Цитаты про край

… но сегодня полная луна, и она возвращает меня к тебе. И неважно, где я и что сейчас делаю, моя луна всегда будет такого же размера, как и твоя… на другом краю мира.

Слёзы — это не вода, а вся та боль и обида, которая накапливалась долгое время, и в один момент ей стало мало места, и она перелилась через края.

— Джек.. У нас все равно бы ничего не получилось.
— Повторяй себе это почаще, дорогая.

Отчизна — это край, где пленница душа

Я не сказала ему правду. Как можно? Я угостила его очередной историей. Тощей, жалкой, малокровной сказкой без ярких деталей и изящных поворотов: выцветшие лоскуты, сметанные на живую нитку, с бахромой по неровным краям. Одной из тех историй, что так похожи на реальную жизнь. Точнее, на то, что представляется людям реальной жизнью, а это совсем не одно и тоже. Человеку моего склада, наделенному живой фантазией, нелегко сочинять истории вроде этой.

В местах, где нет свободных прав нет отчизны края.

Позволительно, думаю я, всякому истинному русскому, искренне любящему свое Отечество, в этот решающий час слегка досадовать на тех, кто влиянием своим, прямым или косвенным, толкнул на гибельную войну, кто не учел его нравственных и материальных ресурсов и свои теории принял за истинную политику страны, свои незавершенные изыскания — за подлинное национальное чувство, кто, наконец, преждевременно запев победные гимны, ввел в заблуждение общественное мнение , когда еще не поздно остановиться на том скользком пути, по которому увлекло страну легкомыслие или бездарность. Позволительно, думаю я, пред лицом наших бедствий не разделять стремлений разнузданного патриотизма, который привел страну на край бездны, который думает выпутаться, упорствуя в своих иллюзиях, не желая признавать отчаянного положения, им же созданного.

Отечество и Родина – это край, где душа томится и страдает.

Медицина — дело неблагодарное. Если добился уважения у богатых, ты похож на холуя; если у бедняков — смахиваешь на вора. Гонорар! Тоже мне словечко! У пациентов не хватает на жратву и кино, а тут я вытягиваю их гроши на гонорар! Да еще когда они чуть ли не загибаются. Неудобно. Вот и отпускаешь их так. Тебя считают добрым, а ты идешь ко дну.

… в жизни каждого человека случаются времена, когда наваливается какая-то тяжесть, охватывает тоска, депрессия. Всего колотит, кажется, сейчас вывернет наизнанку.

Иногда эмоции не могут перехлестнуть через край. Тогда они сдвигают крышу.

Будь как переливающийся через край фонтан, а не как резервуар, содержащий всё одну и ту же воду.

Я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом — ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело — ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему. Наверно, я дурак.

Чем дольше живешь на одном месте, тем больше вещи и люди распоясываются, разлагаются и начинают смердить специально для вас.

И всё это я сделал, не выпив ни капли рома!

Закрой глаза, представь, что это дурной сон. Я всегда так делаю.

Ветер нам благоприятствует, а большего и не надо!

Птицей делает не сам дар, скорее уж характер, позволяющий не бояться встать на краю. И душа, способная к полету.

Дурак разглядывает дно, умный прицеливается на противоположный край.

Когда у тебя в руках чья-то жизнь, это так повышает тонус!

Нигде от них не скрыться.Ни под подушкой,ни под одеялом.Идёшь пить чай,они садятся на край чашки и нагло смотрят тебе в глаза..Мысли о тебе..

— Это безумие!
— Нет, это политика!

— Твоя любимая… речь шла о ней… а потом ты ее предал.
— Она притворялась, что любит меня! Она предала, а не я!
— Интересно, после которого из предательств ты вырезал сердце из груди?

Увезу тебя я в тундру, увезу к седым снегам, Белой шкурою медвежьей брошу их к твоим ногам. По хрустящему морозу поспешим на край земли И среди сугробов дымных затеряемся вдали.

— Ты спятил!
— Ой, да и слава богу, нормальный не пошёл бы на такое.

Я-то думал, что тихая девочка наконец разговорилась, а её вон куда понесло! И всё в квантовую физику! Бедная, это же в какие края улетела ее крыша?!

И тут сильное чувство переполнило сердце Степаниды до краев, а тамошние края были совсем необжитыми и мало-ухоженными.

Прыгать в пропасть лучше с разбега, не останавливаясь на её краю и не оглядываясь на прекрасный мир, оставляемый навсегда.

