Цитаты про имя

Твоими пастырями будем мы, во имя твоё, Господи. Сила снизошла из Твоих рук, наши ноги быстро Твоё слово несут. И прямо к Тебе пусть потечёт река, наполним душами её. Да будет так, во имя Отца, Сына и Святого Духа.

Я много читал в тюрьме. Есть такой поэт по имени Рильке, и вот он сказал: «Всему ужасному любви не достаёт».

Покаяние не ограничивается одной лишь исповедью. Как целожизненный подвиг, покаяние включает в себя и милостыню, и применение с обидчиками, и воздержание, и борьбу со страстями. Вся жизнь христианина охватывается именем покаяния, ибо имя это переводится как «перемена» и для вечной жизни в Боге нам нужно измениться. Но есть, несомненно, в покаянии место и для исповеди, как есть место для посещения врача в трудном деле лечения.

Имен жертв никто не помнит, на обложках журналов красуются убийцы.

— От шпиона до преступника… Интересный путь.
— На самом деле, это одно и то же. Работа с информаторами, переговоры, подкупы… Иногда заказные убийства. Старые трюки.
— Да… Но когда-то ты делал все это во имя идеи. А сейчас?
— А сейчас я решил, что хватит служить идеологии. Пора работать на себя. И пока что у меня неплохо получается.

Северяне говорят, что защитника Муспелля именуют Сурт, главенствующий над огненными великанами. Его имя означает «чёрный», а зовут его так потому, что он похож на горящий уголь. Северяне верят в то, что он сидит на границе Муспелля с пылающим мечом. Когда придёт конец миру, он покинет свой пост и отправиться в Асгард и Мидгард. Он поведёт войну против всех богов и одержит победу, а потом сожжёт весь мир в огне.

Жизнь — это тест, и ты завалился в пункте «имя».

Никто не выздоравливает от болезни, имя которой рождение, – самая смертельная рана из всех возможных

Настоящие герои одиноки. Одиночество – это сила. Одиночество – это превосходство. Если у тебя нет связей, тебе не нужно никого защищать. Необходимость кого-то защищать – слабость. Хотите доказательств – вспомните Ахиллеса и сильнейшего воина-монаха Мусасибо Бэнкэя, проигравших из-за своих слабостей. Если бы у Бэнкэя не было той слабости, его имя вошло бы в историю как имя победителя.
Следовательно, если тебе некого защищать и ты ни с кем не связан, у тебя нет слабостей. Тот, кто соблюдает оба этих условия, сильнейший. Другими словами, я сильнейший.

Сей рыцарь — ветеран бесчисленных сражений в мириадах миров, и появился он в далёком первичном измерении, где фундаментальные законы вселенной обрели разумное воплощение. Из древних Предвечных он самый старший и неутомимый, и он неизменно ищет сущность, что знает лишь под именем Свет. Давным-давно Свет нарушил первое соглашение, покинув прародительский мир. И теперь старший собрат путешествует из мира в мир в бесконечной охоте на Свет, стремясь затушить его везде, где он объявится. Тысячу раз источник сияния гас, и всякий раз рыцарь уходит в другое измерение, дабы продолжить поиски. Он скачет на Армаггедоне, яростно вступает в битвы, черпая силу из хаоса вселенной. Он — физическое воплощение самого хаоса. При нужде он призывает образы самого себя из других миров, и тогда тёмные наездники вместе мчатся в битву, непреодолимые, словно сила стихии. Поиск окончится, только когда последний Свет во вселенной погаснет. За хаосом последует смерть.

Совсем другое дело, когда умираешь. Страшна не боль. Рано или поздно она уходит — либо ее убивают лекарства, либо для нее не остается больше места. Страшно остаться один на один с вечностью, с падением в темную пустоту. Мир то сжимается в точку, имя которой — ты, то взрывается бесконечным пространством, не безжалостным и не злым, но абсолютно равнодушным. Ты никто, и место твое — нигде. Ты можешь верить в Бога, можешь не бояться смерти, смеяться над ней и паясничать. Но когда дыханье вечного ничто касается твоих губ, ты замолкаешь. Смерть тоже не жестока и не страшна. Она лишь открывает двери, за которыми ничего нет. И ты делаешь этот шаг. В одиночестве. Всегда в одиночестве…

Она составила список всех наших имён и всех наших грехов, и попыталась спустить в унитаз у себя на работе, а список был длинный и застрял…

Никто не выбирает, ради кого или чего следует приносить жертвы. Нужно быть редким счастливчиком, чтобы пожертвовать собой во имя того, что тебе действительно дорого, а не ради чужого дяди.

