Цитаты про кровь

Я – андалузец по крови. Я верю в женщин, вино и любовь.

Есть что-то дерзкое, пожалуй,
В самой зиме, когда мороз
Колючим ветром, как кинжалом,
В тебя швыряется всерьёз.Пусть от морозной, лютой стужи
Ты замираешь чуть дыша,
Но как бодра твоя душа,
Как кровь по телу бойко кружит.

Ибо когда позовете меня, я не услышу вас, ибо осквернены ваши руки кровью, и ноги ваши, быстры на человекоубийство…

Пускай земля обагрена кровью, — луна сохраняет белизну своего света.

Слёзы – это кровь души.

Известно ли тебе, что можно плакать так сильно, что слёзы становятся кровью?

Время проходит. Даже когда это кажется невозможным.
Даже когда каждое тиканье часов больно отдается, подобно пульсу крови в месте ушиба. Это проходит неравномерно, в странных кренах и тянущихся затишьях, но, проходя, делает своё дело.

Не поступай со своей сёстрой по вере так, как не хотел бы, чтобы поступили с твоей сестрой по крови.

Задам тебе я простой вопрос, убийственной прямоты:
Каково это — держать флаг, запятнанный кровью таких, как ты?
Два миллиона мусульман и арабов США убили за пятнадцать лет.
И всем плевать, никому и дела нет!

История пишется кровью, грязью и жестокостью. Это потом её одевают в красивые одежды, замазывают пятна, лакируют, выбрасывают что-нибудь совсем уж неприглядное.

…Заметь себе, когда несутся дико В степях стада иль молодых коней Лихой табун — они безумно скачут, Ревут и ржут, — то кровь играет в них. Горячая. Но стоит им заслышать Лишь звук трубы или иной какой Звук музыки — как вкопанные станут Мгновенно все, и одичалый взгляд Под силою мелодии прелестной В смирение и кротость перейдет…

Общинность — в крови у Русских людей.

Крепит отечества любовь сынов российских дух и руку; желает всяк пролить всю кровь, от грозного бодрится звуку.

Россия — Сфинкс. Ликуя и скорбя, И обливаясь черной кровью, Она глядит, глядит, глядит в тебя, И с ненавистью, и с любовью!..

Не переношу вида крови. Даже от бумажных порезов.

Лекари, они самые хитрые существа на свете. Если у тебя пустяковая рана – они стращают заражением крови, гангреной и всякой гадостью. При этом делают круглые глаза, а сами втайне над тобой ржут. Если же ты заболел всерьез – тебе говорят, что все пустяки и главное больше оптимизма.

Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит своё дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь своё дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может только один человек.

— На моих руках нет крови, — сказал идол. И облизал губы.

Cruor pectoris mei, tutela tua est! Кровь моего сердца — защита твоя!

Деньги повышают уровень эндорфинов в крови.

Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникло в душу вашу чувство какого-то мужества, гордости и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах.

Отстаивать каждую пядь Советской земли, драться до последней капли крови!

Обида стоит не крови, а всего лишь забвения.

За всю мою долгую жизнь, я пришёл к выводу, что мы навеки связаны с теми, кто с нами одной крови. И пусть мы не выбираем своих родных, связь с ними может стать великой силой. Или глубочайшим разочарованием.

Я не так сильно ранен. Врач сказал, что кровотечение внутреннее. Кровь же там и должна быть, так?

Мне нечего предложить [британцам] кроме крови, тяжкого труда, слёз и пота.

Реальность — там, где кровь от укола красная.

Кровь Иисуса Христа, Сына Его, очищает нас от всякого греха.

Боюсь задохнуться в грусти. Порой ее так много, что я теряю контроль над собой. В голове шум, в глазах темнеет, кровь закипает. Сигарета – лучшее болеутоляющее. Вместе с дымом выдыхаешь грусть… Сильные люди – те, кто распахивает дверь перед грустью со словами «добро пожаловать». Ведь и радость, и грусть – частые гостьи повседневности, ни одну из них нельзя обделять вниманием…

Голос полного безмолвия страшнее леденящего кровь вопля.

Когда проливают кровь во имя гуманности, или религии, или во имя чего—нибудь еще, это неизбежно приводит к террору.

Существует ложь, вошедшая в нашу кровь и плоть… Её называют чистой совестью.

Война для народов — это слёзы и кровь, это вдовы и беспризорные, это раскиданное гнездо, погибшая молодость и оскорблённая старость…

Её разбудила тишина. Не открывая глаз, она скользнула рукой под свитер. Сердце бешено колотилось. Она закусила губы. Сильнее. Еще сильнее. Открыла глаза только когда почувствовала соленый вкус крови. Жива…

Что приобретается при чтении посредством пера — превращается в плоть и кровь.

слишком много крови в моей кофеносной системе.

Как вы думаете: месть имеет право на существование? Когда боль жаждет расплаты, а кровь требует крови? А может, стоит попытаться не судить другого и простить, и даже отпустить чужой грех, чтобы однажды не превратиться из человека в чудовище?

У Англии никогда нет союзов, — только слуги… Но мы почему-то в этих союзах расплачиваемся кровью, а они откупаются фунтами.

Он стал одним из тех, для кого не существует ни любви, ни женщин. Он, кому выпало на долю в единое мгновение жизни любить и быть любимым, он, кто так полно изведал всю глубину чувств, не испытывал более желание искать то, что слишком рано само упало в его неокрепшие, податливые, несмелые ещё руки. Он объездил много стран — один из тех невозмутимых, корректных британцев, коих молва нередко называет бесчувственными, потому что они так молчаливы, а взор их равнодушно скользит мимо женских лиц и женских улыбок. И никто не догадывается, что, быть может, они носят в душе картины, навеки приковавшие их внутренний взор, что память о былом горит в их крови, как неугасимая лампада перед ликом мадонны…

Никогда не ослабляйте внимание, даже если сам Юпитер разверзнет над вами небеса и помашет оттуда своим членом.

Жизнь — это неутомимая жажда насыщения, а мир — арена, где сталкиваются все те, кто, стремясь к насыщению, преследует друг друга, охотится друг за другом, поедает друг друга; арена, где льется кровь, где царит жестокость, слепая случайность и хаос без начала и конца.

Стыдно! Это позор на всю дивизию! Лучшие из разведчиков, а устроили склоку, свару, как бабы, или кровь, которую вместе проливали для вас уже не кровь, а так водичка? Стыдно, майор, на свои обиды израсходовать ту злость, ненависть, которая должна быть только по отношению к фашистам, только к ним одним.

В угожденье богу злата
Край на край встает войной,
И людская кровь рекой
По клинку течет булата.
Люди гибнут за металл,
Сатана там правит бал.

Вы, торгующие добродетелью в розницу, мечтаете о благополучном существовании, как девчонка мечтает о любви, но умираете в страхе, даже не поняв, что лгали всю жизнь, вы беретесь судить того, кто страдал бесконечно, кто каждый день истекает кровью от тысячи новых ран?