Большая империя, как и большой пирог, начинает крошиться с краев.

В угожденье богу злата
Край на край встает войной,
И людская кровь рекой
По клинку течет булата.
Люди гибнут за металл,
Сатана там правит бал.

Он [Дьявол] сказал: «Я — Искушение». Однако, это так по-человечески. Куда не залетают даже ангелы. Даже сейчас, на краю бездны. Это особенное чувство, да? Ты чувствуешь его в затылке. Безумный голос, который нашептывает: «Иди. Иди, иди, иди, вперед!». Может, он [Дьявол] рассчитывает на это? Впервые в жизни я скажу «нет».

Всем ни с места! Я обронил мозги.

Любовь — ужасный недостаток.

Оптимизм – бодрое настроение , которое позволяет свистеть чайнику , до краев наполненному кипятком.

Ты что, не слыхал про Верещагина?! Дожил… Было время — в этих краях каждая собака меня знала, вот так держал! Сейчас забыли…

У них было всё, кроме времени…

— Но ты же всегда сбегал с поля боя!
— А вот и нет!
— А вот и да!
— А вот и нет! Ложь и клевета! Просто я следовал благороднейшей из пиратских традиций.

В Пермском крае появилась своя криптовалюта. Я бы даже сказал, швейновалюта — носкикоинт. И какой курс? Небось ещё правый носок дают авансом, а левый зарплатой. Надеюсь, хотя бы платят белыми носками, а не в конвертах. Фраза «деньги не пахнут» заиграла новыми красками. Не, ну а что, носки как деньги, вечно куда-то пропадают. Ну, по крайней мере, один носок точно. В любом случае, девушкам в этом крае теперь придётся пофантазировать, что дарить мужчинам на 23 февраля, так как носки уже не катят.

Засвети же свечу
на краю темноты.
Я увидеть хочу
то, что чувствуешь ты.

На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна
И дремлет качаясь, и снегом сыпучим
Одета как ризой она. И снится ей всё, что в пустыне далекой —
В том крае, где солнца восход,
Одна и грустна на утёсе горючем
Прекрасная пальма растёт.

И ты казалась мне желанной,
Как небывалая страна,
Какой-то край обетованный
Восторгов, песен и вина.

Группа ваша заматерела и научно подковалась. Теперь вам уже не грозит страх падения в пропасть с края Земли. Паника открытого водного пространства также улетучилась.

Мы окружены горами… окружены врагом сильным, возгордившимся победою… Со времени дела при Пруте, при Государе Императоре Петре Великом, русские войска никогда не были в таком гибелью грозящем положении… Нет, это уже не измена, а явное предательство… разумное, рассчитанное предательство нас, столько крови своей проливших за спасение Австрии. Помощи теперь ждать не от кого, одна надежда на Бога, другая — на величайшую храбрость и высочайшее самоотвержение войск, вами предводимых… Нам предстоят труды величайшие, небывалые в мире! Мы на краю пропасти! Но мы — русские! С нами Бог!

Не изменим ничего – моя хата с краю, недосуг играть в любовь – главных выбирая.

Во всех многомерных мирах множественной вселенной установлен и хорошо известен тот факт, что все по-настоящему великие открытия совершаются в чрезвычайно краткий миг вдохновения. Сначала, конечно, нужно как следует поработать, но исход дела решает вид, скажем, падающего яблока, закипающего чайника или воды, переливающейся через край ванны. В голове наблюдателя что-то щёлкает, и всё встаёт на свои места.

И в конце тоннеля свет, а конца тоннеля нет
И совсем уже забыл, что когда-то кем-то был.

Закрой глаза, представь, что это дурной сон. Я всегда так делаю.

Ночью в незнакомых краях бесконечность начинается с последнего фонаря.

Просто у людей перевернуты представления — что хорошо и что плохо. Жить в пятиэтажной клетке, чтоб над твоей головой стучали и ходили, и радио со всех сторон, — это считается хорошо. А жить трудолюбивым земледельцем в глинобитной хатке на краю степи — это считается крайняя неудача.

Они пробовали жить друг без друга, отдалялись и снова воссоединялись, словно края незаживающей раны.

Эдвард будет хорошим мужем. Я это точно знаю…
Я же коп… И многое знаю… Как выследить кого-то даже на краю света… И стреляю без промаха!

