову с подушки и кладет её на меня, — Знать, что рядом тот, кто любит, – вот в чём счастье. Всё до банального просто.
Конец августа изменял лету и превращался в осень. Третий день небо было серо-синее. Низкие тучи плыли и прятали лучи солнца.
Фильмы — это и инфракрасные лучи, и зеркало, и телескоп, и микроскоп. Они родились такими, что не смогут надоесть никому и никогда.
Помните, мы говорили про звёзды? На небе кроме них есть газовые гиганты, которым не хватает массы, чтобы стать звёздами. Так вот это я, мне не хватает значимости, чтобы стать для вас лучом света. В этом моя вина, и это меня убивает
Кто-то однажды сказал, что придёт тьма, которая поглотит всё. И всё же, я верю в луч света среди этой тьмы.
Многие мои друзья говорят мне, что я колкий и нетерпеливый, а мне почему-то кажется, что я просто как луч солнца.
Осень созревает в лучах лета
Привет вам, гигантские морды. Можете купаться в лучах моего величия.
Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой…
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!

Который сейчас может быть час? Сквозь жалюзи проникают лучи пропыленного света. Под фортепианные аккорды бушует неистовая, безрассудная страсть. Разбить своё сердце навеки, погубить ради кого-то свою жизнь и плакать, плакать безутешно! И не надо никаких таблеток, ни плеток, ты весь во власти ее глаз и ее губ. И когда ты будешь думать о ее духах и поцелуях, у тебя вновь перехватит дыхание.
Самое лучшее — если сначала она тебя отвергнет. Сколько блаженных страданий ты вынесешь, воображая себе, как кто-то другой, быть может, кладет голову к ложбинку ее плеча. В угасшем Париже ты будешь смотреть на счастливых прохожих, выдыхая облака грусти. Если повезет, эта печаль сделает тебя застенчивым и ты перестанешь мучиться выбирая каждый раз между ней и наркотиками…
Когда первый луч солнца пробил облака на востоке, с Морской Септы в порту зазвонили утренние колокола. Мгновением позже к ней присоединилась Септа Лорда, потом Семь Храмов из садов вдоль Медовухи, и наконец Звездная Септа, в которой за тысячу лет до прихода Аэгона в Королевскую Гавань сидел Верховный Септон. Вместе, они создавали внушительный оркестр. – «Но даже они не могут сравниться с одним крохотным соловьем».
Всему под звёздами готов
Его черед.
И время таянья снегов
Придёт.
И тучи мая на гранит
Прольет печаль.
И лунный луч осеребрит
Миндаль.
И запах обретет вода
И плеск иной,
И я уеду, как всегда,
Весной.
И мы расстанемся, мой свет,
Моя любовь,
И встретимся с тобой иль нет
Вновь?

— Я говорил об иллюзии, которая скрывает за собой что-то. Какую-то действительно существующую реальность. А ты говоришь о мире, в котором нет ничего, что не было бы иллюзией.
— Ну, возможно, мне и хочется верить в то, что за пределами симулякра что-то есть. Не знаю. Но меня все это так будоражит. Как, например, открытие того, что все состоит из кварков и электронов. Мне все это кажется восхитительным, потому что, когда узнаешь что-нибудь об основных единицах вещей — языка, атомов, не важно чего, понимаешь, что они абсурдны. Вот то, например, что я рассказывала вам вчера про квантовую физику, — ну ведь это же безумие, такого просто не может быть. А то, что ты говорил о правде, которая существует только за пределами реальности? Это, по-моему, тоже восхитительно. Всегда есть какой-то следующий уровень, о котором нам ничего не известно. Ученые дошли до кварков и электронов — и до разных их нелепых сочетаний, которые образуют космические лучи и все такое, но они ведь не знают, конец ли это, удалось ли им найти то самое неделимое, которое греки называли «атомос»? А может, делить материю можно вообще бесконечно? И по-прежнему остаются большие вопросы, на которые никто не может найти ответ: что было до начала и что придет после конца? Уже одно то, что эти вопросы до сих пор существуют, заставляет подпрыгивать на месте от возбуждения. Никто до сих пор не знает ничего по-настоящему важного — и есть еще столько неизвестного.
Все-таки люди скроены из противоречий: с одной стороны способны на широкие бескорыстные жесты, с другой на изощрённый обман и измену. Наши сердца — поля беспрестанных сражений, там, где добродетель бьётся с демоном искушений. И нередко бывает, что мрак безысходности рассеет луч дружеского участия…
Самый волнительный момент для меня за пять минут до спектакля. За занавесом гудит зрительный зал: разносится смех, тихая музыка, постукивание каблуков о паркет, разговоры, шелест, скрип дверей … Самый волнительный момент – именно это разделение от зрителя, когда до спектакля совсем чуть-чуть, я всегда стою на сцене и слушаю этот голос театра, вдыхая такой неповторимый запах кулис. Закрываю глаза, сердце в бешеном темпе колотится и, кажется, что его слышат там, за тяжелой тканью занавеса. Кромешная темнота… Именно этот переход от тихого к оглушительно громкому, от глухого к звенящему, от немого к говорящему самый страшный, самый лучший, самый необыкновенный. Он длится совсем немного, совсем чуть-чуть, как будто давая понять, что именно сейчас… в эту секунду ты уже не можешь ничего изменить. Есть только то, что внутри тебя, обнажение души на суд зрителя. Впечатление, что можно прикоснуться, потрогать, осязать эту тишину, а дальше громкая музыка и щелчок кнопки, занавес с шепотом начинает свое движение по двум направлениям, яркий свет софитов ударяет в середину сцены и лучами, завертевшись, разбегается по сторонам, освещая дребезжащую пыль, реквизит, полотно кулис. Секунда до истории, до жизни героев, до отрывка в рампе… Огромный вдох в легкие, меняется взгляд и жесты, встреча со светом, встреча…счастье, боль, любовь и нежность, одиночество и слезы… Здравствуй, сцена!
Выпито лето одним глотком.
Август. Последний день.
Руки, испачканные песком,
к рыжим лучам воздень.
Небо, космос, звезды…
Они манят, зовут и поют.
Они влекут к себе.
И ночью девушке в первый раз приснилось, что она — громадный корабль, который идет по своей воле через космос.
Приятно щекочет кожу-обшивку ледяной холод пространства, проносятся мимо метеориты, сияют лучи далеких звезд… Ей просто хорошо.
Нужно видеть всю картину. Картина — это не сумма её частей. Корова сама по себе просто корова, луг сам по себе — это просто трава, цветы, а солнце, пробивающееся сквозь деревья, – просто лучи света. Но если собрать всё вместе, может получиться что-то волшебное.
Луч красоты в одно мгновенье ока
Сгоняет с сердца тучи.
Есть у огня свои законы.
Огонь войны — в людей вселяет страх.
Покоем дышит он в каминах и кострах.
Но есть огонь невидимый — иконы.О, как блаженно жгут лучи твои,
Сжигай меня, икона, я не струшу,
Я знаю, ты сожжешь грехи мои,
Чтоб отогреть измученную душу.
Счастливого пути, Фродо Торбинс! Я дарю тебе каплю воды, пронизанную лучами вечерней звезды. Она будет освещать тебе путь, когда все другие светильники погаснут.
Вдали над берегом нависал Тауэр, молчаливый страж Лондона, примостившийся на коленях у реки. Я не мог видеть, но твердо знал: каждый дюйм этих мрачных стен защищают десятки пушек. В лучах заходящего солнца обветренные камни казались запятнанными ржавчиной или обрызганными кровью — суровое напоминание о том, что в этих стенах никто не оказывается по доброй воле.
Он бы и хотел смотреть мягко и ласково, но лучи его взглядов как будто раздваивались и между мягкими, ласковыми лучами мелькали жесткие, недоверчивые, пытливые, злые…
Солнца яркий луч, путь найди во мгле,
Я прошу, верни, что так желанно мне…
Раны исцели, жизни свет пролей…
Я прошу, верни, что так желанно мне…
Желанно мне…
А для вас, благоговеющие пред именем Моим, взойдет Солнце правды и исцеление в лучах Его, и вы выйдете и взыграете, как тельцы упитанные; и будете попирать нечестивых, ибо они будут прахом под стопами ног ваших в тот день, который Я соделаю, говорит Господь Саваоф.
Пока наши с тобой души парили в воздухе, мы нашли семена и посеяли их, чтобы дать цветам распуститься. Прекрасное время быстро заканчивается. Ты не сможешь забыть этот могучий ветер и небо. Но ты покинула меня. Я продолжал скитания там, где уже не было твоей тени. Время продолжает свой бег и я полностью растворяюсь в нем. Я возвратился в день, когда встретил тебя. Там был кто-то, стоящий под осенними лучами солнца. Там был кто-то, держащий в своих руках букет и продолжающий ждать. Внезапно появился знак, указывающий туда, где я уже побывал. Постепенно исчезая.
Никт вздрогнул. Ему захотелось обнять опекуна, прошептать, что он его никогда не бросит, но обнять Сайлеса казалось не проще, чем поймать лунный луч, — не потому, что опекун бестелесный, а потому, что это было бы неправильно. Есть те, кого можно обнимать. — Сайлеса нельзя.
— Никакое это не колдовство, не вирус и не нуклонные лучи. По-моему, всё гораздо серьёзнее. Мы сами виноваты… Мы давили себя веками. Зарывались в жадность, ненависть и все остальные грехи, какие только могли придумать, пока наши души не очутились на самом дне. И это дно мы тоже проскребли… и попали куда-то… во тьму.
Людей типа Гарри на свете довольно много, к этому типу принадлежат, в частности, многие художники. Все эти люди заключают в себе две души, два существа, божественное начало и дьявольское, материнская и отцовская кровь, способность к счастью и способность к страданию смешались и перемешались в них так же враждебно и беспорядочно, как человек и волк в Гарри. И эти люди, чья жизнь весьма беспокойна, ощущают порой, в свои редкие мгновения счастья, такую силу, такую невыразимую красоту, пена мгновенного счастья вздымается порой настолько высоко и ослепительно над морем страданья, что лучи от этой короткой вспышки счастья доходят и до других и их околдовывают.
«Инструкция есть очень важен в дело иметь лис…» — Теодор осекся и озадаченно пробормотал себе под нос: — Действительно, без инструкции мне бы и в голову такое не пришло! «Познай ее всю».
— Кого, лису?! — встрепенулся успевший задуматься о чем-то своем капитан.
— Наверное, через автоматический переводчик прогнали, — сквозь общий смех предположил доктор. — Читай-читай, мы все внимание!
— «Оно держать в руках высокотехнологичный выплеск наша фирма», — продолжил Теодор и тут же потребовал уточнений: — Кто — оно?