Глупцов и подлецов, о ты, мой юный друг,
Во имя благ мирских не восхваляй беспечно.
Блага придут на срок и и выскользнут из рук,
А между тем позор останется навечно.

— Человек платит свои долги. Человек должен тебе трех.
— Трех?
— Красный Бог должен получить свое, милая девочка, и только смертью можно расплатиться за жизнь. Девочка лишила его троих — девочка должна заменить их тремя другими. Назови имена, и человек сделает остальное.

— Прошу прощения, сэр.
— Здесь нет сэров, я Бен, и он Бен, а ты?
— О’Мэлли, на испытательном сроке.
— Как тебя мама называет?
— Я не хочу говорить.
— Это приказ.
— Пуся… сэр.
— Пхахах! В свидетельстве о рождении у тебя какое имя?

Труды во имя близких не следует и почитать за труд.
Софокл

Я никогда не стал бы делать татуировку с именем моей девушки, чтобы доказать свою любовь. Разные вещи работают с разными людьми.

— Я думала, что ты закончил раскопки.
— Просто появились дети, и у меня не осталось на это времени.
— Так вот почему мое второе имя «Обломинго»…
— Вот именно, Хейли!

— О! вы спасли мою жизнь! Спасибо, э…
— Моё имя Валинтез Алкалинелла Ксифакс Сицедабухертц… *пауза* Гамбигобилла Блу Страдивари Талентрэнт Пьер Андрэ Шартон-Хаймс Иванович Балдэус Джордж Дойдзель Кайцер. Не стесняйтесь обращаться.

— Мистер Хант, я хочу первым проложить маршрут к Тихому океану, но мне потребуется опытный проводник.
— А почему вы обратились ко мне, а не к Уильяму Кларку?
— Думаете, я не пытался?
— Оу.
— Мериуэзер Льюис опередил меня. Мне надоели эти двое, только и слышу: Льюис и Кларк! Посмотрим, заговорят ли о них, когда мы первыми доберемся до океана и кого станут приглашать на званные приемы, и кто сделает политическую карьеру, благодаря своим достоинствам. А в книгах по истории имена Льюиса и Кларка будут упомянуты только в списках, а мое, в отличие от них — в тексте!

— Откройте дверь! Откройте именем Короля!
— Открывай. Да, господа?
— Изменник побежал сюда, мы обыскиваем дома.
— Помедленней, а то можешь споткнуться и удариться головой.
— Что ты сказал? Я тебе руки отрублю.
— Сержант! Что я говорил вам про это заведение?
— Он тронул меня, сэр.
— Что ж, считай тебе повезло. Большинство платят за это. Забирай своих терьеров и убирайся!

— Ты выставляешь Луну?!
— Да, ад потребовал на нее свои права. По-твоему, парень по имени Базз мог полететь в космос, не совершив сделки?

— Если моё имя и осталось в футболе, то обязан я этим не матери-природе и не счастливым генам, а прежде всего тем, кто составлял среду, в которой я рос и воспитывался, тем, кто учил меня работать и играть в футбол. Обязан обстоятельствам, сделавшим мою жизнь такой, а не иной. Наверное, самому себе я тоже обязан, потому что трудясь не страшился измазать руки, не кривил губы от солёного рабочего пота, не стеснялся признаваться себе в собственных слабостях и собственном несовершенстве.

Я твое грустное солнце с букетиком фиалок под дождем.
Я имя твоё, произнесенное жестом беспризорного ветра
На берегах тишины.

Ромео, как мне жаль, что ты Ромео! Отринь отца да имя измени, А если нет, меня женою сделай, Чтоб Капулетти больше мне не быть.

– Лора, а почему вы сказали Брэду, что Ада нет?
– Вот если Бог скажет мне на Страшном Суде: «Лора, ты прожила праведную жизнь. Ты заслужила Рай», – я ведь обязательно спрошу Его: «А все ли из тех, кого я любила, заслужили Рай?» Не знаю, что Он мне ответит. Но я точно знаю, что я не пойду в Рай, если Он назовет хотя бы одно имя. Я не пойду в Рай без тех, кого люблю. Как я буду в Раю без них? Я не могу. Я не пойду в Рай без них. Значит Ада нет.