— Да чтоб вас всех! Какого черта?!
— Энви. Ты просто завидуешь людям. Пусть мы и слабее, чем вы — гомункулы… Но даже когда мы повержены, загнаны в угол и даже тогда, когда стоим на краю гибели… Мы поднимаемся вновь и вновь. А если у нас кончатся силы — друзья протянут нам руку. Вот почему ты завидуешь нам, Энви.

И не все мужчины, у которых есть пенис имеют право называть себя мужчинами.

За окном – большой двор. За двором – белая дорога. Рисуй на ней что хочешь, все сбудется.
Одним концом дорога упирается в калитку, а другим – в край света.

… но внезапно появляется кто-то и заставляет тебя одуматься, умерить свой пыл. А когда ты сбавляешь обороты, начинаешь замечать разные вещи: что на полке среди бутылок с текилой стоит кубок, что сейчас играет любимая песня, что сегодня вторник 13, и что Розанна готова бежать с вами прямо сейчас, хоть на край света. Разные мелочи, Клаудио… ваша дочь учит ценить меня каждый миг. Я с ней становлюсь лучше.

Как вы думаете, он импровизирует или всё-таки планирует заранее?

— Ты пытался покончить с собой, почему ты хотел умереть?
— Я не хочу умирать, я жить не хочу!
— Не боишься смерти?
— Чтобы убить себя, понадобиться несколько секунд — нет, не боюсь.

Может быть, я угожу вам, если скажу, что ваши глаза — как два драгоценных сосуда, наполенных до краев прозрачнейшей зеленоватой влагой, в которой плавают крохотные рыбки, и когда эти рыбки плескаются — как вот сейчас — на поверхности, вы становитесь чертовски соблазнительной?

— О чем ты думаешь?
— Этого мало, встречаться вот так.
— О чем ты?
— Живи со мной, оставайся на ночь.
— Что ты хочешь от меня?
— Ночей, засыпать и просыпаться вместе, вместе завтракать.
— А на самом деле?
— Чтобы ты был рядом, когда темно, обнимал бы меня, чтоб успокаивал, когда страшно, чтоб подошел к краю и шагнул дальше.
— А если разочарую?
— Меня не разочаруешь…

Нас мотает от края до края,
По краям расположены двери,
На последней написано: «Знаю»,
А на первой написано: «Верю».

И, одной головой обладая,
Никогда не войдешь в обе двери:
Если веришь — то веришь, не зная,
Если знаешь — то знаешь, не веря.

И свое формируя сознанье,
С каждым днем, от момента рожденья,
Мы бредем по дороге познанья,
А с познаньем приходит сомненье.

И загадка останется вечной,
Не помогут ученые лбы :
Если знаем — безумно слабы,
Если верим — сильны бесконечно!

— Разве я ужасна?
— Я всякое слышал.
— Зачем же ехать на край света ради встречи с кем-то ужасным?
— Чтобы увидеть, ужасны ли вы в нужной мере.
— В какой же?
— Когда ваши подданные боятся быть ужаснее вас.

Я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом — ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело — ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему. Наверно, я дурак.

Anyway, I keep picturing all these little kids playing some game in this big field of rye and all. Thousands of little kids, and nobody’s around — nobody big, I mean — except me. And I’m standing on the edge of some crazy cliff. What I have to do, I have to catch everybody if they start to go over the cliff — I mean if they’re running and they don’t look where they’re going I have to come out from somewhere and catch them. That’s all I’d do all day. I’d just be the catcher in the rye and all. I know it’s crazy, but that’s the only thing I’d really like to be. I know it’s crazy.

Рассвет надорвет нового дня темную упаковку
С того же края что вчера привычным движеньем ловким.
К автобусным остановкам потопают фигурки,
С кухни потянет крепким кофе из маминой турки.
Это значит — летать уже хватит, скоро в садик.
Дома меня ждет посадочная полоса кровати.
Когда я приземлюсь, они уже будут не вместе —
Я стану маленьким орудием большой мести,
Умеющим делать больно против собственной воли,
Мячом футбольным, летающим над полем.
От игрока к игроку, от ворот к воротам,
Мама, Папа Я не хочу таких полетов!

Дорогой, Рэйф… Я так по тебе скучаю… Ты где-то на другом краю земли, и мне это странно. Каждый вечер, глядя на закат, я пытаюсь вобрать в себя тепло этого долгого дня и отослать его тебе, от сердца к сердцу…

Мы – на самом краю пропасти, где надежда и отчаяние сродни.