— Все правильно. — Дэн ткнул пальцем сначала в пилота, потом в Полину, зачарованно гладящую «лису» по шерсти. — Ты читать, оно держать.
— А на Шоарре разве есть средний пол?
— После такой лисы я уже ничему не удивлюсь.
Теодор откашлялся и продолжил:
— «Куча продажный: устройство править, устройство лиса, устройство инструкция. Смертный трубка купи отдельно ты». Купил отдельно я, лежат рядом они.
Станислав вытащил из чехла одно ружье, примерился к прицелу. Тоже дешевенькое, копия древней винтовки OICW.
— «Общать лиса нежно, — со все большим чувством читал Теодор. — Опущение вода, огонь, едучий субстанций есть скорбный горе. Контакт с лис есть экстаз для толпа и Тайный Убивец». Э-э-э… снайпер? «Щупай лиса бок. Пуканье кнопки результат ожидаемый бум».
— У нее что, предусмотрена система самоуничтожения? — забеспокоился капитан.
— Вряд ли. Подозреваю, это и есть искомый включатель. — Дэн оттеснил Полину и, порывшись в груде меха, чем-то щелкнул.
Лиса содрогнулась, перевернулась, подобрала лапы и подняла морду, слегка ею покачивая. Мутные глаза тускло поблескивали, довершая сходство с бешеной. Гладить ее девушка больше не рискнула, вцепилась в пульт.
Теодор как раз дошел до его описания:
— «Лиса иметь режим убег, лежение, кружение и лживый кусь. Надежда использовать лиса во тьма всегда с твой, кнопка синь».
Полина тут же ее нажала, и из глаз лисы брызнуло по красному лучу, а на кончиках меха возникло голубоватое свечение.
— «Утрата лиса даль воззови желтая кнопка, печальная самка крик».
Полина воззвала, и «охотники» дружно отпрыгнули от ящика. Лиса издала пронзительный вибрирующий вой, как если бы кто-то наступил на хвост кошке, застрявшей в стальной воронке.
— Исключительно печальная, — подтвердил доктор, утирая выступивший на лбу пот.
— «Любить ваш лиса, и он любить вас». — На этой оптимистичной ноте инструкция закончилась. — Ну что, всем все понятно?
Девушка, рядом с которой не чувствуешь времени: каждый миг пульсирует яркой, незабываемой вспышкой и одновременно длится целую жизнь, дарующую возможность влюбляться снова и снова. Рядом с которой в ливень не замечаешь мутных потоков под ногами, но видишь эфирные низки стекляруса и ищешь в тучах позолотивший их солнечный луч. С которой не страшно урагана, бьющей в порог молнии, дробящего о ветхую крышу града; с которой одинаково легко посмеяться, погрустить или просто помолчать; целовать её, обнимать, держать за руку, строить дом, сажать яблони, выбирать имя для сына… Рядом с которой чувствуешь себя мужчиной, нужным, единственным и незаменимым.
Полная луна утешает всех, кто болен, — и людей, и диких животных. В сиянии полной луны есть безмятежность, в прикосновении ее лучей — спокойствие, умиротворяющее воздействие на ум и тело.
Бог есть Свет и Свет высочайший, так что всякий другой свет, сколько бы ни казался сияющим, есть только слабый Его луч или рассеивающийся отблеск.
Святитель Григорий Богослов .
Вчера я заплатила очень высокую цену за то, чтобы увидеть хотя бы его тень, в которой я спасаюсь от лучей солнца.
Я расплатилась своими мыслями, отныне я ими не владею.
Мой дом уснул, но мир не ждет.
Ведет дорога нас вперед,
Покуда шлет лучи звезда,
До грани ночи, а тогда
Уйдет туман, растает тень,
Наступит новый светлый день!

Я сам давно перестал строить воздушные замки и жил сегодняшним днём; вечно юный и вечно древний, я представляся самому себе чем-то вроде часов, тикающих в пустоте: лицо-циферблат выкрашено в белый цвет, глаза глядят в никуда; вырезанные из слоновой кости руки-стрелки показывают время ни для кого… в лучах первородного света, который существовал ещё до начала мира, до того, как Господь отделил свет от тьмы. Тик-так, тикают самые точные в мире часы, в пустой комнате размером со вселенную.
Второй вечер сиял. Насколько тосклив был первый, настолько ослепителен второй. Потому что в тот вечер мы предавались волшебным грезам. Ты еще помнишь, как я зашел за Тобой? Вечернее солнце бросало прощальные лучи на колокольню, играя на циферблате и стрелках золотых часов. Неторопливой волшебной походкой Ты шла мне навстречу – о, как я люблю Твою походку! Вечерняя заря неповторимо прекрасного дня бросала блики на Твои волосы, устилала нежным сиянием дорогу под твоими ногами. Снова в опускающемся вечере зазвучали мелодии – старые песни и мотивы. И затихающие звуки неожиданно рождали отклик в моей душе…
Брак есть действительность любви. Любить истинно может только вполне созревшая душа, и в таком случае любовь видит в браке свою высочайшую награду и при блеске венца не блекнет, а пышнее распускает свой ароматный цвет, как при лучах солнца…
Человек — это луч. Он имеет начало и не имеет конца.
Упав на самую глубину отчаяния, мы все хватаемся даже за самую тонкую паутину надежды. Мы не знаем, разорвется ли она, взберемся ли мы по ней. Но мы цепляемся за нее. Благодаря надежде мы не сдаемся, она согревает нас своими лучами.
Доченька-роднулечка, огонечек мой, Мыслями заветными я всегда с тобой! Дорогой комочек нежности, тепла, От любви мне ключик к счастью принесла. Глазки-бриллианты в сказочной ночи — Самой лучшей звездочки яркие лучи! Все твои слезиночки — летняя роса, Ты моя кровиночка, ласточка моя!
Любимый человек подобен солнцу — даже, находясь на расстоянии, он способен согревать и поддерживать вас теплыми лучами своей неподдельной и сильной любви
Представьте себе увеличительное стекло, сквозь которое проходят солнечные лучи. Если двигать его из стороны в сторону, то энергия солнечных лучей рассеивается и не проявляется. Однако, закрепив стекло на определённой высоте, вы сконцентрируете те же солнечные лучи, и этот рассеянный свет внезапно обретет силу, способную вызвать возгорание. То же происходит и с нашими мыслями.
… в первой молодости мы любим только страстно и поэтому только людей совершенных. Но как скоро начинает мало‑по‑малу уменьшаться туман страсти или сквозь него невольно начинают пробивать ясные лучи рассудка, и мы видим предмет нашей страсти в его настоящем виде с достоинствами и недостатками, одни недостатки, как неожиданность, ярко, преувеличенно бросаются нам в глаза, чувства влечения к новизне и надежды на то, что не невозможно совершенство в другом человеке, поощряют нас не только к охлаждению, но к отвращению к прежнему предмету страсти, и мы не жалея бросаем его и бежим вперед искать нового совершенства…
Завтра я буду другим. Завтра я стану новым. Возможно, влюбленным в этот маленький красивый мир. Я буду наивно требовать взаимности у рассвета за то, что нетерпеливо встречаю его, ловя первые лучи зеркалом глаз. Или сам стану этим тонким тревожащим душу рассветом для одного, самого настоящего, самого живого человека. А, может быть, я буду грустным. Больным светлой печалью пока ещё тёплой, ранней осени. И буду петь её желтеющие листья, дыша вызревшим звёздами небом. Или тоскуя за чашечкой чая возле открытого окна, ведущего на скучающую под пеленой мелкого дождя улицу. А может быть я буду весёлым. Смеясь над собой и легко, полушутя, измеряя судьбу улыбками на светлеющих от радости лицах. Или с долей сарказма и цинизма срезая налёт благочестия с людских пороков. В любом случае, потом я усну, чтобы проснуться на следующее утро и снова быть другим. Снова стать новым. И опять почувствовать острым покалыванием в кончиках пальцев восторг бытия, в котором я для себя открыл простое счастье: каждую секунду жизни не быть, но становиться самим собой, бесконечно меняясь изнутри.
Я так люблю тебя! Сколько нерастраченного еще тепла я ощущаю в себе, этого тепла столько, сколько его вообще может вместить сердце. Как все превратилось в счастье, как вещи, которые я всю жизнь ненавидел, сделались важными и привлекательными для меня, а другие, за которыми я гонялся, утонули в забытье! Что сейчас чудеснее привычки, что желаннее надежности, что способно осчастливить больше, чем соразмерность нашей с тобой любви! Как я люблю тебя! Как я не хочу ничего другого, кроме тебя, и как все, что существует на белом свете, освещено из-за этого лучами ощущения бесконечности!
Распахни окна своей души навстречу солнцу и оно зайдет в тебя лучами первой надежды.
Стократ мы счастливы мечтаньем скоротечным!
Мечтанье есть душа поэтов и стихов.
<…>
Найдем ли в истинах мы голых
Печальных стоиков и твердых мудрецов
Всю жизни бренной сладость?
От них эфирна радость
Летит, как бабочка от терновых кустов.
Для них прохлады нет и в роскоши природы;
Им девы не поют, сплетяся в хороводы;
Для них, как для слепцов,
Весна без прелестей и лето без цветов.
Увы, но с юностью исчезнут и мечтанья,
Исчезнут граций лобызанья!
Как светлые лучи на темных облаках,
Веселья на крылах
Дни юности стремятся:
Не долго на цветах
В беспечности валяться.
Весеннею порой
Лишь бабочка летает,
Амуров нежный рой
Морщин не лобызает.
Крылатые мечты
Не сыплют там цветы,
Где тусклый опытность светильник зажигает.
Счастливая мечта, живи, живи со мной!
Ни свет, ни славы блеск пустой
Даров твоих мне не заменят.
Ты когда-нибудь видел, как падает луч света в темную комнату из приоткрытой двери? В самом начале он узкий, а потом расширяется. Точно так же и человек. Сначала один, потом двое детей, потом четверо внуков. Понимаешь? Человек расширяется, как луч света. До бесконечности.
— Это сеть?
— Это узлы сети. А между узлами – множество других сновидцев и простых людей. Все, кому не безразлично будущее следующих поколений детей.
— Красиво… А почему именно такой цветок?
— Это же алатырь, Лада. Неужели ты не знаешь? Один из самых известных славянских солнечных символов. Оберег, известный со времен Древней Руси.
— Вот как… И вы здесь все, его лучи…
— А между нами – еще миллионы лучей. И все судьбы связаны, стянуты узлами, понимаешь? Если хочешь изменить судьбу всего мира – начинай меняться сам. Стань узлом, на котором всё держится.