Цезония ( равнодушно ). У Калигулы что-то с желудком. Его рвало кровью.
Патриции толпятся вокруг нее.
Второй патриций. О всемогущие боги, даю обет: если он поправится, я пожертвую в государственную казну двести тысяч сестерциев!
Третий патриций. ( чрезмерно пылко ). Юпитер! Возьми взамен его жизни мою!
Калигула уже несколько минут как вошел и слушает.
Калигула ( приближаясь ко второму патрицию ). Я принимаю твой дар, Люций. Благодарю тебя. Мой казначей явится к тебе завтра. ( Подходит к третьему патрицию и обнимает его. ) Ты не можешь себе представить, как я растроган. ( Помолчав, с нежностью ) Так ты меня любишь?
Третий патриций ( проникновенно ). Ах, Цезарь, нет ничего на свете, что пожалел бы я для тебя.
Калигула ( по-прежнему его обнимая ). Ах, Кассий, это уж слишком! Я не заслуживаю такой любви… ( Кассий делает протестующий жест. ) Нет, нет, говорю тебе, я не достоин… ( Подзывает двух стражников. ) Уведите его. ( Кассию, ласково. ) Иди, друг. И помни, что отныне сердце Калигулы принадлежит тебе.
Третий патриций ( слегка встревожен ). Но куда меня ведут?
Калигула. На казнь. Ведь ты отдал свою жизнь за мою. Я почувствовал себя лучше. Пропал даже этот противный привкус крови во рту. Ты меня исцелил. Счастлив ли ты, Кассий? Рад ли отдать свою жизнь за жизнь другого, если этот другой Калигула? А я, между тем, снова здоров и готов ко всем праздникам жизни.
Стражники силой уводят третьего патриция. Тот сопротивляется и кричит.
Третий патриций. Я не хочу! Это была шутка!
Калигула ( мечтательно, между криками ). Скоро дороги к морю будут покрыты мимозами. Женщины наденут легкие платья. Небо станет глубоким и свежим, Кассий. Так улыбается жизнь!
Кассий уже почти у дверей. Цезония его легонько подталкивает.
Калигула ( оборачиваясь, неожиданно серьезно ). Жизнь, мой друг! Если бы ты достаточно ее любил, то не играл бы ею так беспечно.

Торговцы вели свою охоту, балансируя между честностью и обманом. Ведь коварство у всех торговцев в крови.

— Графиня, вы меня неправильно поняли. Я лишь хотел сказать, что вы прекрасны. Ваше лицо похоже на луну, губы — на лепестки роз, глаза на… на…
— Смелее, вы и так уже описали страшное чудовище с толстой бледной рожей в рытвинах и улыбкой напившегося крови упыря.

… Женщин, независимо от происхождения, можно разделить на патрицианок, у которых культура, нормы поведения, духовные потребности в самой крови, и на плебеек, для кого все это нечто вроде мантильи, накидываемой к приходу гостей.

Порода — это не столько белая кость и голубая кровь, сколько врождённые понты на лице.

В нюрнбергском Дворце юстиции заседал Международный трибунал, и там в качестве обвинительных документов тоже показывали фильмы о зверствах гитлеровского режима. Здесь тоже отворачивались от экрана, надевали непроницаемые очки, а некоторые военные преступники даже… плакали. Судьям и прокурорам невольно вспомнилась старинная сентенция: «Бойтесь побеждённых немцев! Если им не удалось затопить мир в крови, они затопят его своими слезами…»

Здесь и там валялись трупы, лужи крови стояли на мостовой. Мне запомнился белый мотылек, порхавший посреди улицы. Лето остаётся летом.

Авторитарная власть всегда пугает народ кровью революции, но кровь революции — ответственность власти, а не революционеров.

Дерево Свободы должно время от времени омываться кровью патриотов.

— Почему ты позволяешь дражайшей мамане из себя веревки вить? — Потому что… Мы семья. Родная кровь. — Это не одно и то же. Мудрый человек однажды сказал: «Родство бывает не только по крови». И не с нее начинается. Семью интересуешь ты сам, а не то, что с тебя можно поиметь. Она с тобой в печали и в радости, всегда. Прикрывает тебе спину, даже если это непросто. Вот что такое семья.

Воистину, великая надобна самоуверенность и великая ослепленность, дабы кровь, стекающую с эшафота, именовать правосудием.

Человека высоких принципов нелегко сбить с пути.

— Почему ты говоришь так, будто прощаешься со мной?
— Потому что прощаюсь.

Смыть грязь куда проще, чем кровь.

Шуту все дозволено. Когда он плачет, ему не верят, и даже кровь его считают клюквенным соком.

… Скрывайте свои раны, когда они у вас будут! Молчание — это последняя радость несчастных; не выдавайте никому своей скорби. Любопытные пьют наши слезы, как мухи пьют кровь раненой лани.

Я тебе всю морду в кровь расцелую!

Я не блондинка… а Брюнетка… я не безе… а шоколад… еще я дерзкая кокетка… в крови которой сладкий яд…

Я ненавидел Хэллоуин. Это так глупо — никто по-настоящему не боялся, все ходили по городу измазанные бутафорской кровью, или с резиновыми ножами, или, что хуже всего, в костюмах, которыми и напугать-то невозможно. Считалось, что на Хэллоуин по земле бродят духи зла, — в эту ночь друиды сжигали детей в плетеных клетках. Какое это имело отношение к одежде в стиле Человека-паука?

Говорят, безумие свойственно нашей семье. Некоторые даже меня считают безумным. И почему? Потому что я мечтаю создать расу атомных монстров, атомных суперменов с восьмиугольными телами, которые высосут кровь.

Злее, чем измены мрак, темнота бывает разве?
Светом дня озарена темень та бывает разве?
Искрой молний опалит всю вселенную разлука, —
В преисподней адских мук ей чета бывает разве?
Нюхать след ее собак — вот награда мне за верность!
Лучше золота сего красота бывает разве?
В день разлуки море бед с головой влюбленных топит, —
В ночь измены хоть роса пролита бывает разве?
Пятна крови, как цветы, на моем сожженном теле, —
В роще бедствий время цвесть для куста бывает разве?
Черный проливень измен насмерть любящих сражает, —
Тьма небесного дождя так люта бывает разве?
Песней, льющейся навзрыд, Навои сжигает розы, —
У безгласных соловьев песня та бывает разве?

Я — русский.
Я из той породы,
Чья кровь смешалась
С небом и травой.
Чьи прадеды в зеленый храм
Природы
Входили с непокрытой головой.

Не отдавай в забаву суесловью
Шесть этих букв, хотя к ним мир привык.
Они — огонь. «Любовь» рифмует с «Кровью»
Приметливый и мудрый наш язык.«Любовь» и «Кровь». Покуда сердце бьется
И гонит в теле крови теплоту,
Ты словно пьешь из вечного колодца,
Преобразив в действительность мечту.

30 seconds to Mars — это наше дыхание, наша кровь, наши кости… Это всё. Всё.

И мы простим, и Бог простит.
Мы жаждем мести от незнанья.
Но злое дело — воздаянье
Само в себе, таясь, таит. И путь наш чист, и долг наш прост:
Не надо мстить. Не нам отмщенье.
Змея сама, свернувши звенья,
В свой собственный вопьется хвост. Простим и мы, и Бог простит,
Но грех прощения не знает,
Он для себя — себя хранит,
Своею кровью кровь смывает,
Себя вовеки не прощает —
Хоть мы простим, и Бог простит.

Однообразные мелькают
Всё с той же болью дни мои,
Как будто розы опадают
И умирают соловьи.Но и она печальна тоже,
Мне приказавшая любовь,
И под её атласной кожей
Бежит отравленная кровь.

Это было не раз, это будет не раз
В нашей битве глухой и упорной:
Как всегда, от меня ты теперь отреклась,
Завтра, знаю, вернёшься покорной.Но зато не дивись, мой враждующий друг,
Враг мой, схваченный тёмной любовью,
Если стоны любви будут стонами мук,
Поцелуи — окрашены кровью.

Я за то и люблю затеи
Грозовых военных забав,
Что людская кровь не святее
Изумрудного сока трав.

Я такой же, как все. Порежусь – и пойдет кровь.

Великие тоже люди. Порежусь, бреясь – идет кровь алого цвета.

Омывай полученную обиду не в крови, а в Лете, реке забвения.

Группа крови на рукаве, мой порядковый номер на рукаве. Пожелай мне удачи в бою.

Мы окружены горами… окружены врагом сильным, возгордившимся победою… Со времени дела при Пруте, при Государе Императоре Петре Великом, русские войска никогда не были в таком гибелью грозящем положении… Нет, это уже не измена, а явное предательство… разумное, рассчитанное предательство нас, столько крови своей проливших за спасение Австрии. Помощи теперь ждать не от кого, одна надежда на Бога, другая — на величайшую храбрость и высочайшее самоотвержение войск, вами предводимых… Нам предстоят труды величайшие, небывалые в мире! Мы на краю пропасти! Но мы — русские! С нами Бог!

Это всё дождь, он делает меня сентиментальной.