Люди переезжают в чужие края в надежде на лучшую жизнь.

— Джерсийский дьявол? Я думал, это чушь, местная небылица!
— Рассказы о встречах с ним бытуют в тех краях вот уже более 200 лет. По одной версии у него крылья летучей мыши, по другой — рога и хвост и вот еще… Лошадиная голова!
— В газете скорее башка Чубакки… Этой твари только с Трансформером махаться!

Человек думает, что все знает о смерти, но это не так. Стоит только её увидеть, увидеть вблизи. Как она забирается под кожу и остаётся там. Но человек думает, что и жизнь знает. Стоит на краю жизни и смотрит, как она идёт мимо, но сам ей не живёт. Не может. Он в ней просто турист. Призрак. А потом ты её видишь, видишь вблизи. Как она забирается под кожу и остаётся там. И от этого не убежать. С этим ничего не сделать. И знаете это хорошо. Это правильно. Больше мне сказать нечего.

Когда шагаешь по краю бездны — чувствуешь, как почва уходит из-под ног, слышишь, как где-то рядом скрипят готовые в любой миг обвалиться незримые стены, как трещит над тобой низкий купол небес. Где-то совсем близко идут другие, но ты их не видишь. Ваши траектории никогда не пересекаются, никогда. Линии надлома не пересекаются, никто не маячит на горизонте, каждый шагает по своему краю пропасти в одиночку.

Каково это — быть актёром? Возможно, больно. Проживать насквозь, невыразимо, невыносимо, многие жизни, расписывать изнанку собственного сердца чужими страстями, трагедиями, взлетать и падать, любить и умирать, и вновь вставать, унимать дрожь в руках, и снова начинать новую жизнь, снова плакать, сжимая в бессилии кулаки и смеяться над собой. Изредка приподнимая край маски, уже не для того, чтобы вспомнить своё собственное лицо, а лишь затем, чтобы сделать глоток свежего воздуха, не пропахшего гримом. Больно… Но в то же время — прекрасно. Обнажать чувства до предела, настоящие, живые чувства, куда более реальные бытовых кухонных переживаний, доводить их до апогея, задыхаясь от восторга бытия, захлёбываясь алчным огнём жадных, жаждущих глаз зрителя. И падая на колени, почти не существуя ни в одном из амплуа, почти крича от разрывающего тебя смерча жизни и смерти, судьбы и забвения, видеть, как с тобою вместе, замерев в унисон, в едином порыве умирает зал. Замолчавший, забывший сделать новый вдох зал, который любил вместе с тобой, вместе с тобой плакал и смеялся, который, не взирая на пасмурный вечер на улице, обшарпанные доски сцены, увидел то же, что и ты, что-то бесконечно большее, чем просто игру в жизнь. Саму жизнь. Настоящую. Прожитую честно, откровенно, полностью, до дна. Театр как любовь, как секс с самой желанной женщиной, однажды испытав на себе это таинство, этот акт бытия, ты уже не сможешь остаться прежним.

Душа моя, душа… В ком найти мне тебя, если в собственной груди я чувствую лишь пустоту, чёрно-алую, болезненную тишину, извращенно переворачивающую облака в глазах, жадно впитывающую стоны мира. Выжженную степь, отсветы далёких пожаров, стёртую с побелевшего виска испарину, кровь, страсть поцелуя и долгий ветер в волосах на краю мира, за шаг до пропасти. Или это и есть ты, душа моя?

Ещё в детстве, мальчиком, я всегда представлял себе Россию как сказочную страну. Мне казалось, что в каждом доме топится печка, а вокруг собираются обитатели этого дома, чтобы поговорить о том, о сём. А за окном снег. В доме потрескивают поленья в печи, и незримо присутствует мудрость. Вот так я всегда представлял себе Россию, край находящийся в самом центре Земли, где даже войны не смогли убить мысль мудрецов. И очень рад тому, что приехал сюда и могу здесь зажечь свой огонь, потому что видимо именно отсюда начнется тот великий огонь, в котором сгорит все зло.

Трудно сказать, в какой именно момент рождается дружба. Когда по капле наливаешь воду в сосуд, бывает какая-то одна, последняя капля, от которой он вдруг переполняется, и влага переливается через край, так и здесь в ряде добрых поступков какой-то один вдруг переполняет сердце.

— Да, странное совпадение: Ост-Индская Кампания нашла моё убежище, как только ты появился в Сингапуре.
— Это всего лишь совпадение.