Лишь справедливость зиждет и творит, И небо справедливостью стоит! Когда бы справедливость не дала Воды земле — и роза б не цвела. По справедливости родят поля, И в равновесье держится земля. И справедливость льет свои лучи Весной на огороды и бахчи. И розы — тех, кто их сорвать спешат, — Шипами справедливыми язвят
Под лучами свободы одинаково быстро расцветают и гладиолусы, и марихуана…
Да, лето самый долгожданный сезон, и он всегда проходит быстро, как теплый золотистый песок утекает сквозь пальцы. Но оно ведь непременно вернется, и лучей солнца снова станет больше, чем облаков. А что касается настроений, то я научился принимать их все. Наверное, это пришла зрелость.
И мрачный мир исчез: прекрасная, озаренная утренними лучами, возникла передо мной моя страна, я воскликнул: «Королева!» – и заключил Тебя в объятия. Моя душа трепетала от восторга, свободы и благоговения, и я пел Тебе песнь своей мечты. Мы вместе сели в лодку под звон колоколов, ликуя от слияния с золотой ночью.Ты еще помнишь, как я был пьян от счастья? Как мы ликовали? О!..
При любой возможности отправляйтесь на природу. Отправляйтесь в сады, леса, горы, на реки и озера. Дышите свежим воздухом, любуйтесь чистым небом, слушайте пение птиц и шелест листьев. Подставьте тело целительным лучам солнца. Пребывание на природе возвышает и освежает разум
Кто-то негромко смеется и стало немного теплей,
Для радости повод всегда найдется,
Пусть радость станет твоей и моей.
Свет самой простой улыбки развеет любую тень,
Из этих лучей самых светлых моментов,
Пусть сложится новый день.
Будем творить…. и тонуть в мягких красках, заворачивая себя в теплые лучи солнца.
Свет в окне может стать лучом надежды.
Глядите! Родился Сальвадор Дали. Стих ветер, небо ясно. Средиземное небо спокойно, и на его гладкой поверхности радугой сверкают семь лучей солнца, как на рыбьей чешуе. Это донельзя символично.
Ты под другими звёздами
Сейчас засыпаешь где-то.
Там с ароматом розовым
В листьях гуляет лето,
Там согревало бережно
Солнце тебя до вечера.
Умыло лучами нежными,
Погладило ласково плечи,
Душу твою наполнило
Светом своим до донышка.
Вечер глазами темными
Глядел на тебя тихонечко,
Сны тебе вновь нашёптывал.
Ночь обняла, укутала,
Чтобы к себе пришёл бы ты,
Все разрывая путы…
Все прекрасное в человеке — от лучей солнца и от молока Матери.
Все прекрасное в человеке – от лучей солнца и от молока Матери.
Никто не способен перекричать материнское сердце
Жгучи солнца лучи, землю в пепел они превратили,Нет спасенья от пыли, Реки пересыхают, Опаленные злаки о дождике к небу взывают. Дети, флягу — в колодец; стол ставьте под липами теми, Чтоб хозяйское темя Защитила прохлада, — За посадку деревьев в горячее лето награда
Полуденное солнце раздвинуло листву и любопытно потыкало лучом в лежащее под деревом тело.
Они боятся сделать шаг. Показать лицо, позвонить и сказать правду, встретится за чашечкой горячего ароматного напитка и поговорить. Да просто быть собой, не той смешной марионеткой образа с мышлением поисковой программы и безвкусно идеальной красотой аватарок, а просто человеком, не больше, но и не меньше. Они скребут изнутри панцирь иллюзорного одиночества и ждут того, кто сделает шаг за них, занимая свой досуг поиском всё новых и новых самооправданий бездействию. Они боятся сделать шаг, потому что за окном дождь, а не Эйфелева башня в лучах солнечного Парижа, волосы растрепаны, возле глаз пролегли первые морщинки, в словах то и дело чувствуются пробелы знаний и дрожь неуверенности, настроение портится невзначай, медленная жизнь оседает тучностью тела, творчество тает в бытовухе, сказочные дворцы превращаются в облезлые обои и невымытую посуду, свобода в ворчащих стариков родителей, богатства души теряются за нищетой быта и недовольным начальством на работе, а сам человек уже не хочет быть собой, вживаясь в свою любимую марионетку, не способную, не готовую сделать шаг. Но, Боже мой, как легко шагать по тряпичному миру общей нерешительности.
Смотри, мой славный Рим, какой закат!
Недолго солнца луч теплом богат,
Уснешь в объятьях жизни не на век,
И мы с тобой продолжим свой побег.
Ты чуешь? Горизонты пахнут кровью…
Седло послужит в поле изголовьем,
Ты отдохни, а завтра круговерть,
Закат напомнит, как помпезна смерть.
Любовь – это просто утренний туман, который обязательно рассеивается сразу после появления первых лучей реальности.
Наши души… Я мало знаю, но в последнее время много думал и читал. Мне кажется, тут дело в какой-то волшебной науке, о которой мы почти ничего не знаем. Темная материя. В буддизме есть идея постоянной энергии, квантовые физики доказали ее существование. Идеальное пространство вселенной вне времени. Это все движение. Я все время думаю о себе, как о пылинке в луче света. Миллионы атомов в постоянном движении…
Планета пережила вещи много хуже нас. Она прошла землетрясения, вулканы, движение континентальных плит, дрейф материков, вспышки на Солнце, пятна на Солнце, магнитные бури, инверсии магнитных полюсов, сотни тысяч лет бомбардировки кометами, астероидами и метеорами; всемирные потопы, приливные волны, всемирные пожары, эрозию, космические лучи, повторяющиеся ледниковые периоды… И мы думаем, что какие-то несчастные пластиковые пакеты и алюминиевые банки что-то изменят? Планета никуда не денется! А вот мы…
Я не ищу ни веселья, ни радости, ни изобилия солнечных лучей и искрящихся вод, столь любимых молодыми и веселыми людьми. Я уже не молод; а мое сердце, измученное годами печали, не приспособлено больше к радости; к тому же стены моего замка разрушены; здесь много тени, ветер свободно доносит свои холодные дуновения сквозь разрушенные стены и раскрытые окна. Я люблю мир и тишину и хотел бы быть наедине со своими мыслями, насколько это возможно.
Твоя улыбка, словно летний луч солнца… Согревает и ослепляет одновременно
Существует несколько довольно простых тестов «на выживаемость». Их суть заключается в том, чтобы распределить пару десятков предметов в порядке важности для предложенных условий. Помнится, в школе я такой проходил… Меня забраковали — я забросил самую важную вещь для выживаемости на резиновой лодочке в открытом океане в самый конец списка. Этой вещью, по мнению разработчика теста, было карманное зеркальце. Когда я спросил у проводивших тест учителей, что, по их мнению, нужно делать с зеркальцем, мне с невероятным пафосом и чувством собственного превосходства ответили: «посылать солнечные зайчики пролетающим самолетам»!
Моему шоку не было предела. Сначала я вежливо уточнил, как они собираются попасть лучом в цель диаметром в сантиметр (глаз) на расстоянии несколько десятков километров? А потом еще уточнил: представляют ли члены комиссии форму самолета? Фонарь кабины, в котором летят пилоты, находится сверху, а не снизу, поэтому, чтобы направить луч с земли в кабину, он должен быть направлен под достаточно острым углом к самолету, иначе подсветить получится только днище. Учитывая, что над океаном маленькие самолеты не летают, шанс быть замеченным с той высоты и угла, на котором летит самолет стремится к нулю, а вот поймать блик над океаном наверняка можно и от воды… Короче, меня выгнали из класса с неудом за неуважение к старшим…
— Когда закатные лучи по ним проходят, вода красным светится. Это отражение всех сердец влюбленных, что целовались там.
— Или отблеск крови, пролитой в Битве при Алдермонте. Там было убито двести человек. Выжившие смерть в стремнине предпочли плену.
— Да, звучит романтично.

Я скучаю по тебе, так как звезды по луне, так как облако по солнцу, его луч стучит в оконца, возвращайся по скорее, чтоб вместе были по быстрее, обниму тебя я крепко, Наш амур стреляет метко…
Закат забирает с собой золотистые лучи, рассыпанные по лесу, оставляя на ветвях деревьев легкую кисею молочно-белого тумана.
Фэн Цзица
Рассвет не наступал. Солнце задержалось над Старым миром: осталось погреть колонны Севильи; зацепилось лучами за каменные узоры на церквях Саламанки; застыло пересчитать овец на полях Азоров. Кабра поглядывал в раскрытую дверь, руки работали сами. Нитка, которая раньше соединяла их с сердцем, повисла где-то в пустоте над желудком
— Лорду Бэкиту нужно то, что лежит в сундуке. Вручив ему это, я изменю свою жизнь.
— Аа! Чёрное честолюбие.
— О! По мне, так это светлый луч надежды.
Целуй меня, пока лучи не целятся в нас,
Пока мы ещё что-то чувствуем,
Пока мы ещё здесь…
Чем хуже этот век?..Чем хуже этот век предшествовавших? Разве
Тем, что в чаду печалей и тревог
Он к самой черной прикоснулся язве,
Но исцелить ее не мог?Еще на западе земное солнце светит,
И кровли городов в его лучах горят…
А здесь уж, белая, дома крестами метит,
И кличет воронов, и вороны летят.
Дым высоких труб, бег седых облаков
Нам укажет приближение холодных ветров,
Танец солнечных лучей в паутине проводов
Над жестяными крышами обшарпанных домов.
Солнышко мое, ты согреваешь меня своими лучами ежедневно. Я с нетерпением жду каждой новой встречи и очень скучаю за твоей лаской и нежным голосом
Вера твоя не важна. Дерево не думает о лучах солнца, которые несут тепло. Наступает рассвет нового дня. Владей Сиянием рассвета и послужишь славе.
Всегда одна и та же картина, она повторяется стократно, тысячекратно: под лучами осеннего солнца лежит солдат, точнее, несколько кусков ветоши, несколько костей, череп, что-то из снаряжения с ржавой пряжкой поясного ремня, подсумок для патронов. И этот солдат был бы очень счастлив все еще жить.
О! только выслушай, молю, —
Я раб твой, — я тебя люблю!
Лишь только я тебя увидел —
И тайно вдруг возненавидел
Бессмертие и власть мою.
Я позавидовал невольно
Неполной радости земной;
Не жить, как ты, мне стало больно,
И страшно — розно жить с тобой.
В бескровном сердце луч нежданный
Опять затеплился живей,
И грусть на дне старинной раны
Зашевелилася, как змей.
Что без тебя мне эта вечность?
Моих владений бесконечность?
Пустые звучные слова,
Обширный храм — без божества!