Я говорю вам: будьте, длитесь, звучите, продолжайтесь, живите взахлеб, любите отчаянно, смейтесь искренне и, падая сбитыми в кровь коленями на просоленную от слёз землю, найдите силы встать.

Я Вас любил. Любовь ещё (возможно,
что просто боль) сверлит мои мозги.
Всё разлетелось к чёрту на куски.
Я застрелиться пробовал, но сложно
с оружием. И далее, виски:
в который вдарить? Портила не дрожь, но
задумчивость. Чёрт, всё не по-людски!
Я Вас любил так сильно, безнадёжно,
как дай Вам Бог другими — но не даст!
Он, будучи на многое горазд,
не сотворит — по Пармениду — дважды
сей жар в крови, ширококостный хруст,
чтоб пломбы в пасти плавились от жажды
коснуться — «бюст» зачеркиваю — уст!

Мой Демон – близ меня, – повсюду, ночью, днем,
Неосязаемый, как воздух, недоступный,
Он плавает вокруг, он входит в грудь огнем,
Он жаждой мучает, извечной и преступной.

Он, зная страсть мою к Искусству, предстает
Мне в виде женщины, неслыханно прекрасной,
И, повод отыскав, вливает грубо в рот
Мне зелье мерзкое, напиток Зла ужасный.

И, заманив меня – так, чтоб не видел Бог, —
Усталого, без сил, скучнейшей из дорог
В безлюдье страшное, в пустыню Пресыщенья,

Бросает мне в глаза, сквозь морок, сквозь туман
Одежды грязные и кровь открытых ран, —
Весь мир, охваченный безумством Разрушенья.

Истории человечества нет конца, ибо борьба за выживание — это война, что идет вечно.
А война… Война не меняется. С зарождения человеческой расы, когда наши предки впервые раскрыли убийственную силу камня и кости, кровь проливалась в различных целях: во имя бога, ради правосудия или просто в припадке бешенства.

Вам не приходилось, господин Глебски, замечать, насколько неизвестное интереснее познанного? Неизвестное будоражит мысль, заставляет кровь быстрее бежать по жилам, рождает удивительные фантазии, обещает, манит. Неизвестное подобно мерцающему огоньку в чёрной бездне ночи. Но, ставши познанным, оно становится плоским, серым и неразличимо сливается с серым фоном будней.

Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он всё-таки выздоровел.

Эти булочки чистые, я с них кровь стер!

Роберт был в ярости. Разбил руки в кровь о стену. Так мужчины показывают, что им не все равно.

Ничто на свете не достается даром. Если ты хочешь получить что-нибудь, то должен отдать взамен нечто равноценное. В алхимии это называется принципом равнозначного обмена.
Наша боль — это тоже эквивалентная плата. Но мир не совершенен. Поэтому он прекрасен и необыкновенен. Кто хочет что-то получить должен заплатить своим трудом, кровью, потом. Закон сохранения управляет этим миром лишь отчасти. В остальном сам человек.

Друзья, которым ты можешь доверять — редкость.

— Мы все как-то вдруг синхронно уяснили, что следует прикидываться умненькими, ироничными, расчетливыми, хладнокровными тварюшками. Но ведь… Мы не совсем такие?
– Мы совсем не такие, ясен пень. Мы – нежные, сентиментальные, чувствительные, недолговечные комочки органики. Мы – страшно сказать! – добрые и хорошие. Признаваться в этом чрезвычайно, неописуемо стыдно. Поэтому мы стараемся не выдать себя даже в мелочах. А совершив оплошность, сгораем со стыда, отворачиваемся к стене, губы – в кровь, зубы – в крошку. Непереносимо!

Это было так же интимно, как держать в руках чьё-то сердце.

Если нам осталась одна ночь, пусть она будет самой долгой.

Умные ведь не бывают злыми – только жестокими.

Ты мне нравишься, но не по-нормальному…

Позволь мне пригласить тебя на танец, на этот странный урок любви и доверия, учащий различать в бесконечно сером цвете, вобравшем в себя позднее небо, мириады новых оттенков. Позволь мне пригласить тебя на танец и, повинуясь музыке, провести пальцами по твоей щеке, даря опыт тепла и чувственности, уравновешивающий иной, горький опыт тоски и одиночества. Позволь мне пригласить тебя на вальс, доверь моим рукам своё точеное, всё более жадно впитывающее свет и движение тело, и разреши напомнить подзабытое за давностью, скудностью и тяжестью времён ощущение полёта. Позволь мне пригласить тебя на танец, смешать пульсирующую в венах кровь и пульсирующий в воздухе звук, наклониться и губами оставить на твоей шее отпечаток новорожденной тайны. Позволь мне пригласить тебя на танец. А когда он закончится, и стихнет скрипка, и упадёт небо, я сам выну из твоих волос запутавшийся в них обрывок облака.

Итак, все мы стояли и смотрели, как бедный Дмитрий истекает кровью. Тягостное зрелище, зато тест оказался превосходным.

Изумрудная оса. Знаете, в тропиках живёт? Жалит таракана в мозг, в результате чего тот теряет способность принимать самостоятельные решения. После чего берёт его за усы (за рога!) и ведёт к себе в нору (в стойло!). Где откладывает в него яйца. Вылупившиеся личинки пожирают бедного таракана заживо. Вот так же и женщина. Жалит постоянно. На ментальном уровне. Это у неё инстинктивно. Самой природой заложено. Самка! Сопротивляться невозможно. Физиология. Поэтому нельзя встречаться слишком часто. С одной и той же. Яда слишком много в крови накапливается. Впрочем, рано или поздно всё равно ошибаешься. Природу не обманешь

Я пронесу тебя на руках по скалам и бродам,
Незачем мне одному мешать кровь с кислородом.
Солнце в тебе и сила управлять мирами,
Ведь ты одна заметила моё лицо под ногами.

Акула – идеальный хищник. Достаточно одной маленькой капли крови, и акула чувствует – вот он, ее звездный час! Когда она сможет добить слабого и стать за счет него сильнее.

— А вы сами, — сказал Фариа, — почему вы не убили тюремщика ножкой от стола, не надели его платья и не попытались бежать?
— Потому, что мне это не пришло в голову, — отвечал Дантес.
— Потому что в вас природой заложено отвращение к убийству: такое отвращение, что вы об этом даже не подумали, — продолжал старик, — в делах простых и дозволенных наши естественные побуждения ведут нас по прямому пути. Тигру, который рождён для пролития крови, — это его дело, его назначение, — нужно только одно: чтобы обоняние дало ему знать о близости добычи. Он тотчас же бросается на неё и разрывает на куски. Это его инстинкт, и он ему повинуется. Но человеку, напротив, кровь претит; не законы общества запрещают нам убийство, а законы природы.

— Полагаю, мы пьем кровь девственников, потому что это круто звучит.
— Я смотрю на это так: если хочешь съесть бутерброд, то получишь гораздо больше удовольствия, зная, что его никто не трахал.

Вера легко ведет к фанатизму. Вот почему во имя религии пролито столько крови. Терпимость — дочь сомнения.

Ты в царстве боли, крови, предательства и гламура. Ты в Москве, товарищ.

Кровь и моча,
Все для врача!

Приучая невежественных людей к виду крови, вы уменьшаете в их глазах ценность человеческой жизни.

— Любовь! О, Алекс, ты ведь даже не можешь понять, что это такое, настоящая любовь! Безумие, радостное и добровольное; всеобъемлющее пламя, чей жар сладостен и мучителен одновременно. Любовь матери к детям, любовь патриота к родине, любовь естествоиспытателя к истине — все меркнет перед настоящей, подлинной, всеобъемлющей любовью! Поэты слагали стихи, живущие тысячелетиями, завоеватели проливали реки крови. Простые, ничем не примечательные люди вспыхивали как сверхновые, сжигая свою жизнь в ослепительной вспышке, яростной и безудержной. Любовь… любовь. Тысячи
определений, поиск нужных слов… будто звуки способны передать эту древнюю магию. Любовь — это когда счастлив тот, кого любишь… любовь — Ведь даже все расы Чужих умеют любить, Алекс! нечеловеческой любовью — но очень и очень похожей. Тайи не ведают, что такое юмор. Брауни не способны
на дружбу. Фэнхуан неведома мстительность. Масса человеческих эмоций является уникальной, но при этом и мы не можем постигнуть… э… ну, к примеру, свойственного Цзыгу ощущения рассвета… Зато любовь — есть у всех рас! когда весь мир сосредоточен в одном человеке… любовь — чувство, равняющее нас с Богом… Не подступиться! Не выразить словами — только и выражать не надо, каждый поймет, каждый испытывал этот сладкий дурман.