Отчаяние заставляет человека ходить по краю пропасти.

Старых лампочек тусклый накал
в этих грустных краях, чей эпиграф — победа зеркал,
при содействии луж порождает эффект изобилья.

Для меня, оказавшегося на краю обрыва, ты стала последней причиной жить.

Занять видное место в деловом мире обычно удаётся лишь человеку одной идеи, твёрдо убеждённому, что само провидение уготовило ему блестящую карьеру на том или ином избранном им поприще. Новый сорт мыла, или нож для открывания консервных банок, или безопасная бритва, или переключатель скоростей — что-то одно безраздельно захватывает воображение человека, жжёт, как раскалённый уголь, и до краёв заполняет его существование. Чтобы так гореть нужны бедность и молодость. Предмет, которому человек решил посвятить свою жизнь, должен открывать ему путь к несчётным возможностям и несчётным радостям. И целью должно быть счастье, иначе огонь не будет гореть достаточно ярко, движущая сила не будет достаточно мощной — и успех не будет полным.

Одна из самых больших загадок жизни состоит в том, что она мчится себе дальше, несмотря на то, что твой личный мир, твоя собственная маленькая персональная вселенная искривляется, перекручивается или даже разлетается мелкими осколками. Сегодня у тебя есть родители — завтра ты сирота. Сегодня у тебя есть своё место в бытии, свой путь — завтра ты плутаешь в дебрях. А солнце всё так же встаёт по утрам, и облака плывут в небе, и люди ходят в магазины за продуктами, и шумит вода в туалетах, и поднимаются и опускаются жалюзи. Тогда ты осознаёшь, что по большей части жизнь, вернее, безжалостный механизм бытия — существует помимо тебя. Ты для него не имеешь никакого значения — что ты есть, что тебя нет. Колесо будет катиться дальше и после того, как ты сорвался с края. Ты умер — а всё останется таким же, как было до твоей смерти.

Я люблю эти снежные горы
На краю мировой пустоты.
Я люблю эти синие взоры,
Где, как свет, отражаешься ты.

— Мистер Гиббс, бросьте мою шляпу в воздух.
— Это честь для меня. Ура!
— Несите назад.

— Джек!
— Мистер Гиббс!
— Да, капитан!
— Я так и думал! Вам пора отчитаться в своих действиях, сэр!
— Что?
— На борту моего корабля нарушается дисциплина! Злостно и постоянно! Почему это происходит?
— Cэр… Вы в тайнике Дэйви Джонса, капитан…
— Я это знаю. Я знаю, где я! Не надейся, что не знаю!

У голландца всегда должен быть капитан, но умирать ради этого глупо.

И если даже она никогда больше, до самой смерти, его не увидит, её последняя мысль на краю могилы будет о нем, о Ральфе. Как это страшно, что один единственный человек так много значит, так много в себе воплощает.

Люди переезжают в чужие края в надежде на лучшую жизнь.

Я часами сидел, грыз ручку и смотрел на чаек. Я мечтал, как превращусь в чайку.
Мечтал, как полечу к бело-красному маяку, во-он туда. Мечтал, как подружусь с ласточкой и в сентябре, например, четвертого — вроде бы случайно в день начала занятий! — мы вместе улетим в теплые края. Я мечтал, как мы будем лететь над океаном, как мы.. Тут я тряс головой чтобы вернуться к действительности.

Любовь — ужасный недостаток.

Сердце любит, переполняется божественным, изливается через край, и неважно, получаешь ли такую же щедрость в ответ. Это не жертвенность. Это то, что делает тебя лучше, дарит крылья. Пусть и невидимые.

Ты всегда ходишь по краю, поэтому другие не могут отвести от тебя глаз. Как те, кто не хотят, чтобы ты упал, так и те, кто ждут твоего падения.

— Ты жестокий человек, Джек Воробей!
— Жестокость — понятие относительное.

— Стоять на самом краю неизвестности и вглядываться в бездну. Теперь скажи — каково это ощущать?
— Потрясающе.

— Если ты всё решаешь без меня, как тебе доверять?
— Никак…

Любой, кто хочет мало-мальски понять общество, непременно должен часок посидеть с блокнотом и ручкой на краю танцпола в ночном клубе. Тут есть все: и классовые взаимоотношения, и способы соблазнения, и кризисы культурного (или сексуального) самоопределения, и групповая терапия.