Я люблю жизнь, как птица любит воздух, рассекаемый ее легкими крыльями. Я люблю жизнь, как цветок любит солнечный луч, каплю росы, брызги дождя и собственную душистую цветочную чашечку. Я люблю жизнь, как тот, кого любят, мучают, но любят, любят. И в течение жизни, которая знала величайшие трудности, я не раз испытывал предельную боль, телесную и душевную, но никогда я не мог разлюбить жизнь, и ощущаю ее как нечто глубокое, красивое и предназначенное. И смерть была близко около меня несколько раз в жизни, но она прошла, лишь коснувшись меня и не задев.
Олицетворение идеала, нечто божественное, явившееся с неба, чтобы уделить земле луч райского блаженства, царица добродетели, облеченная в скромность, сияя красотой, шествует она среди похвал, будто ангел, сошедший на землю, чтобы явить миру зрелище своих совершенств. Ее присутствие дает блаженство, разливает отраду в сердцах. Кто ее не видал, не может понять всей сладости ее присутствия
Говорить о важности воображаемого героя очень сложно. А герои очень важны. Они говорят нам нечто о нас самих. Учебники истории рассказывают о том, кем мы были, документы — о том, кто мы есть сейчас. Герои говорят о том, кем мы хотим быть. И многие наши герои меня огорчают.
Но, знаете, когда создавали именно этого героя, Доктора Кто, ему дали не пистолет, а отвертку, чтобы он мог все починить. Ему дали не танк, не военный корабль, ему дали телефонную будку, из которой вы можете позвать на помощь. Ему не дали суперсил, остроконечных ушек или испепеляющих лучей, ему дали дополнительное сердце. Ему дали два сердца! И потрясающе то, что момент, когда нам не понадобится такой герой, как Доктор, никогда не настанет.
На улице, по которой она шла, уже теплилась весна, будто кто-то целовал в шею, но стоило оглянуться- никого, кроме солнечных лучей.
Когда ум рассматривает предмет лишь в общих чертах, то в них видно только смещение непостижимых затруднений и неясностей. Но это лишь порождаемые ленью призраки, населяющие этот мрак. Внесите туда лучи размышления, и все, что было неясным, станет ясным.
Это история о человеке по имени Эдди, и начинается она с конца, с того, как Эдди умирает в лучах солнечного света. Может показаться странным начинать историю с конца. Но ведь любой конец одновременно и начало. Мы просто сразу об этом не догадываемся.
В Восточной Бездне тонет Хуанхэ,
А в Западной — полдневное светило.
Что мы лучам, стремительной реке,
Своим путем влекомым скрытой силой?!
Уж я не тот, каким бывал весной,
Я поседел к осеннему закату.
Жизнь человека — не сосна зимой,
Несут нам годы многие утраты…
Мне б на Драконе к тучам улететь,
Впивать в сиянье вечном солнца свет!
Вот этому я и стараюсь среди прочего научить моих студентов — искусству всепронизывающего слова. Но на кой нужна пронзительность статье об очередном фордослужении или о новейших усовершенствованиях в запаховой музыки? Да и можно ли найти слова по-настоящему пронзительные — подобные, понимаешь ли, самым жестким рентгеновским лучам, — когда пишешь на такие темы? Можно ли сказать нечто, когда перед тобой ничто?
Если бы Господь Бог на секунду забыл о том, что я тряпичная кукла, и даровал мне немного жизни, вероятно, я не сказал бы всего, что думаю; я бы больше думал о том, что говорю.Я бы ценил вещи не по их стоимости, а по их значимости.
Я бы спал меньше, мечтал больше, сознавая, что каждая минута с закрытыми глазами — это потеря шестидесяти секунд света.Я бы ходил, когда другие от этого воздерживаются, я бы просыпался, когда другие спят, я бы слушал, когда другие говорят.И как бы я наслаждался шоколадным мороженым!Если бы Господь дал мне немного жизни, я бы одевался просто, поднимался с первым лучом солнца, обнажая не только тело, но и душу.Боже мой, если бы у меня было еще немного времени, я заковал бы свою ненависть в лед и ждал, когда покажется солнце. Я рисовал бы при звездах, как Ван Гог, мечтал, читая стихи Бенедетти, и песнь Серра была бы моей лунной серенадой. Я омывал бы розы своими слезами, чтобы вкусить боль от их шипов и алый поцелуй их лепестков.Боже мой, если бы у меня было немного жизни… Я не пропустил бы дня, чтобы не говорить любимым людям, что я их люблю. Я бы убеждал каждую женщину и каждого мужчину, что люблю их, я бы жил в любви с любовью.Я бы доказал людям, насколько они не правы, думая, что когда они стареют, то перестают любить: напротив, они стареют потому, что перестают любить!Ребенку я дал бы крылья и сам научил бы его летать.Стариков я бы научил тому, что смерть приходит не от старости, но от забвения.Я ведь тоже многому научился у вас, люди.Я узнал, что каждый хочет жить на вершине горы, не догадываясь, что истинное счастье ожидает его на спуске.Я понял, что, когда новорожденный впервые хватает отцовский палец крошечным кулачком, он хватает его навсегда.Я понял, что человек имеет право взглянуть на другого сверху вниз лишь для того, чтобы помочь ему встать на ноги.Я так многому научился от вас, но, по правде говоря, от всего этого немного пользы, потому что, набив этим сундук, я умираю.
Посылаю своим недругам луч любви и всепрощения… Пусть он спалит вас дотла…УРОДЫ!
Великая мечта состоит из великого множества различных вещей — так же как солнечный свет складывается из миллионов лучей.
Улыбка, как солнце, выглянувшее после дождя. Её лучи несмело касаются опечаленной души, и, разливаясь, греют сердце. А после радостным спокойствием отражаются в глазах.
Долина, немножко тихой воды и луч заката — самые простые вещи, самые обыкновенные, самые дорогие.
В лучах Луны ты шлешь мне свои любовные письма, — сказала Ночь Солнцу.
— Я оставлю свои ответы — слезами на траве.
Такова жизнь. Большую ее часть ты карабкаешься в стремлении занять место под солнцем, а когда достигаешь желаемого, то подчас испускаешь дух, так и не успев насладиться его первыми лучами.
Когда мы ждём прихода весны, мы отчаянно высматриваем признаки завершения суровой зимы. А признаки очевидны: луч солнца, пробивающийся сквозь темноту; росток новых отношений, пробивающийся сквозь мёрзлую зиму; внезапное потепление. Но не забывайте, жители Верхнего Ист—Сайда, февраль — это не конец зимы в нашем городе, до этого ещё далеко.
Утро – самое отвратительное время суток. Я его ненавижу. Особенно зимой. Я не знаю, где старик Пушкин брал эти лучи солнца, освежающий морозец и пение зимних птах. Не исключено, что он уже с утра начинал бухать, а через бокал шампанского любое время суток очаровательно. Я встаю, подхожу к окну. «Вечор ты помнишь? Вьюга злилась. А нынче посмотри в окно». Посмотрел. Вечор был всяко лучше. Точнее, никакой разницы нет. На улице темно, понурые люди чистят машины, ведут детей в детские сады и школы и спешат на работу. Никто этому утру не рад. По мне, так я бы вообще начинал рабочий день в России часов с двенадцати. Все равно утром никто ничего не соображает. Сергей Минаев
Солнечный луч разит страшилища ночи, молодость убавляет весу заботам.
Вот и кончается лето, яростно рдеют цветы, меньше становится света, ближе приход темноты. Но — темноте неподвластны, солнца впитавши лучи, — будем по-прежнему ясны, искренни и горячи! Николай Асеев
Стоит лучу солнца упасть на вас, и вы видите возле себя друзей. Друзья — это термометр, по которому можно измерять температуру успеха.
Чтобы взойти солнцу, нет нужды ни в молитвах, ни в заклинаниях, нет, оно вдруг начинает посылать свои лучи на радость всем; так не жди и ты ни рукоплесканий, ни шуму, ни похвал, чтобы делать добро, твори благодеяния добровольно — и будешь любим, как солнце.

Самое главное — это желание жить. Радоваться солнечному лучу, полевому цветку, воробью, чирикающему на ветке. Дар умения быть счастливым в детстве есть почти у всех, но лишь немногие могут сохранить его на всю жизнь.
К солнцу ведет множество лучей, также как к счастью множество путей.
Любовь — та же радость, она, как солнечный луч, светит живущему сквозь все страдания, горести, неудачи и заботы.
Следует свой ум углублять, а не расширять и, подобно фокусу зажигательного стекла, собрать все тепло и все лучи своего ума в одной точке.
Даже в самой кромешной на первый взгляд темноте луч света есть. Если его не видно, открой глаза.
Значит, изгнать этот страх из души и потемки развеять Должны не солнца лучи и не света сиянье дневного, Но природа сама своим видом и внутренним строем. За основание тут мы берем положенье такое: Из ничего не творится ничто по божественной воле. Значит, нам смерть — ничто и ничуть не имеет значенья, Ежели смертной должна непременно быть духа природа.
Весной в каждом из нас просыпается маленький человечек — очень нежный и ранимый, жаждущий солнечных лучей, улыбок и объятий.
Сильней всего на свете лучи спокойных глаз.
Сильней всего на свете Лучи спокойных глаз.
Любовь всех раньше станет смертным прахом,
Смирится гордость и умолкнет лесть.
Солнце — одно, а шагает по всем городам.
Солнце — моё. Я его никому не отдам. Ни на час, ни на луч, ни на взгляд.— Никому. Никогда!
Пусть погибают в бессменной ночи города! В руки возьму! — Чтоб не смело вертеться в кругу!
Пусть себе руки, и губы, и сердце сожгу! В вечную ночь пропадёт, — погонюсь по следам…
Солнце моё! Я тебя никому не отдам!
Если ты умён, иди к глупцам,
Если зрячий ты, иди к слепцам,
К зрячим не найдет слепец дорогу,
К мудрым глупый не приходит сам.Даже вы, достигшие высот,
Знайте и примите то в расчёт,
Что и солнце в небе не гордится,
А земле свои лучи несёт.
— Мистер Буковски, что такое любовь?
— Что? Это что-то вроде тумана утром. Когда вы просыпаетесь задолго до рассвета. Он исчезает быстро. Так и чувства сгорают.
— Правда?
— Я убежден.
— И чувства сгорают?
— Да, очень быстро. Любовь — это просто туман, который рассеивается с первым же лучом реальности.
И две тысячи лет — война,
Война без особых причин.
Война — дело молодых,
Лекарство против морщин.
Красная-красная кровь,
Через час уже просто земля,
Через два на ней цветы и трава,
Через три она снова жива
И согрета лучами Звезды
По имени Солнце…
Над этой тёмною толпой
Непробужденного народа
Взойдёшь ли ты когда, Свобода,
Блеснёт ли луч твой золотой?..