Когда решается судьба огромного состояния, человеческая алчность разливается по крови, словно яд.

Земля — очень маленькая сцена на необъятной космической арене. Вспомните о реках крови, пролитых всеми полководцами и императорами, чтобы, в лучах славы и триумфа, ненадолго стать хозяевами части этой песчинки. Вспомните о бесконечных жестокостях, совершаемых обитателями одного уголка этой точки над едва отличимыми от них обитателями другого уголка. О том, как часты их разногласия, о том, как жаждут они убивать друг друга, о том, как горяча их ненависть.

— Мама, он такой белый!
— Нет, милый, он не белый. Он мертвый.

Если раньше мне били в морду,
То теперь вся в крови душа.

Шестилетний мальчик жил в Рочестере с родителями и сестренкой. Девочка родилась очень больной. Ей было три года, когда родители спросили мальчика, мог бы он отдать ей «кровь, без которой она не сможет дальше жить». Мальчик согласился, не раздумывая. Через несколько дней врачи университетской клиники провели прямую трансфузию. Мальчик лежал рядом с сестренкой, и из его вены переливали кровь в ее вену.

В какой-то момент, когда мальчику показалось, что трансфузия длится очень уж долго, он спросил врача: «Так умирают?». Врач, наблюдавший за процедурой, не знал, что ответить. После короткого разговора с мальчиком стало ясно, что тот не понял родителей. Думал, что должен отдать ей свою кровь и умереть, чтобы могла жить его сестра.

Я не в силах преодолеть страх, когда спрашиваю себя, смогли бы сделать нечто подобное. Бывает, настоящая любовь проявляется только тогда, когда не все до конца понимаешь…

— Ну и зачем всё это было нужно? — поинтересовался наблюдавший за операцией через стекло демиург Мазукта.
— Ты имеешь в виду, зачем нужны были боль, кровь и страдания?
— Именно. Насколько я понимаю, тебе не составило бы труда провернуть все быстро и безболезненно. Так зачем же..?
— Понимаешь… — задумчиво протянул Шамбамбукли, ополаскивая руки после операции, — оно ведь как все должно было быть? Вот захотел человеку бабу. Попросил творца её сделать. Творец вколол ему снотворное, уложил баиньки, трах-тибидох! — а когда человек проснулся, ему подводят уже готовую женщину и говорят «на, мол, пользуйся». И как после этого он станет к ней относиться?
Мазукта почесал за ухом и протянул: «поня-а-атно…»
— Ну вот. А так… может, он хоть немного будет её ценить? — с надеждой произнёс Шамбамбукли.

Отец говорил мне, что все мы рождаемся в муках и крови… Точно так же рождался и наш великий Город. Но тот Нью-Йорк, который знали мы, те, кто жил и умирал в нем в те жестокие дни, был уничтожен раз и навсегда. И как бы потом ни отстраивали город заново, отныне и во веки веков, он будет таким, словно нас в нем никогда не было!

Я плоть и кровь, но не человек. Я не был человеком уже двести лет.

Когда ты звонишь мне, в крови моей начинают танцевать эндорфины.

Хоть она и пуста, твоя жизнь, но ее не выбросишь, как стреляную гильзу! Она еще сгодится для борьбы, когда настанет час, она еще понадобится. Не ради себя самого, и даже не во имя мести – как бы слепо ты ни жаждал ее, – не из эгоизма и даже не из альтруизма – так или иначе, но все равно надо вытаскивать этот мир из крови и грязи, и пусть ты вытащишь его хоть на вершок – все равно важно, что ты непрестанно боролся, просто боролся. И пока ты дышишь, не упускай случая возобновить борьбу.

О капитан! Мой капитан! Рейс трудный завершен,
Все бури выдержал корабль, увенчан славой он.
Уж близок порт, я слышу звон, народ глядит, ликуя,
Как неуклонно наш корабль взрезает килем струи.
Но сердце! Сердце! Сердце!
Как кровь течет ручьем
На палубе, где капитан
Уснул последним сном!

О капитан! Мой капитан! Встань и прими парад,
Тебе салютом вьется флаг и трубачи гремят;
Тебе букеты и венки, к тебе народ теснится,
К тебе везде обращены восторженные лица.
Очнись, отец! Моя рука
Лежит на лбу твоем,
А ты на палубе уснул
Как будто мертвым сном.

Не отвечает капитан и, побледнев, застыл,
Не чувствует моей руки, угаснул в сердце пыл.
Уже бросают якоря, и рейс наш завершен,
В надежной гавани корабль, приплыл с победой он.
Ликуй, народ, на берегу!
Останусь я вдвоем
На палубе, где капитан
Уснул последним сном.

But when the sun rises, I would see reason dawn.

Но когда солнце встанет, я хочу увидеть причину для рассвета.

— Видеть тебя и не быть рядом — это словно рана, которую нельзя залечить!
— Все раны заживают, даже самые глубокие.

Снова кровь, опять теракт…
Страшно жить – и это факт!

Мне снился сон. Я видел город в крови, с башнями из костей, и дождь из крови стекал по улицам как вода. Может быть, ты сможешь спасти Джейса, Светоч, но тебе не удастся спасти мир. Наступают темные времена. Земля темноты, как сама темнота; и тени смерти, без какого-либо порядка, и где свет как темнота. Если бы не Алек, меня бы здесь не было.

Выстрел царапает в кровь воздух.

Такие, как он, на войне сражались, в плотном строю, на пузе ползли по грязи, крови и страху. И за что, а? За пацанов с щипцами для волос? За девок, у которых жопы из леггинсов свисают?

— Почему ты говоришь так, будто прощаешься со мной?
— Потому что прощаюсь.

Сейчас все хотят тепла, уюта и покоя. Но отрава бродяжничества уже в крови. И никакого покоя дома они не обретут. Снова начнет тревожить вечное влечение дорог — едва просохнет одежда и отмоется грязь из под ногтей. Я это знаю точно.

Суть олигархического правления не в наследной передаче от отца к сыну, а в стойкости определенного мировоззрения и образа жизни, диктуемых мертвыми живым. Правящая группа – до тех пор правящая группа, пока она в состоянии назначать наследников. Партия озабочена не тем, чтобы увековечить свою кровь, а тем, чтобы увековечить себя. Кто облечен властью – не важно, лишь бы иерархический строй сохранялся неизменным.

Кровь — это деньги души, монеты жизни. Она — всего лишь способ продать жизнь. Пить чью-то кровь значит целиком забирать эту жизнь. себе.

Можем показать вам кровь, любовь и риторику, можем кровь и любовь без риторики, или кровь и риторику без любви. Единственное, чего не можем, так это любовь и риторику без крови. Без крови никак нельзя, на ней все замешано.

Душа моя, душа… В ком найти мне тебя, если в собственной груди я чувствую лишь пустоту, чёрно-алую, болезненную тишину, извращенно переворачивающую облака в глазах, жадно впитывающую стоны мира. Выжженную степь, отсветы далёких пожаров, стёртую с побелевшего виска испарину, кровь, страсть поцелуя и долгий ветер в волосах на краю мира, за шаг до пропасти. Или это и есть ты, душа моя?

Эти проклятые нелегалы пьют нашу кровь — этак нам скоро нечего будет проливать за нефть!

Ежели что-то во мне и теплится,
это не разум, а кровь всего лишь.

Я против кровопролития. Оно приносит лишние расходы.