Печально, но факт: корабли, которые на расстоянии выглядели так, как будто отправляются за край мира, исчезали вовсе не за горизонтом — они и в самом деле падали с Края света.

Знаешь иногда… иногда я почти верю, что безумие — это выдумка. Я никогда не ощущал того, что другие… типо Лиссы или старого Влада. Но временами… — Он помолчал. — Ну, не знаю. Я чувствую, будто нахожусь совсем рядом, Роза. Совсем рядом с краем. Как будто стоит сделать один неверный шаг, и меня затянет туда, откуда я не смогу вернуться. Потеряю себя.

Со временем перестаешь верить в Деда Мороза, в волшебников, во всезнание родителей… и в такую вот бьющую через край, самозабвенную, безумную, сказочную любовь, которая считается идеалом. На деле все заканчивается сексом, изменой, разводом. Да, случаются увлечения, но чтобы любовь вспыхнула с первого взгляда, благоухания и прикосновения?

Когда-то я была маленькой, такой маленькой, что не могла увидеть дальний край стола.

Всё невещественное стало вдруг несущественным.

Отчаяние ведёт к предательству.

— В моих краях друзья друг друга за ушко не покусывают..
— Ты поэтому уехала?

When you stand at the edge of the cliff, jump to fly, not to fall.

Когда стоишь на краю утёса, – прыгни, чтобы полететь, а не чтобы упасть.

Вы постоянно тратите силы на то, чтобы сохранить равновесие. Вас поражает некое духовное головокружение, вы балансируете на самом краю, ваши волосы стоят дыбом, вам не верится, что под ногами у вас неизмеримая бездна. А начинается это как избыток оптимизма, как страстное желание пойти навстречу людям, проявить к ним любовь. Чем решительнее ваши шаги навстречу миру, тем стремительней он убегает от вас. Никому не хочется истинной любви, истинной ненависти. Никто не даст вам прикоснуться к сокровенным недрам, исключение делается лишь для священника в час исповеди. Пока вы живы, пока кровь горяча — вы делаете вид, будто у вас вовсе нет ни крови, ни скелета, ни покрывающей скелет плоти. Сойдите с газона!
Вот лозунг, с которым живут люди.

Музыка своей мелодией доводит нас до самого края вечности и дает нам возможность в течение нескольких минут постичь ее величие.

Господа! Этот абсурд меня доконал!

Мы так увлекались красотой ран, что забывали о боли. Мы, как завороженные, смотрели на раскрывающиеся, словно бутоны роз, рваные красные края, и слезы текли по нашим щекам, а мы все рвали и рвали наши тела и души. Вынимали друг у друга сердца и клали их на золотые подносы, чтобы красное на золотом помогло вспомнить закат в пустыне, в долине фараонов… красное на золотом…
Перед глазами все плыло… лишь ты… А толпа кричала: «Давай!!! Давай!!!» Они не знали, что это изнасилование, этот бой, который казался им страшным сном, на самом деле доставляет нам дикое удовольствие… Мы знали, что нашли друг друга. Мы знали, что нашли для себя нечто настоящее и правдивое…

И всё это я сделал, не выпив ни капли рома!

Знаешь, в чем опасность быть последним из кого-то? В скором времени не останется никого.

Если стоишь на краю обрыва и раздумываешь, прыгнуть или нет, — прыгни!

… в моменты, когда эмоции бьют через край, люди часто говорят необдуманно.

Речь и мысли принадлежали мужчине. А женщина рождена из безмолвия. Она живет в чужом краю и всего лишь выучила тамошний язык; родным ей он никогда не был. Она поневоле переводит свое сокровенное в понятия, которые не отвечают её сущности, ибо принадлежат мужчине. Она пытается изъясниться — и всегда тщетно. Никогда мужчине её не понять.

И вот рядом соблазн, заставляющий вспомнить о том, что есть иные, яркие, теплые края, музыка, свет и радость, соблазн, вновь воскрешающий прошлое.

И почему мы пристальнее вглядываемся в ближних и начинаем по-настоящему ценить их только когда судьба готовится разлучить нас навеки?.. Почему только у последнего края вспоминаем всё недосказанное, спохватываемся о доброте и участии, которых не проявили, пока времени было в достатке?.. А если несчастья всё-таки не происходит, почему мы тут же забываем собственные горячечные обеты и начинаем вести себя совершенно по-прежнему?..