Над этой темною толпой
Непробужденного народа
Взойдешь ли ты когда, Свобода,
Блеснет ли луч твой золотой?..
Этой ночью что-то изменилось, и последней моей мыслью, перед тем как мои глаза закрылись, было то, что завтра у нас будет достаточно времени, чтобы обо всем поговорить. Но когда первые лучи утреннего солнца стали украдкой пробиваться сквозь темные шторы, я с беспокойством осознал, что завтра уже наступило.
Иисус не хочет превратить меня в солнечный луч. Солнечные лучи не станут делать из таких, как я.
Уже белые платьица мелькали,
Уж косые лучи хотели счастья.
Аристончик играл для танцев.
Между лип,
Словно крашеный, лужок был зеленый!
Пригласили: можно веселиться.
Танцевать она не умела
И боялась быть смешной, — оступиться.
Можно присесть бы с краешка, —
Где сидели добрые старушки.
Ведь и это было бы веселье:
Просмотреть бы целый вечер, — чудный вечер
На таких веселых подруг!
«Сонечка!» Так просто друг друга «Маша!» «Оля!».
Меж собой о чем-то зашептались —
И все вместе убежали куда-то!
Те, кто начинает новый день со встречи с морем, не могут быть злыми или несчастными. И какое это море — летнее или зимнее, — не имеет значения. Когда видишь, как просыпается солнце, как мягко потягивается вода, жмурясь от первых лучей, понимаешь, что совершенно не важно, на чём спать, что у тебя есть и куда нужно спешить после того, как проснёшься. Главное — дождаться утра, чтобы открыть глаза и обнять взглядом море.
Однажды Суворову рассказали о неблагодарности человека, которому он в свое время помогал. Я замечал, что люди в конце концов всегда делаются неблагодарными врагами того, с кем не могут равняться, более того превзойти. Чем одаривает земля небо за благотворные лучи солнца и живительные капли дождя? Пылью своей!
Укажите мне луч надежды посреди мрака, окружающего меня, и не толкайте меня в пропасть, но поддержите, потому что у меня подгибаются ноги.
Час от часу более всею душою предавался Лотарий Эльвире, и всё загадочнее становились для него её поступки. Грюненфельд решился однажды спросить её, кто она. — Зачем вам? — гордо отвечала Эльвира. — Вы видите меня, я перед вами, чего ж вам больше? Вы ещё хотите знать: кто я? Зачем знать бедняку, откуда падает луч солнца, который согревает его? Небо послало счастье человеку — наслаждайся и благодари.
Есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет!
Пусть луч мира пройдет через вас как через призму. Пламенем на бумажный лист будущей книги.
Одинокий человек постепенно забывает об осторожности. Он подставляет плечо каждому лучу внимания, пока не обожжется, и тогда он снова прячется в свой темный уголок-убежище.
То, что называют светом само по себе прозрачно, но все предметы, попадая в его лучи становятся непрозрачными.
При правильном их применении слова способны быть всепроникающими, как рентгеновские лучи. Прочтешь — и ты уже пронизан и пронзен.
Когда я думаю о том, что она ушла, ушла, вероятно, навсегда, передо мной разверзается пропасть и я падаю, падаю без конца в бездонное чёрное пространство. Это хуже, чем слёзы, глубже, чем сожаление и боль горя; это та пропасть, в которую был низвергнут Сатана. Оттуда нет надежды выбраться, там нет ни луча света, ни звука человеческого голоса, ни прикосновения человеческой руки.
Солдаты, стоявшие с карабинами в руках, едва сдерживали слезы. Они не могли примириться с мыслью, что им предстоит убить Овода. Этот человек, с его остроумием, веселым, заразительным смехом и светлым мужеством, как солнечный луч, озарил их серую, однообразную жизнь, и то, что он должен теперь умереть — умереть от их рук, казалось им равносильным тому, как если бы померкло яркое солнце.
Закат забирает с собой золотистые лучи, рассыпанные по лесу, оставляя на ветвях деревьев легкую кисею молочно-белого тумана.
В мире, исполненном мрака, каждый из нас тянется к свету. Будь то искра озарения, что подскажет, как вернуть однажды утраченное, луч маяка, разгоняющий мрачные тени, или же тусклые фонари, освещающие картинки из давнего прошлого. Каждый из нас, бредущих в ночи, тянется к свету, будь то даже лишь слабый проблеск надежды.
Я сказал горожанам, что война с Февралем необходима, как воздух, которым мы дышим. Если мы откажемся воевать, холод и серость накроют нас навсегда, будто бескрайнее одеяло из скал. Я предложил им вспомнить, каково это — держаться за руки с Маем. Я предложил им вспомнить, как звучат речки, бегущие под окнами спален, как плещется вода по августовским камням, как поют птицы в зелени веток, как собаки воют на равнине. Я предложил им закрыть глаза, забыть о снеге, тающем на лицах, и вспомнить, что они видели и чувствовали, когда просыпались поутру и солнечные лучи падали на их постели, на их голые ноги.
Я спросила у кукушки,
Сколько лет я проживу…
Сосен дрогнули верхушки,
Желтый луч упал в траву.
Но ни звука в чаще свежей,
Я иду домой,
И прохладный ветер нежит
Лоб горячий мой.
В женской, высокой, чистой красоте есть непременно ум. Глупая красота — не красота. Вглядись в тупую красавицу, всмотрись глубоко в каждую черту ее лица, в улыбку ее. Взгляд — красота ее мало-помалу превратится в поразительное безобразие. Воображение может на минуту увлечься, но ум и чувство не удовлетворятся такой красотой: ее место в гареме. Красота, исполненная ума, — необычайная сила, она движет миром, она исполняет историю, строит судьбы; она, явно или тайно, присутствует в каждом событии. Красота и грация — это своего рода воплощение ума. От этого дура никогда не может быть красавицей, а дурная собой, но умная женщина часто блестит красотой. Красота, про которую я говорю, не материя: она не палит только зноем страстных желаний: она прежде всего будит в человеке человека, шевелит мысль, поднимает дух, оплодотворяет творческую силу гения, если сама стоит на высоте своего достоинства, не тратит лучи свои на мелочь, не грязнит чистоту…
Удивительные, крохотные проблески мельчайшей красоты забудутся, время сгладит и растворит их, словно пленка, засвеченная лучами яркой звезды. Поросль изменит картину, добавив в шедевр красок и антуража.
Пока великие страны купаются в лучах яркого света, маленькие страны обречены на смерть во тьме.
Я встретил на улице молодого человека, очень бедного и влюбленного. Он был в поношенной шляпе, в потертой одежде; у него были дыры на локтях; вода проникала в его башмаки, а звездные лучи — в его душу.
Половины этого города просто не существует. По моему мнению, пространство внутри Садового кольца вечерами превращается в некое подобие компьютерной игрушки, населенной людьми-пустышками. Когда-то они были нормальными людьми, у них были мечты, «души прекрасные порывы», проблемы и жизненные заботы. Но затем, в какой-то момент, они поняли, что легче превратиться в персонажей гламурных журналов, героев и героинь танцпола, фей подиума и ресторанных рыцарей ножа и тарелки. Превратить свою жизнь в атмосферу круглосуточной вечеринки и стать теми самыми рекламируемыми на всех углах «ночными жителями». Постоянные лучи софитов отучили их глаза воспринимать дневной свет, лампы солярия сделали невозможным нахождение на дневном солнце, тонны парфюмерии и косметики вкупе с наркотиками и диетами постепенно иссушали их тела, а актуальные журналы и развлекательное телевидение сделали то же самое с их мозгом. В конце концов они превратились в тени людей, в некое подобие невидимок, которые могут выходить из дома только в ночное время суток, когда искусственное освещение скрывает то, что под оболочкой из макияжа, платья «Prada», джинсов «Cavalli» или костюма «Brioni» — скрыта пустота. Именно поэтому вы никогда не встретите их днем на улицах Москвы. Боязнь, что кто либо увидит, что под темными очками «Chanel» нет никаких глаз, а их лица просто нарисованы, заставляет их оставаться днем дома. День — время людей, тогда как ночь — время мумий.
Инда взопрели озимые. Рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку. Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился…
Жизнь — такая смешная штука. Хотя бы тем, что ты — родился. Родился, отряхнулся, принюхался, посмотрел в глаза. Доверчиво, пока ещё — доверчиво. И сорвался с места, в бег, в крик, по следу эфемерных истин о счастье человеческом. Натоптал, наследил, столько раз падал, столько раз вставал, искал, жадно, честно, срывая цветы, вдыхая дожди с оттенком бергамота и никотина… Почти взлетел. Уперся лопатками в небо, разбросал лучи света по глазам, пророс в чужих душах словом, а потом солнце, смешанное с ветром, яростно — в солнечное сплетение, до боли, до слёз, до восторга. И ты запел…
— Как красиво! Какая звездная ночь!
— Я тебя с трудом вижу, думаешь, смогу звездочки на небе сосчитать?
— Тогда… что насчет луны?
— Она там.
— Получается… единственная звезда, которую ты можешь видеть — это луна.
— Луна не звезда.
— Светит в темноте и не звезда?
— Луна отражает свет других звезд. Настоящая звезда светит без чьей-либо помощи… в одиночку… Если бы луна была звездой, она светила бы, как солнце.
— Неважно, что луна не звезда, а просто отражает чужой свет… Вот солнце слишком расточительно светит. А луна — полезная штука, освещает дорогу в темноте.
— Ко Ми Нам, день называется ясным, потому что светит это «бесполезное» солнце.
— Дошло наконец.
— День будет сменять ночь… но солнце… навсегда останется настоящей звездой.
— Значит, я что-то вроде луны… купаюсь в лучах света такой звезды, как ты.
— Но у луны есть свои преимущества. Не важно, сколько звезд сияет на ночном небе… Я могу видеть только луну.
Эгоист сходен с эскимосом: пребывая в вечном холоде одиночества, он всю жизнь ходит в оленьей шкуре своего себялюбия и умирает, так и не узнав силы солнечных лучей любви.
… У людей <…> есть одно чудесное свойство — забывать. Сглаживать острые углы обид и разочарований. Закрывать чехлами отслужившую своё мебель. Ни в коем случае не выкидывать, нет! Любая мелочь навеки остаётся в памяти, но <…> лишь для того, чтобы иногда — под стук осеннего дождя или в алых лучах заката — вынуть старую безделушку из шкатулки, согреть своей ладонью, снова почувствовать печаль или радость… Они не будут слишком яркими, эти чувства — с течением времени меркнут любые краски, — но, утратив свежесть, настоятся, словно вино, и в самом простом событии появится глубина, которую ты не мог заметить…
… после того, как солнце сядет, наступает момент, когда цвет и освещение делаются удивительно красивыми. Этот эффект длится всего несколько секунд, когда солнце только что ушло за горизонт, но его лучи как бы рикошетом продолжают освещать землю.