[Я не люблю насилие, Том. Я бизнесмен. Кровь — непозволительная роскошь.]

Пролитой крови не засохнуть.

Кровь всегда смывает лишь вода,
Кровью кровь не смоешь никогда.

… если бы кровь его пролилась на землю, запахло бы осенью.

— Сердце кровью обливается.
— Ты говорила, что сердце не обливается кровью, а наполняется ею.

Мое тело, моя душа, моя кровь, я сам — все принадлежит тебе.

Друг должен быть как кровь, притекающая немедленно к ране, не ожидая привлечения.

Кровь на юге стоит дешевле воды, не говоря уж о вине.

В моих жилах огонь вместо крови. И он вырвется быстрее, чем ты успеешь моргнуть.

Когда любишь, мозг вырабатывает эндорфин и насыщает им кровь. Из расположенной в одном из полушарий железы истекает органический морфий, и влюбленный испытывает кайф, как от дешевого опиума. Мы нередко путаем любовь с кайфом. Думаем, что любим человека, а на самом деле любим шприц. Гладкая, как шелк, кожа, запах волос, изгибы тела, улыбка, глаза, чувства, мысли, доверие — все это хорошо, но шприц — лучше.

Давая клятвы, нарушать… грешить, прощая себя.
И ненавидеть тех, кто грешат.
Это грустное лего — любовь и эго,
Дуэль с самим собой… кровью по снегу…

Призраки существуют. И я это знаю. Что-то привязывает души умерших к месту, как это происходит со всеми нами. Для некоторых это клочок земли, на котором однажды пролилась их кровь, свершилось убийство. Но есть и другие: их удерживают чувства, желания, потеря, месть… или любовь. Эти призраки не исчезнут никогда.

Если картина написана кровью – у нее будет успех. А если дерьмом – она станет шедевром.

Я словно в другой стране, одна и не знаю языка. Я чувствую душевную боль. Почему? Может, это одиночество? Я потерялась, потерялась в себе. Это чувство ранит, причиняет страдания, не позволяя вздохнуть полной грудью. Иногда мне кажется, что сердце моё в крови, что оно лежит на земле, растоптанное, израненное. Лежит и взывает о помощи.

Опыт показывает, что урок, не закрепленный кровью, ничему не учит.

— Зарумянился я от страха, что ты высосешь из меня всю кровь после того, как покончишь с ним.
— Алистер, если б мне захотелось что-то у тебя пососать, ты узнал бы об этом первым.

Моя кровь превратилась в бухло. Было бы неплохо, чтобы моё лицо превратилось в бухло. Вот бы моя кровь смогла выпить моего лица. Тогда бы у нас всё было нормально.

Любовь не имеет ничего общего с сердцем — этим мерзким органом, качающим кровь. Любовь первым делом сдавливает лёгкие. Глупо говорить: «У меня разбито сердце», нужно выражаться точнее: «У меня сдавило лёгкие». Лёгкие — самый романтичный из человеческих органов.

С такой кровью, как у меня, я давно уже должен был сделаться шизофреником. Моя немецкая половина всегда и всё хочет взять под контроль, а ирландская вечно пытается вырваться на свободу и устроить дебош.

Никогда не говори «никогда» в мире, где есть интернет.

Never say never when there’s the Internet.

(О Ринсвинде)

Не то чтобы он не выносил вида крови, просто его очень расстраивал вид его собственной.

И пусть сегодня дней осталось мало,
И выпал снег, и кровь не горяча,
Я в сотый раз опять начну сначала,
Пока не меркнет свет, пока горит свеча.

Никого, кроме нас нет, кого ты там себе придумал, какую другую любовь, если я уже вся в тебе, в твоих костях, в твоей плоти, и если я сейчас порежу руку, из меня потечёт твоя кровь, остальное тебе показалось, душа моя, моя любовь..

Чтобы пролитая нами кровь не была напрасной, нам не остается ничего, кроме как пролить ещё больше.

Говорят, что кровь людская не водица — это то, что определяет, соединяет и становится нашим проклятьем.

Глянь на погодку. Невелика разница, если вместо воды будет кровь. Весенний дождик, осенний дождик, кровавый дождик… Я выстою в любом из них. Но… В дожде женских слёз я не выстою.

… А посетителей в его кровати было не меньше, чем в общественном туалете…

Мужчина, который бил женщину или ребёнка, проклят.

Родство по крови грубо и прочно, родство по избранию — тонко. Где тонко, там и рвётся.

Вопросы крови — самые сложные вопросы в мире!

Странное чувство: изрубить кого-то в первый раз, и обнаружить, что мы просто мешки, набитые мясом, кровью и костьями.

Вы вызываете у меня странное чувство. Словно нас с Вами связывает тонкая нить. Она тянется у меня откуда-то из груди.. Я очень боюсь, что если Вы уедете, то нить оборвется. Я начну изнутри истекать кровью, а Вы меня просто забудете.

Всем приходит конец, лишь время и способ могут отличаться.

Твою холодную кровь не разжечь до лихорадки: в твоих жилах течет студеная вода; а в моих всё кипит, и, когда я вижу такое хладнокровие, меня трясет!

Родная кровь — это вечные проблемы. Страдаешь то за неё, то из-за неё.

— Эй, человек, хочешь еще пожить? Я могу дать тебе жизнь, вечную жизнь.
— Не надо…
— Вот как. Значит не хочешь жить… Но выбора у тебя нет. Выпей моей крови и перестань быть человеком!

Опыт показывает, что урок, не закрепленный кровью, ничему не учит.

Знаешь, в тот день, когда я решилась на это, я положила на бортик ванной два лезвия. Знаешь, почему? Я понимала, что когда начну истекать кровью, мои силы иссякнут. И я не хотела выронить лезвие, не доделав всё до конца. Ты можешь себе представить, как надо ненавидеть эту жизнь, чтобы побеспокоиться о втором лезвии?

— Ты ее правда любишь?
— Это же мой ребенок. Это моя кровь, моя душа. Неважно, мальчик это или девочка. И родила ее любимая женщина.

Любовь — это ведь умение уместиться вдвоём там, где мало места.

Не бойся мечтать, даже если другие будут смеяться над тобой. Иначе не сумеешь стать самим собой.

Иногда достаточно одного слова человека, который верит в тебя, чтобы возвратить тебя миру.

Сколько страданий избегаешь, пока спишь. А проснешься, вот тут-то все и начинается.

Мечты осуществляются не сразу, а постепенно и, пожалуй, даже не совсем так, как мы себе представляли.

Никто не обращает внимание на небо, пока не влюбится.

И если столько препятствий мешает осуществлению мечты, значит, она настоящая.

Когда самый прекрасный человек из всех, кого знаешь, оказывается рядом с тобой, всё, даже плохое, преображается.

Жизнь без мечтаний — это сад без цветов, а жизнь с неосуществимыми мечтами — сад с искусственными цветами.

Мечты, как звёзды: их блеск видишь, только когда гаснут все искусственные огни.

— Так, добавь 20 кубов пирацетама и отправь кровь на биохимию… А мне 0,5 темного и корюшки вяленой.
— В каком смысле?
— А ты в этом халате похожа на пивную торговку. Приведи себя в порядок.

— Может быть, наша жизнь началась в океане…
— Четыре тысячи миллионов лет назад. В каком-нибудь глубоком, тёплом месте, около подводного вулкана.
— И почти всё это время все живые существа были водными, жили в море. А потом, несколько миллионов лет назад, а может, и немного раньше, — живые существа выбрались и на сушу.
— Но можно сказать, что, после того как мы покинули море, прожив в нём много миллионов лет, мы как бы взяли океан с собой. Когда женщина собирается родить ребёнка, у неё внутри имеется вода, в которой ребёнок растёт. Это вода почти точно такая же, как вода в море. И примерно такая же солёная. Женщина устраивает в своём теле маленький океан. И это не всё. Наша кровь и наш пот тоже солёные, примерно такие же солёные, как морская вода. Мы носим океаны внутри, в своей крови и в поту. И когда мы плачем, наши слёзы — это тоже океан.