Он никогда не повышал голоса. Это было ужаснее всего — ярость Властелина Времени. И мы поняли, почему Доктор, Доктор, который дрался с богами и демонами, убежал от нас и спрятался. Он щадил нас.
Он заковал моего отца в цепи, закаленные в печи гнома.
Он заставил мать вечно смотреть на взрывающуюся галактику. Заточил ее в ней навечно.
Он до сих пор навещает мою сестру раз в год. Каждый год. Возможно, когда-нибудь он простит ее, но пока она там. Видите ее? Она в заточении в зеркале. В каждом зеркале. Вы когда-нибудь глядя на свое отражение, краем глаза замечали какое-то движение за спиной? Это она.
А меня подвесили во времени. Доктор заставил меня работать — защищать поля Англии. Мы хотели жить вечно. Доктор сделал так, чтобы мы жили вечно.

Я уснула на поле битвы в самом центре кровавой бойни,
Среди раненных и убитых полежать хотелось спокойно.
Всё равно нет смысла бороться, я и так давно уже пала!
Я уснула, выключив солнце, потому что очень устала.

— Одного не могу понять. Почему заяц смеется?
— Какой заяц?
— …. Если зайца загнать на самый край обрыва, он прыгает в пропасть и смеется.
— Ну и что?
— Чего ну и что? Чего он смеется?
— Свободный, потому и смеется.

Дело не проиграно, если есть хотя бы один дурак, готовый драться за него.

— Уильям, скажи на милость, ты явился сюда, чтобы я помог спасти тебе некую бедовую даму или даму, попавшую в беду, неважно…
— Нет.
— Тогда с чего тебе здесь быть? Cледовательно, ты здесь быть не должен… Тебя здесь нет!

— Твоя любимая… речь шла о ней… а потом ты ее предал.
— Она притворялась, что любит меня! Она предала, а не я!
— Интересно, после которого из предательств ты вырезал сердце из груди?

— Ты стыдишься меня, отец?
— Когда ты была младенцем, в Драконий Камень заехал торговец из Дорна. Товар у него был неважный, кроме одной деревянной куклы. Он даже сшил для нее платьице в цветах нашего дома. Без сомнения, он прослышал о твоем рождении и посчитал, что молодой отец — легкая добыча.
Как сейчас помню твою улыбку, когда я положил куклу в колыбель. Как ты прижала ее к щеке. Было уже слишком поздно, когда мы сожгли эту куклу. Мне сказали, что ты умрешь. Или, того хуже, серая хворь не будет спешить. Позволит тебе подрасти и познать мир, а потом разом его у тебя отберет. Все советовали отослать тебя в руины Валирии доживать свой короткий век с каменными людьми, пока хворь не расползлась по замку. А я послал их всех в пекло. Я созвал всех мейстеров страны. Каждого целителя, каждого лекаря. Они остановили болезнь и спасли твою жизнь. Ты не заслуживала того, чтобы оказаться на краю света среди прóклятых каменных людей. Ты принцесса Ширен из дома Баратеонов… И ты моя дочь.

То была очень обычная узость мышления – те, кто ею страдают, убеждены, что их цвет кожи, их верования и политические взгляды – самые лучшие, самые правильные, а все прочие люди во всем мире обделены судьбой. Из-за этой же узости иудей в древние времена благодарил Господа Бога, что тот не создал его женщиной, из-за нее же нынешний миссионер отправляется на край света, стремясь своей религией вытеснить старых богов; и из-за нее же Руфь жаждала перекроить этого выходца из иного мира по образу и подобию людей своего круга.

… но сегодня полная луна, и она возвращает меня к тебе. И неважно, где я и что сейчас делаю, моя луна всегда будет такого же размера, как и твоя… на другом краю мира.

Я буду свободна, и отдам тебе своё сердце, и мы всегда будем вместе. Жаль лишь, что своё сердце ты мне не отдашь.

— А какой будет твоя участь, Дэйви Джонс?
— Мое сердце всегда будет с тобой.

Ты изменил предназначению и изменил себе.

Мимолётное видение, как отблеск на очках дождливым осенним вечером, который заставляет обернутся и долго всматриваться в темноту, выискивать там нечто, мелькнувшее на краю поля зрения. Конечно, ты не успел рассмотреть, не успел понять, но почему-то оно показалось таким манящим…

Все было так, как будто надо почти умереть, чтобы тебя полюбили. Как будто надо зависнуть на самом краю — чтобы спастись.