— Я хочу увидеть закат. Какое поэтичное удовольствие. И весь мир для Париса ничего не значил, он встречал закат вместе со своей Еленой. Когда ты думаешь, твой ультиматум примут?
— В любое время до полуночи.
— «О, закат, властитель мира. О закат». «Лучи заходящего солнца ослепляют равнины». «Корабли пробираются сквозь волны». «Рынки заполняются мириадой рабов». «Раздается удар молота о наковальню». «А поэт нанизывает строчки на мелодию».
Случаются дни, когда вроде бы не происходит ничего особенного, но на тебя внезапно накатывает невероятное счастье; ты перебираешь старые вещи или, подойдя к прилавку старьевщика, вдруг видишь точно такую же игрушку, какая была у тебя в детстве, или кто-нибудь нежно берет тебя за руку, или раздается звонок, которого ты уже не ждал, или тебе говорят что-нибудь хорошее, или твой ребенок обнимает тебя — он ничего не просит, только хочет на минутку почувствовать твою любовь. Случаются такие благословенные дни, когда тебя радует знакомый запах, солнечный луч, пробившийся из-за штор, шум ливня за окном в момент пробуждения, снег на тротуаре или приход весны и лопнувшие почки.
Земля — очень маленькая сцена на необъятной космической арене. Вспомните о реках крови, пролитых всеми полководцами и императорами, чтобы, в лучах славы и триумфа, ненадолго стать хозяевами части этой песчинки. Вспомните о бесконечных жестокостях, совершаемых обитателями одного уголка этой точки над едва отличимыми от них обитателями другого уголка. О том, как часты их разногласия, о том, как жаждут они убивать друг друга, о том, как горяча их ненависть.

Я расскажу про тех, кто остаётся в середине. Не про неудачников – их повесть слишком горька и скучна. Не про победителей – их историю не рассказать словами. Люди середины – их всегда больше, чем победителей и проигравших. На любой планете, у любой расы…Когда-то проблемы решались очень просто. Если одно племя обрело разум, а другое так и осталось стаей – оно превращалось в пищу. В мишень для стрел, которые не сумело придумать. В костяные наконечники для копий. Это были простые времена – и они ещё долго оставались такими. Те, кто опоздал в гонке, кто отстал хотя бы на полшага, – превращались в рабов. Загонялись в резервации и анклавы. Вставали по заводскому гудку и с первым лучом солнца. Простые времена – простые решения. Но простое время кончилось. Кто-то сумел дотянуться до неба. Кто-то сумел откусить от Древа Жизни. Кто-то оставил разум про запас – как мы оставили свои инстинкты на чердаке сознания. Что это было – один краткий миг или целая эпоха? Я не знаю. Но когда молодые боги уходили, сжигая за собой мосты, за их спиной оставались люди середины. Те, кто не сумел. Те, кто не захотел. Те, кто выбрал привычный и не страшный путь разума… Неудачники не выдержат шока и погибнут. Победители обретут разум и станут править новым миром. Но для большинства, не изменится ничего! Совершенно ничего! Будут они мыслить или продолжат жить инстинктами – это ничуть не изменит их жизнь. Не всем нужен разум. Не все могут думать. И в этом вечная ловушка. Для средних людей, для тех, кто не хочет в землю, но не дорос до неба, есть только место между небом и землёй. Всегда и везде крайними остаются люди середины. У моей истории нет конца, как нет выхода для людей середины.
В глупости и в ночи
Погряз беззащитный мир;
Мечутся азбукой Морзе,
Пляшут во тьме лучи —
Вершители и справедливцы
Шлют друг другу послания.
Я, как и все, порождение
Эроса и земли,
В отчаяньи всеотрицания, —
О, если бы я сумел
Вспыхнуть огнем утверждения!
Утро нужно любить, это и без всяких цитат понятно. Ведь это так приятно — встретить начало дня, когда под напором розовых лучей еще невидимого солнца исчезают звезды. И вокруг все просыпается.
Это наш дом. Это мы. Все, кого вы любите, все, кого вы знаете, все, о ком вы когда-либо слышали, все когда-либо существовавшие люди прожили свои жизни на ней. Множество наших наслаждений и страданий, тысячи самоуверенных религий, идеологий и экономических доктрин, каждый охотник и собиратель, каждый герой и трус, каждый созидатель и разрушитель цивилизаций, каждый король и крестьянин, каждая влюблённая пара, каждая мать и каждый отец, каждый способный ребёнок, изобретатель и путешественник, каждый преподаватель этики, каждый лживый политик, каждая «суперзвезда», каждый «величайший лидер», каждый святой и грешник в истории нашего вида жили здесь — на соринке, подвешенной в солнечном луче.
Ты свободен душой, жизнь играет с тобой.
Но не бойся мечтать взлетать к небесам.
Скользя по лучам, поднимись к облакам.
Счастье ежедневно… Глобальное счастье быстротечно, оно соткано из воздуха и словно воздушный шарик, набирая скорость, улетает ввысь… а ежедневное… оно прячется за звуками музыки, за +5 градусов, в ветках остывающих деревьев, в золоте лучей солнца… ежедневное счастье кроется в нашей улыбке… вот что важно, а улыбку создают ежедневные мелочи, которые вокруг… просто нужно улыбнуться и вдохнуть, глубоко и медленно выдохнуть, а потом еще, еще и еще… и тогда их можно очень четко разглядеть вокруг себя… чтобы быть счастливыми.
Учись прощать… Молись за обижающих,
Зло побеждай лучом добра.
Иди без колебаний в стан прощающих,
Пока горит Голгофская звезда.Учись прощать, когда душа обижена,
И сердце, словно чаша горьких слёз,
И кажется, что доброта вся выжжена,
Ты вспомни, как прощал Христос.Учись прощать, прощать не только словом,
Но всей душой, всей сущностью своей.
Прощение рождается любовью
В творении молитвенных ночей.Учись прощать. В прощеньи радость скрыта.
Великодушье лечит, как бальзам.
Кровь на Кресте за всех пролита.
Учись прощать, чтоб ты был прощен сам.
Слаб голос мой, но воля не слабеет,
Мне даже легче стало без любви.
Высоко небо, горный ветер веет,
И непорочны помыслы мои.Ушла к другим бессонница-сиделка,
Я не томлюсь над серою золой,
И башенных часов кривая стрелка
Смертельной мне не кажется стрелой.Как прошлое над сердцем власть теряет!
Освобожденье близко. Все прощу,
Следя, как луч взбегает и сбегает
По влажному весеннему плющу.
Неведомо когда,
Как рою пчел, им жизнь дала звезда,
И вот они летят — пылинки мира —
Среди цветов и лоз, в садах эфира;
И каждая из них, свой вечный круг чертя,
Сверкая в тьме ночной, а днем в лучах сокрыта,
Уйдя далёко, вспять бежит своей орбитой
И к солнцу-матери влечется, как дитя.
С сегодняшнего дня я селю внутри себя смеющегося человечка, открытого для хорошего настроения, замечающего мелочи и улыбающегося им. И моя весна теперь всегда будет со мной — яркая, улыбчивая, и радостная, согревающая лучами и в летние грозы, и в пасмурные осенние туманы, и в самые зимние, самые сильные метели.
Осень созревает в лучах лета.
Этот незнакомец смотрел на нее так особенно, что ей захотелось остаться в луче его взгляда. Когда на неё были устремлены такие глаза, она чувствовала себя святым Граалем.
Солнце взошло. Его яркие лучи разлились над болотом, проникая в грязь, осушая саванну. В них была радость утра, свежесть растений. Вода казалась теперь более легкой, менее вероломной и опасной. Она серебрилась среди медно-ржавых островов; она покрывалась легкой зыбью из малахита и жемчуга, она расстилала чешую из слюды. Сквозь заросли ивы и ольхи доносился ее тонкий запах.
То, как мы воспринимаем окружающий мир, зависит от того, как мы относимся к самим себе. Если человек верит в себя, то и окружающий мир он воспринимает положительно. А если человек, наоборот, озлоблен на себя, то и мир вокруг кажется ему исчадием зла. Мы проецируем своё отношение к себе — на мир, словно луч диапроектора, отбрасываем его на экран.
Лучи её любви уже не светят. Ты просто дорог ей, как младший брат
Лица у всех серьёзные,
Мало кто улыбается,
А между тем, ЧУДО – каждый миг:
Живём, дышим,
Купаемся в лучах солнца, рожаем детей…
Какой в этом смысл – если нет радости?
Сила там – где любовь, папа, я точно знаю!
Кто-то думает – что в деньгах,
Кто-то — что в стволе пистолета.
В моей жизни было и то, и другое …Порожняк.
Не дай Бог умереть за это.
Палящий луч зари обжег в тюрьме воспитанный цветок.
…Как будто на душе прояснеет, как будто вздрогнешь или кто-то подтолкнет тебя локтем. Новый взгляд, новые мысли… Удивительно, что может сделать один луч солнца с душой человека!
Дым медленно растаял в свете ярких утренних лучей. Они увидели, что Овод упал; увидели и то, что он еще жив. Первую минуту солдаты и офицеры стояли, как в столбняке, глядя на Овода, который в предсмертных корчах бился на земле.
Врач и полковник с криком кинулись к нему, потому что он приподнялся на одно колено и опять смотрел на солдат и опять смеялся.
— Второй промах! Попробуйте… еще раз, друзья! Может быть…
Он пошатнулся и упал боком на траву.
— Умер? — тихо спросил полковник.
Врач опустился на колени и, положив руку на залитую кровью сорочку Овода, ответил:
— Кажется, да…
Я слышу стук, счет где-то внутри меня… раз… два… три. В голове шумит, перед глазами всё плывёт… раз… два… три. Жар. Губы сухие, хочется пить, но я не могу оторваться, боюсь потерять это ощущение невменяемости, болезни. По венам несется адреналин, задевая больно в районе сердца… раз… два… три. Так близко и так далеко, тело прокалывает сотня иголок, сотня маленьких железных изящных клювов заставляют вздрогнуть. По позвоночнику скатывается холодная капля и струится вниз, ткань платья прилипает к мокрой дорожке и безжалостно заставляет держать спину. Горячая волна обдает с ног до головы, так можно почувствовать себя переходя асфальтированную дорогу под палящими лучами солнца. Невидимый терпкий ветер бьет по щекам… раз… два… три. Нитка, тонкая, прозрачная связывает, опутывает, как паук расставляет свои сети. Цоканье каблуков, музыка, шов по одной линии, полет в сторону, полет к теплу, полет в самое пекло. Рука дрожит, сила воли молчит, лишь по венам адреналин, я заболела, врач не нужен, не хочу… спасаться.