And I know you think I just want to be with you to–to show myself what a monster I am,” he said. “And maybe I am a monster. I don’t know the answer to that. But what I do know is that even if there’s demon blood inside me, there is human blood inside me as well. And I couldn’t love you like I do if I wasn’t at least a little bit human. Because demons want. But they don’t love. And I…

Ты считаешь, будто я хочу быть ближе к тебе, лишь бы показать, что я монстр. Может, и так, может, я и есть монстр, не знаю. Но даже если во мне и течет кровь демона, в моих жилах есть и кровь человека. Не будь во мне хоть капли человечности, я не смог бы любить так, как люблю. Демоны вожделеют, не любят. Я…

Всегда корень зла — кровь, и только кровь может принести искупление.

Я от крови дракона и должна быть сильной. Они должны видеть в моих глазах огонь, а не слезы.

Почему женщины терпят боль ради мужчин: кланяются им, превращают себя в кукл для их удовольствия? Зачем мы затягиваем себя в корсеты и ходим на каблуках, становимся рабынями в браке, теряя последнее самоуважение?… И какова награда за это? Пощечины, нас тыкают лицом в подушку. А как болит промежность после того, как вы вскарабкиваетесь на нас, придавливая нас своими жирными телесами! Вы тащите нас в подворотни, дружок, и нагибаете нас за два шиллинга, или же избиваете до полусмерти, пока кровь не польется из носа, изо рта или между ног!.. Никогда я не преклонюсь перед мужчиной. Теперь они будут преклонятся предо мной.

Избыток любви — это яд, особенно если эта любовь безответная.

Писателей существует великое множество, я люблю приводить аналогию с архитекторами и садовниками. Есть писатели-архитекторы, они все-все планируют, рисуют подробнейшие чертежи, и еще до того, как будет вбит первый гвоздь, они знают, на что дом окажется похож, где будут стоять шкафы, как будут проложены трубы, и все это архитектор запечатлеет в чертеже задолго до начала какой бы то ни было работы. И есть садовники, что выкапывают ямку и закладывают в нее семечко, поливают своей кровью и наблюдают за тем, что же вырастет, какую форму оно примет. Они знают, какое дерево они взращивают — дуб это или вяз, страшилка или научная фантастика, — но они не знают, насколько большим оно вырастет и какую форму примет. Я самый настоящий садовник, а вовсе не архитектор.

Независимо от того, насколько сильной кажется тебе твоя любовь к человеку, когда лужа крови, струящейся из его раны, растекается по полу настолько, что едва не касается тебя, ты невольно отстраняешься.

Матери таковы: всю кровь по капле отдадут ради детей. Даже ради самых бездельных, от которых не дождёшься толку ни нынче, ни потом.

Вылакать горячую кровь, толчками бьющую из любящего сердца.

Так как космос нас убивает? Главная проблема — давление, его там нет. Так что не задерживайте дыхание иначе лёгкие взорвутся. Разрывы кровеносных сосудов, отеки открытых участков. Забавный факт: температура кипения воды в вакууме ниже, что значит, что ваш пот и слюна закипят, как и жидкость вокруг глаз. Вы ничего этого не заметите, потому что через 15 секунд там вы вырубитесь, так как в вашей крови начнут образовываться пузырьки кислорода и через 90 секунд вы умрете. Космос прекрасен.

Я хочу, чтобы ты взял этот степлер и вбил себе в лоб. Это не решит проблему, но сделает меня счастливее. Намного. Это же весело! А теперь иди обливайся кровью где-нибудь в другом месте.

— Лишь одному артефакту такое под силу. Вам он известен как жезл Моисея.
— Тот самый?
— Он был использован против египтян, насколько я помню.
— Да, это было во всех газетах.
— Жезл, вроде бы, превращал в кровь речку, а не мужиков.
— Оружие не использовалось в полную силу. Думаю, Моисея можно исключить из подозреваемых.

— Если вы хоть словом обмолвитесь обо всём этом, господа, прольётся ваша или моя кровь.
— Аминь! — ответил ему Гобсек, пряча пистолеты. — Чтобы пролить свою кровь, надо её иметь, милый мой, а у тебя в жилах вместо крови грязь.

А моё сердце продолжает перекачивать кровь… Даже разбитое, оно всё ещё работает.

Дым медленно растаял в свете ярких утренних лучей. Они увидели, что Овод упал; увидели и то, что он еще жив. Первую минуту солдаты и офицеры стояли, как в столбняке, глядя на Овода, который в предсмертных корчах бился на земле.
Врач и полковник с криком кинулись к нему, потому что он приподнялся на одно колено и опять смотрел на солдат и опять смеялся.
— Второй промах! Попробуйте… еще раз, друзья! Может быть…
Он пошатнулся и упал боком на траву.
— Умер? — тихо спросил полковник.
Врач опустился на колени и, положив руку на залитую кровью сорочку Овода, ответил:
— Кажется, да…

До этой ночи у меня не было чувств. Я была как деревянная кукла без крови, но в ту ночь я почувствовала движение крови в себе.

Если человек искренний и доведенный до отчаяния всей душой любит женщину, если он исписывает бумагу кровью своего сердца, если он пропитает эту женщину своей тоской, своей болью, своим стремлением к ней, если он никогда не отступится от нее, ей невозможно будет ему отказать. Самый невзрачный, самый немощный, самый незаслуживающий внимания мужчина должен победить, если он готов пожертвовать всем, всем до последней капли крови. Нет такой женщины, которая способна отвергнуть дар абсолютной любви.

Мужчины по самой природе своей мало склонны к моногамии. Они вечно ищут новых ощущуений, встреч, порывов, форм, но зачастую абсолютно беспомощны в чёткой формулировке своих желаний. Им хочется видеть в женщине благородную львицу, неуправляемую девственницу, нежную и чувственную одновременно. Их привлекает африканская страсть (о которой сами негры понятия не имеют!), неутомимый секс во всех его видах, направлениях и извращениях. Мужчины находят массу достоинств во множестве разнообразных женщин и всю жизнь ищут ту, единственную, в которой будут воплощены они все!
Однако стоит им получить желаемое, как все мужчины сразу становятся несусветными трусами и бегут от такой женщины как ошпаренные!
Дай мужчине втрое больше того, что он может вообразить, — и он запаникует. Утверждает, что любит, — хватай машину, кидай в салон и тут же гони в ЗАГС! Говорит, что хочет тебя, — раздевай до тряпок и запрыгивай на него прямо посреди многолюдной улицы! Клянётся, что «душу дъяволу готов отдать за ночь с тобой», — диктуй контракт и требуй подпись кровью! Если он после этого не заплачет, не испарится, не помрёт и не передумает — его надо брать, такие мужчины занесены в Красную книгу.

— Когда-то я был участковым. Меня постоянно вызывали на семейные разборки, сотни раз за годы службы. Но был один парень, один говнюк, которого никогда не забуду, — Горди, прямо вылитый Бо Свенсон. Помнишь такого? В «Бесславных ублюдках» играл, помнишь?
— Нет…
— В общем, здоровый гад, килограмм 100-110. Но его жена, ну или подруга, была очень хрупкой, как птичка, запястья точно веточки. И вот нас с напарником вызывали к ним каждые выходные, и каждый раз один из нас отводил её в сторону и говорил: «Всё, хватит, пиши заявление!» И дело было не в какой-то глубоко скрытой любви, в нашем случае девушка просто боялась и ни за что не хотела его подставлять. Приходилось сдавать её в больницу, а его сажать в воронок и везти в вытрезвитель, чтоб проспался, а утром возвращался домой. Но как-то раз мой напарник захворал, и я дежурил один. И вот приходит вызов всё по той же херне — сломанный нос в душе и всё такое. Я надеваю наручники, сажаю его в тачку, везу в участок, но только в ту ночь на въезде в город тот ушлёпок запел на заднем сиденье песню «Danny Boy». Вот она-то меня и вывела… И вместо налево я свернул направо, на просёлочную. Поставил его на колени, сунул револьвер ему в рот и сказал: «Вот и всё. Настал твой конец.». Он заплакал и давай ссаться и клясться, что оставит её в покое, и кричать так громко, как мог с пистолетом во рту. Я говорю ему, чтоб заткнулся, потому что надо было подумать, что делать дальше. Конечно же, он заткнулся. Замолк. Стал тише воды. Как собака, ждущая объедки. И вот стоим мы там, я делаю вид, что раздумываю, а прекрасный принц на коленях, в грязи, в обосранных штанах. И вот через пару минут я вынимаю пушку из его рта и говорю: «Если ты её хотя бы ещё раз тронешь, то я тебя так, и так, и так, и бла, бла, бла.».
— Просто предупредил?
— Конечно. Я же хотел… Хотел по-хорошему. Но через две недели он убил её. Проломил ей голову блендером. Когда мы приехали, там было столько крови, что воздух был железным на вкус. Мораль сей басни такова: я пошёл на полумеры там, где надо было давить до конца. Больше я такой ошибки не повторю. Хватит полумер, Уолтер.

Я хотела запомнить свои надежды, их обещания, свои стёртые колени, их вкус, свою стёртую в кровь память.

Любовь облекает в плоть и кровь иллюзию, и человек, отдавая себе отчёт в том, что это иллюзия, всё же любит её больше действительности. Она делает его больше, чем он есть, и в то же время — меньше. Он перестает быть самим собою. Он уже не личность, а предмет, орудие для достижения цели, чуждой его «я».

Странно, что сердце не останавливается, когда ему так больно.

— Похоже, Ленни не такой хладнокровный, каким хочет казаться…
— Не правда! Моя кровь состоит из кубиков льда!

Я люблю, я могу любить лишь ту землю, которую я оставил, на которой остались брызги крови моей, когда я, неблагодарный, выстрелом в сердце моё погасил мою жизнь. Но никогда, никогда не переставал я любить ту землю, и даже в ту ночь, расставаясь с ней, я, может быть, любил её мучительнее, чем когда-либо. Есть ли мучение на этой новой земле? На нашей земле мы истинно можем любить лишь с мучением и только через мучение!
Мы иначе не умеем любить и не знаем иной любви. Я хочу мучения, чтоб любить. Я хочу, я жажду в сию минуту целовать, обливаясь слезами, лишь одну ту землю, которую я оставил, и не хочу, не принимаю жизни ни на какой иной!..

Чую, влюбилась фатально я
В тебя. Ты странный, скуластый,
И веришь, в себя безумно.
Ты – волк, я – волк,
Закапали кровью, слезами друг друга мы.

Потому что люди, которых я люблю, — они каким-то образом живут во мне, и мне хорошо с ними. И мне по дурости представляется, что и я в них тоже как-то живу, ползаю нежной чужеродной штуковинкой по артериям, отравляю кровь, скапливаюсь на стенках сосудов. Всем, как мне кажется, от таких простых и понятных процессов хорошо.

Да это же не я буду! С чужой кровью, больше двух килограммов не поднимать, всего бояться!..

Бог подарил мужчине мозг и пенис, но подлил мало крови, поэтому, когда работает один из них, второму ничего не достается.

– А что, если на двери моя кровь?
– Это могла быть кровь животного. Знаешь, может, ты поймал кролика или ещё кого.
– И что дальше?
– Съел.
– Сырого?
– Нет, ты поджарил его в своей маленькой волчьей микроволновке. Откуда мне знать?

Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?

Ничто так не волнует кровь и не приводит дух в мятежное и тоскующее состояние, как шум ветра и морской прибой.

Кровь всегда считалась крайне эффективным моющим средством.

Благодарю бога и мою холодную кровь за то, что в этом я похожа на вас: для меня приятнее слушать, как моя собака лает на ворон, чем как мужчина клянется мне в любви.

Вы постоянно тратите силы на то, чтобы сохранить равновесие. Вас поражает некое духовное головокружение, вы балансируете на самом краю, ваши волосы стоят дыбом, вам не верится, что под ногами у вас неизмеримая бездна. А начинается это как избыток оптимизма, как страстное желание пойти навстречу людям, проявить к ним любовь. Чем решительнее ваши шаги навстречу миру, тем стремительней он убегает от вас. Никому не хочется истинной любви, истинной ненависти. Никто не даст вам прикоснуться к сокровенным недрам, исключение делается лишь для священника в час исповеди. Пока вы живы, пока кровь горяча — вы делаете вид, будто у вас вовсе нет ни крови, ни скелета, ни покрывающей скелет плоти. Сойдите с газона!
Вот лозунг, с которым живут люди.

Ты в курсе? Если пульт потерял, то смотришь то, что есть.

— Знаешь, я никого не хочу убивать.
— Это всего лишь роботы, Морти! В роботов можно стрелять.
[Морти стреляет в ногу]
[— Он отстрелил мне ногу!
— Глен истекает кровью! Срочно оповестите его жену и детей!]
— Они не роботы, Рик!
— Это было образное выражение, Морти. Они бюрократы. Я их не уважаю.

Жизнь будто кровь, показалась мне сладкой на вкус…

Кто пишет кровью и притчами, тот хочет, чтобы его не читали, а заучивали наизусть.

Чтобы пролитая нами кровь не была напрасной, нам не остается ничего, кроме как пролить ещё больше.

За ошибки императора кровью расплачивается народ.

Люди — занятные существа.(…) Они твёрдо уверены, что зло можно уничтожить, посадив на кол или медленно изжарив на костре. Что оно раскается и исправится, сгнив в вонючей темнице, повисев на дыбе, постояв у позорного столба, лишившись друга или любимой, потеряв смысл существования вместе со зрением, состоянием или честью. И когда оно, втоптанное в грязь, захлебнётся собственной кровью, изойдёт хрипом, пытаясь дотянуться до торчащего из спины ножа, добро восторжествует.

— Заблудшая душа, покайся в своих прегрешениях и помолись.
— Я ничего плохого не делал.
— Откуда синяки и ссадины?
— С лестницы упал.
— И спина грязная?
— Лестница была длинная.
— А кровь из носа?
— Я упал на обалденную сексапильную красотку…
— Что?! Рин, живо отведи меня к ней!

Что есть физическое тело, оно не больше чем предмет, это тюрьма для бога, заключенного в душе каждого из нас. История запятнана кровью, жадность, голод, половое влечение, жажда власти, стремление к славе. Покуда существует тело, будут возникать желания, пока не исчезнет последнее желание, не исчезнет человеческий эгоизм, люди будут сражаться, чтобы исполнить желания своих тел, и этому не видно конца. У такого мира нет будущего.

Человек без чести не может представить ее у других.

Мы перехитрили время. Пока занимаемся любовью — живем. Пока живем — занимаемся любовью. Пока любим — живем. Если любим — живем. Кто не любит, тот не живет. Так банально и так чисто. В самом грязном месте на земле, среди крови и пыли, мы нашли простую и чистую истину. Мы загнали друг друга в рамки, когда между любовью и жизнью стало возможным поставить знак равенства. Это вершина. То, о чем мечтает каждый, когда тебе двадцать пять лет, у тебя было пятьдесят любовников или любовниц, а любовь толком не приходила. Настоящей, чтобы до смерти, не было вообще. А вот теперь есть. На, бери!

Если на душе плохо, надо писать письма… Писать письма тому, кто их никогда не сможет прочесть. Выносишь всю свою боль и страдания на бумагу, и сразу становится легче. Так ты выпускаешь своих демонов на прогулку. Кто знает, может, им понравится гулять, и они больше никогда не вернутся…

Поэзию пишут слезами, романы — кровью, а историю — вилами по воде.

Но вся его любовь принадлежала Джейсу. Проблемному, непослушному, сломанному. Я сделал все, о чем наш отец просил меня, и он ненавидел меня за это. И он так же ненавидел тебя, — его глаза светились, создавая подобие серебра в темноте. — Иронично, не правда ли, Кларисса? Мы были родными детьми Валентина, его плотью и кровью, а он ненавидел нас. Тебя, потому что из-за тебя от него ушла наша мать. И меня, потому что я был тем, что он хотел создать.