Мир озарился солнечными лучами, когда я встретил тебя, моя прекрасная… Я люблю тебя, мои чувства к тебе прочные и сильные. Я выдержу все невзгоды, лишь бы быть с тобой всегда. Ты самое дорогое, что у меня есть. Я дышу тобой, я живу тобой
Не уходи безропотно во тьму,
Будь яростней пред ночью всех ночей,
Не дай погаснуть свету своему!
Хоть мудрый знает — не осилишь тьму,
Во мгле словами не зажжешь лучей —
Не уходи безропотно во тьму.
Ненавидимый им город умер, и только он один стоит, сжигаемый отвесными лучами, упершись лицом в небо.
Наше тело нуждается в кальции, фосфоре; наш дух — в ободрении и почете. Тело расцветает на солнце, дух — в лучах любви.
Кровь Братства Стали — красна, ионные лучи — как лазурь.
Сталь плоти лучше, да и субпроцессоры ИИ — это не дурь.
Лишь жить в себе самом умей —
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, —
Внимай их пенью и молчи!..
Иногда свет настолько ослепительный, что это все, что ты можешь видеть. Иногда темные облака поглощают тебя, и, кажется, что небо никогда не будет ясным. Но когда солнечные лучи пробиваться сквозь дождь, приходит горьковато-сладкая радуга.
Иногда я пытаюсь представить степень отчаяния, которое толкает человека на самоубийство, и мое воображение рисует темную, склизкую трясину, где лишь смерть видится лучом света: другими словами, абсолютную противоположность нормальному человеческому состоянию.
В этих сумрачных комнатах обретясь давным-давно,
я все время пытаюсь найти хоть одно окно,
чтоб отворить его. Луч, проникший со стороны, я
мог бы счесть утешением. Проникший снаружи свет
сделал бы жизнь выносимей. Но окон нет,
и может это и к лучшему, что мне их не отворить:
возможно, что свет всего лишь новая тирания.
Кто знает, какие вещи может он озарить.
Прежде чем она встретила его, она жила в нехорошем месте. Она была ещё подростком, но не таким, как другие. Она с трудом могла что-то делать, редко выходила из дома. За этим следил её отец, Зинбель. Лишь изредка она выбиралась на свободу сама, собирала хворост и травы, вот чем живут на равнинах Оркни. Таков был её мир. Похожий на этот, суровый и пустынный. И там был он. Одинокая фигура, мальчик фехтующий в тени дерева. Она помнит, как впервые увидела его. Её молодым глазам казалось, будто он танцует, и весь мир танцует вместе с ним. Мрак расступился, и впервые в жизни она увидела… луч надежды.
Друзья были правы: рассвет — это всего лишь природное явление, в нем нет тоски, ему не знакома печаль и боль потери. Но дело ведь не в этом. Дело в том, что он был влюблен в рассвет. Каждое утро он выходил его встречать и он сумел то, чего не сумели они: быть счастливым всегда, улыбаясь обветренными губами разноцветным лучам восходящего солнца
Мы с тобою лишь два отголоска:
Ты затихнул, и я замолчу.
Мы когда-то с покорностью воска
Отдались роковому лучу.Это чувство сладчайшим недугом
Наши души терзало и жгло.
Оттого тебя чувствовать другом
Мне порою до слёз тяжело.
Проглянет луч — и в полудреме тяжкой,
По-старчески тоскуя о тепле,
В углу между собакой и бродяжкой
Как равный я улягусь на земле.Две трети жизни растеряв по свету,
В надежде жить, успел я постареть
И, как игрок последнюю монету,
Кладу на кон оставшуюся треть.Ни я не мил, ни мне ничто не мило;
Моей душе со мной не по пути;
Во мне самом готова мне могила —
И я мертвей умерших во плоти.Едва лишь тень потянется к руинам,
Я припаду к остывшему песку
И, холодом пронизанный змеиным,
Скользну в мою беззвучную тоску.
Восславим женщину — Мать, чья любовь не знает преград, чьей грудью вскормлен весь мир! Все прекрасное в человеке — от лучей солнца и от молока Матери, — вот что насыщает нас любовью к жизни
Нет, это были жаворонка клики, Глашатая зари. Ее лучи Румянят облака.
Это была весёлая озорная шалунья. И такая крошечная, что лужа казалась ей бескрайним миром. На солнце её гладкая спинка переливалась всеми цветами радуги, и старик не переставал удивляться, как подходит ей это звонкое имя — Бусинка. Так он и продолжал называть её.
С утра до вечера Бусинка резвилась в воде, брызгалась и баловалась. Украдкой она подбиралась к корням лопуха и щекотала их. И старик смеялся так, как никогда прежде.
Старый лопух заботился о Бусинке как мог.
Ночами, когда мрак и ужас подступали совсем близко, а из соседнего озера доносилось громогласное протяжное кваканье, маленькая рыбка пряталась в излучинах его корней и слушала красивые старые сказки — о прекрасных цветах, беспечных бабочках и страшных прожорливых жабах.
Всё, что Бусинка знала об огромном мире, она запомнила со слов старика. Под скрип его голоса непоседа засыпала, а утром с первыми лучами солнца всё повторялось снова.
Это было самое счастливое время в жизни лопуха!
Думаю, радуги остаются во льду, когда вода замерзает.
<…>
— Я часто видел радуги в снегу, — сказал он громко, чтобы лис услышал. — И на стене дома, когда солнце било сквозь сосульки с крыши. И подумал: лед — всего лишь вода, значит, в нем тоже должны быть радуги. Когда вода замерзает, радуги оказываются во льду, как в ловушке. А солнечные лучи их освобождают.
Я и есть Анжелика. Это мой портрет, физический, духовный, психологический. Ее поступки похожи на мои. Ее пылкую душу не могут погасить никакие страдания… Любовь – это луч света, освещающий ее жизненный путь. Эта женщина так похожа на меня!
Если ты оказался в темноте и видишь хотя бы слабый луч света, ты должен идти к нему, вместо того чтобы рассуждать, имеет смысл это делать или нет. Может, это действительно не имеет смысла. Но просто сидеть в темноте не имеет смысла в любом случае
Держи любовь в своем сердце. Жизнь без любви – что сад без солнечных лучей с мертвыми цветами. Осознание того, что ты любишь и любим приносит тепло и богатство в жизнь так, как ничто другое..

Тостер — это всего лишь луч смерти с недостаточным энергопитанием! Как только я пойму, как мне подключиться к главным реакторам, я СОЖГУ МИР!
Вечер пройдется походкой украдкой, день не изменит уже ничего… Солнце исчезло — исчезла и сказка, забрав луч надежды и даже тепло.
Для чего мне ваша природа, ваш павловский парк, ваши восходы и закаты солнца, ваше голубое небо и ваши вседовольные лица, когда весь этот пир, которому нет конца, начал с того, что одного меня счел за лишнего? Что мне во всей этой красоте, когда я каждую минуту, каждую секунду должен и принужден теперь знать, что вот даже эта крошечная мушка, которая жужжит теперь около меня в солнечном луче, и та даже во всем этом пире и хоре участница, место знает сове, любит его и счастлива, а я один выкидыш, и только по малодушию моему до сир пор не хотел понять это!
Пройдёт время. Туман рассеется. И моя звезда с обломанным лучом будет светить тихим и чистым светом.
Туман стелется у подножия горы, но вершина чувствует всегда луч солнца.
Когда все дороги заходят в тупик, когда разрушены все иллюзии, когда ни один луч не блеснет на горизонте, тогда в глубине души каждого человека остается проблеск надежды.
Великие русские философы Франк и Вышеславцев вывели такую формулу нации: «Объединение людей, связанных вместе в неразрывное целое общностью культуры, государственных и экономических интересов, историческим прошлым и общностью устремлений на будущее». То есть национальное единство фиксировалось не на этническом, расовом или языковом принципе. Главное — жить на благо России. Не случайно уже тогда в эмиграции появилось весьма точная формулировка: «Российская нация основывается на духовном родстве всех граждан страны». Ещё дальше пошёл Иван Александрович Ильин. В одной из статей цикла «Наши задачи», написанных специально для чинов Русского общевоинского союза, он писал: «Быть русским значит не только говорить по-русски. Но значит — воспринимать Россию сердцем, видеть любовию её драгоценную самобытность и её во всей вселенской истории неповторимое своеобразие, понимать, что это своеобразие есть Дар Божий, данный самим русским людям, и в то же время — указание Божие имеющее оградить Россию от посягательства других народов, и требовать для этого дара — свободы и самостоятельности на земле. Быть русским значит созерцать Россию в Божьем луче, в ее вечной ткани, ее непреходящей субстанции, и любовью принимать её, как одну из главных и заветных святынь своей личной жизни. Быть русским значит верить в Россию так, как верили в нее все русские великие люди, все её гении и её строители. Только на этой вере мы сможем утвердить нашу борьбу за неё и нашу победу. Может быть и не прав Тютчев, что »в Россию можно только верить», — ибо ведь и разуму можно многое сказать о России, и сила воображения должна увидать её земное величие и её духовную красоту, и воле надлежит совершить и утвердить в России многое. Но и вера необходима: без веры в Россию нам и самим не прожить, и её не возродить».
— За кого ты меня принимаешь, Жоан? — сказал он. — Посмотри лучше в окно, на небе сплошь — багрянец, золото и синева… Разве солнце спрашивает, какая вчера была погода? Идет ли война в Китае или Испании? Сколько тысяч людей родилось и умерло в эту минуту? Солнце восходит — и все тут. А ты хочешь, чтобы я спрашивал! Твои плечи, как бронза, под его лучами, а я еще должен о чем-то тебя спрашивать? В красном свете зари твои глаза, как море древних греков, фиолетовое и виноцветное, а я должен интересоваться бог весть чем? Ты со мной, а я, как глупец, должен ворошить увядшие листья прошлого? За кого ты меня принимаешь, Жоан?
Она отерла слезы.
— Давно уже я не слышала таких слов.
— Значит, тебя окружали не люди, а истуканы.
Что меня держит в прошлом? Да ничего. Наверное, привычка. Или груз отношений. Жаль потраченных сил — так не хочется оставлять на пляже замок из песка, который ты целыми днями строил под палящими лучами. Но, как бы ни тянуло назад, какой бы неизменной в сомнениях и нерешительной в поступках ты ни была, всё равно наступает день, когда делаешь то, что давно было пора сделать.
Молюсь оконному лучу —
Он бледен, тонок, прям.