— Хороший торговец не конкурирует со своим товаром, сэр.
— А хороший покупатель знает, что у всего есть своя цена.

Get a real pregnancy test. You know, the one with the blood and the hormones and the rabbit.

Сделайте настоящий тест на беременность, ну, вы знаете, с кровью, гормонами и кроликом.

— Два дня назад в тебя выстрелили в упор.
— Не стоит благодарить меня за героизм. Хотя, немножко можно, никому не помешает.
— Ты был весь в крови, ты должен быть мертв.
— Что ж, такова цена приключений, что еще скажешь?

— Когда будешь стоять у алтаря, просто говори от сердца.
— Сердце — это орган. Оно качает кровь, иногда забивается. Оно не умеет разговаривать, у него нет маленьких губок.

Я счастлив: этот холод так чист, так чиста эта ночь, разве и сам я — не волна ледяного воздуха? Не иметь ни крови, ни лимфы, ни плоти. И течь по этому длинному каналу к бледному пятну вдали. Быть — просто холодом.

Мы все дружно выпиваем коктейль из страсти, похоти, нежности, ревности, крови и обмана.

— Почему он всегда в крови?
— Не знаю. Но на этот раз кровь его.

— Сколько лет, сколько зим! Ни письма, ни телеграммы, ни сигнального костра… А мы за тебя волновались!
— Правда?
— Конечно нет!

А моё сердце продолжает перекачивать кровь… Даже разбитое, оно всё ещё работает.

Нельзя обработать рану, не зная, насколько она глубокая. Как нельзя утолить боль, скрывая ее. Нужно это принять. Смириться и с кровью, чтобы что-то исправить.

Странное ощущение, когда в реальности что-то происходит так, как ты себе это представлял.

Каждый раз,
Когда сходятся звезды, сойдя со своих звездных трасс,
Все становится ясно без всех этих жестов и фраз.
Каждый раз,
Когда кровь на ладонях и падают слезы из глаз,
Очень больно смотреть, если кто-то страдает за нас.

— Значит, вы — королевский ублюдок.
— Я королевской крови, но могу быть и ублюдком.

— Дядя Джек!!!
— Мальчик мой!!! Как поживаешь?
— Да грех жаловаться. Ты?
— С утра тут маюсь. Порки дожидаюсь. Обслуживание здесь кошмар.
— Возмутительно.
— Океаны обагрились кровью. Ты посиди на суше. Пока будешь целее.
— Так меня сейчас на суше казнят.
— Резонно. Я тебе про скелета байку рассказывал?
— О да, много раз.
— Заходит скелет как-то в бар. Заказывает пиво и швабру.
— Ха-ха-ха-ха-ха.
— Живот надорвёшь.
— Если приговорят к четвертованию, просись к Виктору. У него лёгкая рука.
— Спасибо.
— Скажешь, что от меня, порубит крупно.

Ничто так не волнует кровь и не приводит дух в мятежное и тоскующее состояние, как шум ветра и морской прибой.

Победа часто достигается не силой, а волей.

— Судьба часто уводит нас от тех, кого мы любим, к сожалению.
— Но хуже всего тем, кого бросают!

Человек либо примет свою судьбу, либо она его уничтожит.

Я верю в возможность и способность разума использовать ее.

Судьба часто уводит мужчину от своего сердца.

Настоящему воину нужен лишь меч, чтобы решить свою судьбу.

Счастье может быть либо в прошедшем, либо в будущем времени.. В настоящем оно может длиться лишь секунду, потому что через секунду ты начинаешь бояться его потерять..

— Мне вот что интересно…
— Чего?
— Чего вот этакий ведьмак жрёт?
— Грибы…
— Картоплю!
— Почему картоплю?
— Он же человек! Кровь у него идёт? Идёт. Потом он обливается? Значит и картоплю жрёт.

Нет ничего удивительного в женских воплях, но когда визжит мужчина — а это случается нечасто, — кровь стынет в жилах.

Действовать, действовать! Лучше пилить дрова, чем мечтать, по крайней мере, кровь не застоится в жилах!

— Стаканчик крови, пожалуйста.
— Вам какую группу?

— Tell me, do you bleed? You will!

— В твоих венах течет кровь? Она прольется!

Все кончено, − слабым голосом сказал кот и томно раскинулся в кровавой луже, − отойдите от меня на секунду, дайте мне попрощаться с землей. О мой друг Азазелло! − простонал кот, истекая кровью, − где ты? − кот завел угасающие глаза по направлению к двери в столовую, − ты не пришел ко мне на помощь в момент неравного боя. Ты покинул бедного Бегемота, променяв его на стакан − правда, очень хорошего − коньяку! Ну что же, пусть моя смерть ляжет на твою совесть, а я завещаю тебе мой браунинг…

Рождаясь, человек несёт в себе мир. Весь мир, всю Вселенную. Он сам и является мирозданием. А все, что вокруг, – лишь кирпичики, из которых сложится явь. Материнское молоко, питающее тело, воздух, колеблющий барабанные перепонки, смутные картины, что рисуют на сетчатке глаз фотоны, проникающий в кровь живительный кислород – все обретает реальность, только становясь частью человека. Но человек не может брать, ничего не отдавая взамен. Фекалиями и слезами, углекислым газом и потом, плачем и соплями человек отмечает свои первые шаги в несуществующей Вселенной. Живое хнычущее мироздание ползёт сквозь иллюзорный мир, превращая его в мир реальный. И человек творит свою Вселенную. Творит из самого себя, потому что больше в мире нет ничего реального. Человек растёт – и начинает отдавать все больше и больше. Его Вселенная растёт из произнесённых слов и пожатых рук, царапин на коленках и искр из глаз, смеха и слез, построенного и разрушенного. Человек отдаёт своё семя и человек рождает детей, человек сочиняет музыку и приручает животных. Декорации вокруг становятся всё плотнее и всё красочнее, но так и не обретают реальность. Пока человек не создаст Вселенную до конца – отдавая ей последнее тепло тела и последнюю кровь сердца. Ведь мир должен быть сотворён, а человеку не из чего творить миры. Не из чего, кроме себя.

Я думаю, что поэт, который писал, что самое дорогое в жизни не купишь за деньги, не прав. Вернее, прав не до конца. Самое дорогое в жизни вообще не имеет никакого отношения к деньгам, выше денег. Цена – это агония и пот, кровь и преданность… цена обеспечивается самым дорогим в жизни – самой жизнью – точной мерой абсолютной стоимости.

Возникающая близость между мужчиной и женщиной часто определяется некими флюидами, исходящими от них. Они оба как бы чувствуют это явственное приближение Эроса, соединяющее их в некое единое энергетическое поле.
Один взгляд, одно движение руки, одно прикосновение может оказаться роковым, растапливая лед взаимного отчуждения.

Может быть, обретение мудрости и есть познание дьявола, ибо Адама и Еву, познавших мудрость, Бог выгнал из рая.

The flock gets sight of a spot of blood on some chicken and they all go to peckin’ at it, see, till they rip the chicken to shreds, blood and bones and feathers. But usually a couple of the flock gets spotted in the fracas, then it’s their turn. And a few more gets spots and gets pecked to death, and more and more. Oh, a peckin’ party can wipe out the whole flock in a matter of a few hours, buddy, I seen it. A mighty awesome sight.

Стая замечает пятнышко крови у какой-нибудь курицы и начинает клевать и расклевывает до крови, до костей и перьев. Чаще всего в такой свалке кровь появляется еще на одной курице, и тогда — ее очередь. Потом еще на других кровь, их тоже заклевывают до смерти; дальше — больше. Вот так за несколько часов выходит в расход весь птичник, я сам видел. Жуткое дело.

Бесчуственность всегда была твоим лучшим качеством. Не разочаровывай меня!

Достоинство, мадемуазель Элена, оно не в крови, оно в душе.

Я знаю вещи, от которых свернётся ваша кровь, включая формулу сворачивания крови.