Сегодня я с утра молчу,
А сердце — пополам
Память уверяет нас, что вчерашний день действительно был, но как знать, не появилась ли вся эта память с первым утренним лучом?
Мгла ползла по дну колодца… Туман свёртывался неопределёнными складками вверху. Ни луча света, ни блеска зари… ни звука. Та же мёртвая пустыня, те же влажные, чёрные камни с серебристыми пятнами лишайника, то же самое подавляющее мысль и чувство однообразие.
Немного солнечных лучей В счастливом блеске твоих глаз. Будь ласков майский день, И месяц златовлас. Ты звёзды одинокие согрей, Посыльных вечности для нас. Укутай тёплым бархатом ночей, Они ведь тоже падают подчас…
Я помню себя тенью, отброшенной лучами твоего величия.
Вдохновение мы черпаем в дуновении ветра и в лучах солнечного света.
Как далеко простираются лучи крохотной свечки! Так же сияет и доброе дело в мире ненастья.
В сугробах мир поблек, обмяк.
Вдруг замерли деревья, зданья,
Бесцветные, как воздух, как
Бесцветное воспоминанье,
Когда пришло — но в нем рвалось
Из строчек чувств больших дыханье —
Письмо, печальное до слез,
Письмо, печальное до слез.
<…>
Жена, мой луч и мой родник,
Зачем в письме такая горечь,
Ведь я люблю, зачем же крик, —
Так судно, тонущее в море,
Зовет и мучит дальний зов,
Который ветры на просторе
Глушат шуршаньем рифм и строф,
Шуршаньем всех своих грехов.
Дом — это ведь не место, это чувство. То самое, которое приходит, когда возвращаешься, принюхиваясь к запаху сдобы, садишься за стол и ждешь, пока мама принесет свежеиспеченный пирог; или когда ты просыпаешься рано утром, разбуженный солнечными лучами, которые светят прямо на твою подушку, и думаешь, вставать прямо сейчас или можно чуть-чуть полежать. Стоит переступить порог дома, и на душе всегда становится легче.
Ты — мое солнце. Надеюсь, ты скоро согреешь меня своими лучами
И у тебя все получится, мой ангел.
Завтра у тебя на душе будет легко,
Вот уже близится утренний луч, дорогая.
.. каждый день жизни твоего ребёнка с момента зачатия, безусловно важен и скажется на всей его последующей жизни. И дело не только в здоровом образе жизни до и во время беременности. Дело, в том числе, и в настроении мамы, в её осознанном желании дать жизнь новому человеку. Мама обрадовалась солнечному лучу и её, пусть ещё зародыш, у которого, как говорят врачи, «хвост не отвалился», тоже испытывает чувство радости. Мама испытала чувство нежности от прикосновения любимых рук, и её малыш купается в этом свете. Пробежала тень по душе, и маленький человек пережил ту же волну эмоций
А теперь отвали, и дай мне погреться в лучах счастья быть мной.
Даже такое божество, как солнце, плодит червей, лаская лучами падаль.
Блестит вдали какой-то луч спасения: святое слово — Бог — любовь.
Николай В. Гогол
Только благодаря морю я понял, как важна любовь, даже если она даётся ценою смерти. Когда ты заперт в железном корыте, море вокруг походит на женщину. Штиль, шторм, непостоянство и, конечно, красивая морская грудь, отражающая закатные лучи… В то время как стихия вокруг напоминает нам женщину, реальная женщина из плоти и крови от нас всегда далеко…
От Веласкеса я узнал о свете, лучах, бликах и зеркалах куда больше, чем мог бы узнать из сотен увесистых научных книг. Его полотна — это золотая россыпь точных, выверенных решений.
«Зимнее» время…
Утро осеннего дня. За окном, как и ночью, — огни, огни, реклама.
Порой так страстно и жадно ждёшь утренней зари. Но всё какие-то сумерки, — с дождями, туманами. А так нужен, физически нужен рассвет.
<…>
Но порой мы садимся у окна, устав от окружающей нас темноты, и смотрим – туда, туда, вдаль.
Когда первые лучи окрасят облака в золотисто-розовый цвет.
Нежная заря – Аврора – улыбнётся нам с прокисших осенних небес. И вся эта невозможная хмарь, сумеречная жуть будет сметена свежим утренним ветром.
Каждое утро я просыпаюсь в надежде, что это произойдёт.
Время в принципе же ничего не значит.
У нас ведь у каждого свои собственные биологические часы внутри. И это — благо. Это наша индивидуальность. Это наша личная внутренняя свобода. Свобода, о которой мы все мечтаем, хотя порой и не признаёмся в этом самим себе. И не говорим этого вслух.
У времени ведь нет границ. И обозначать его «летним» или «зимним» можно лишь условно.
Всё равно ведь рассветёт. И солнце покажется из-за туч. И Аврора – заря – нежная и яркая, всегда новая, как в первый день творения, нам всем улыбнётся.
Представьте, что вы ночью идете по тропинке. Стоит густой туман, но в руках у вас мощный фонарь, его луч прорезает мглу и пробивает в ней узкий проход.
Этот момент когда несешься на машине, ночью, по пустому шоссе, один, ты не о чем не думаешь, и через открытое окно дует свежий насыщенный кислородом воздух и бесконечная дорога, в лучах света фар, катиться в даль, стремясь в бесконечность, и никто не знает где ты, и тебе этого знать не обязательно… вот она — свобода!
Вставай, с первыми лучами вставай!
Мир ты для меня открывай,
С дыханьем природы вставай, вставай!
Вставай, с первыми лучами, вставай!
Целовать не забывай
С дыханьем природы вставай, вставай!

Мне очень нравятся народные прозвища, даваемые лекарствам: таблетки от головы, таблетки от живота, растирание от спины, глазная мазь, ушные капли… Можно продолжать аналогию, главное — не касаться таблеток для поднятия потенции, лечения простатита, а также суппозиториев. Любых. Чем думали те, кто изобрел торговое название «Длянос» — лично для меня является загадкой из области топографической анатомии. Хотя вообще идея неплоха, особенно если брать арсенал психиатра. «От чертей». «От зеленых человечков». «Выключатель канала прямой связи с космосом». «От слежки». «От смертоносных лучей». «От соседей», не путать с топором.
Разве огромные звёзды не прожили миллионы лет благодаря тому, что старались улавливать пылающие лучи, которые ночь за ночью посылают влюбленные всего мира? Благодаря этому они накапливают внутри такое количество тепла, от которого давно могли бы разлететься на тысячи кусков. Ан нет – настигнутые каким нибудь взглядом, они тут же его и отбрасывают, отражают в сторону земли, что твоё зеркало. А иначе разве смогли бы они так мерцать ночами
Ваган не написал ей ни одного письма. Вести от него приносили странники: цыгане, торговцы, циркачи, бродяги и собиратели сказок. Ваган каждому встречному путнику говорил: «Передайте Майре, что она моё солнце. Я даже вдалеке греюсь её лучами». Слова как монеты переходили от одного к другому, иногда попадали к скупцам, которые прятали их под землю. «Скажите Майре, что она всегда будет моим Захиром, моей Психеей и моим Сфинксом». Когда кончились деньги, Ваган отрывал позолоченные пуговицы от мундира и вместе с посланием жене отдавал скитальцам. В каждом оазисе женщины пустыни пришивали ему новые пуговицы ― погонщики караванов срезали их с покойников и горстями приносили в оазис. Бедуинки оставляли себе те, что с блестящими камушками. Остальные ― с орлами, звёздами, клятвами — пришивали на кафтаны гостей, пока те в мужских шатрах расплачивались за ночлег историями и новостями.
А когда наступит утро, я бреду бульваром сонным,
Где в испуге даже дети убегают от меня.
Я усталый старый клоун, я машу мечом картонным,
И в лучах моей короны умирает светоч дня.
Одиночество, беспросветность?
Но ведь ты же – вода, но ведь я же – ветер!
Отвращение, горечи привкус?
Но ведь я же – луч, но ведь ты же – ирис!
Пустыня, остров необитаемый?
Но ведь ты – душа, но ведь я — дыханье!
Прежде чем испробовать достичь цели,
Я хочу запомнить этот мир целым.
Пусть сверкает в солнечных лучах город,
Бешено колотится в груди кто-то:
«Выпусти меня отсюда, выпусти меня отсюда!»
Мы снова ненадолго скрестили взгляды. А потом я заметила, как далеко за его спиной солнце дарит небу последние золотые лучи, и мгновенно отвлеклась от чужого раздражения, найдя гораздо более приятный объект для созерцания.
А небо было невероятно красивым. Нежно золотым, в длинных стрелах отгорающего заката. Чистым, без единого облачка. Далеким. И поистине бесконечным. Почти таким же прекрасным, как на моем заветном холме, где я целых полгода могла безнаказанно любоваться этим неповторимым зрелищем.
– Белый! – фыркнул Саруман. – Белый хорош только в самом начале. Белое полотно можно выкрасить. Белую бумагу можно покрыть письменами. Белый луч преломляется и становится радугой даже в обыкновенной капле воды!
– Но он перестает быть белым, – пожал я плечами. – А кто ломает вещь, чтобы узнать, что она из себя представляет, тот сошел с пути Мудрых.
Как бы я хотела стать в этот момент птицей, взлететь в небо, раствориться в лучах луны и не видеть больше людей этого мира.
Нет среди живых существ такого,
на котором не оставила свой след Бесконечность;
Нет среди самых ничтожных и отвратительных существ такого,
на который бы не падал луч Света,
Посланного свыше, то нежного, то сурового.
Сосредоточьтесь на том деле, которым вы занимаетесь. Солнечные лучи не могут ничего прожечь, пока их не сфокусируешь.
Луч света в темном царстве
Сегодня мы видим искусство прошлого так, как никто никогда его не видел. Мы даже воспринимаем его иначе. Эта разница может быть проиллюстрирована на примере того, как в разные времена понималась перспектива. Перспектива – условность, присущая только европейскому искусству и впервые возникшая в эпоху Раннего Возрождения, – центрирует все во взгляде зрителя. Это как луч маяка, только место света, идущего наружу, занимают образы, идущие внутрь. Образы эти принято было называть реальностью. Перспектива делает глаз центром видимого мира. Все сходится в глазу, как в исчезающей точке бесконечности. Видимый мир оказывается устроенным для зрителя, как когда-то Вселенная мыслилась устроенной для Бога.Согласно условности перспективы визуальность не взаимна. Богу не нужно ставить себя ни в какие отношения с другими: он везде. Перспектива обладает внутренним противоречием: она структурирует все образы реальности так, чтобы они были адресованы только одному зрителю, но этот зритель, в отличие от Бога, может находиться только в одном месте в данный момент времени.