Я назову твоим именем первый летний дождь, и буду ждать тебя под ним, пока ты не придешь. Чтобы коснуться нежным бризом твоих губ и раствориться в миллиарде нескончаемых минут

Дорогой дневник. Бурундук спросил мое имя сегодня. Я представился как Джо. Эта ложь будет преследовать меня вечно.

Но несколько обстоятельств, весьма характерных для Южнорусского Овчарова, сумели бы смутить любого скептика. Например, тот факт, что никто из местных жителей не знает нашей улицы, а меж тем улица наша стара, как и сама деревня, основанная в 1868 году переселенцами из южнорусских степей; или, например, у нас есть дома, которые исчезают и внезапно вновь оказываются на привычном своем месте; или, например, блуждающий милиционер по имени Евгений, который так насобачился создавать себе алиби, что умеет возникнуть поочередно в пяти деревенских магазинах, а жена его Татьяна ищет повсюду своего мужа, и находит пять раз подряд, и в каждом из пяти магазинов милиционер Евгений получает от Татьяны по морде, и делает вид, что ничего не произошло, в то время как настоящий милиционер Евгений выходит из шестого магазина с бутылкой водки, никем не побитый; или, например, умершая старуха Фазановна — Фазановну похоронили за месяц до события, о котором речь впереди, а спустя две недели ее видели в продуктовом магазине «Березка»: наши соседи заехали туда за зеленым горошком на винегрет, а Фазановна стояла у прилавка и покупала белый виноград россыпью, и была при этом абсолютно как живая, только мертвая, и недовольная очередь за ней бледнела и крестилась, и никто не смог бы упрекнуть покупателей в бестактности, потому что умерла так умерла, а если уж приспичило тебе винограду, то приснись родственникам и попроси принести на могилу, а не шляйся среди живых, карга.

— Вопросы есть? Эй, там, на задворках науки, я к вам обращаюсь!
— Ась? — Темар поднял всклоченную голову от свитка с трёхмерным кроссвордом.
— Извините, что отвлекаю вас от столь интеллектуального занятия, но, быть может, у вас случайно назрел какой-нибудь животрепещущий вопрос? — с издёвкой осведомился аспирант.
— Ну, если вы настаиваете… Имя святой, покровительницы странников, из четырёх рун, вторая «аль».

— Пошли, собака…
— Вы так и не назвали его?
— Нет, я думал, что понаблюдаю за ним, а потом дам имя, соответствующее его поведению, но всё, что он делает — это мочит ковёр и жуёт мои тапочки. Не очень-то и разгуляешься…

Всякое имя и форма — условность. Взгляни на горы, у тебя есть знание об их форме и цвете. Но есть ли форма и цвет у этого знания?

— Ты не веришь в предсказания?
— Во имя грешного святого Иеронима, конечно нет! Всякий раз, как я встречаю шамана, астролога, авгура или кого-нибудь подобного, я вспоминаю о предостережении, которое получил Нерон от Дельфийского оракула: «Опасайся семидесяти трех лет». Нерон очень обрадовался, решив, что доживет до такого возраста. Но все обернулось иначе: именно семидесятитрехлетний Гальба лишил его трона. Нерон умер в возрасте тридцати двух лет. Предсказания всегда формулируют таким хитрым образом, что они могут означать что угодно. А чаще всего, мальчишка, уж поверь мне, они вообще ничего не означают.

— Имя, адрес, профессия? Я с тобой разговариваю, шлюха! [бьёт девушку по щеке] Имя, адрес, профессия? Не будешь отвечать — запру в камере и продержу три дня! Последний раз! Имя, адрес, профессия?
— Ты так ничего не добьёшься, Симон. Устаревшая система.
— Для подобных тварей нет другой системы!
— Ошибаешься. Я тебе объясню. Садись, дружок. Где шлялся всю ночь? [бьёт его по щеке].
— Ты что, не в своём уме?!
— Ну вот, ты не услышал вопроса — взорвался, и это понятно. Но ничего, не беда, начнем по порядку. Симон, где ты провел эту ночь? [бьёт его].
— Кретин взбесившийся!
— Сядь! Ну что с тобой, дружок? Я же объясняю. Ты только вдумайся. Клиент получил от тебя оплеуху. Он в смятении, говорить не может. Ты добавляешь. Клиент в шоке!
— Чёрт возьми, дерьмо ты!
— А если с ним вежливо обращаться, добьешься чего угодно, всё дело в манерах.
— Ливия Долорес Мария Монтебланко, улица Сен-Жак три, проститутка!
— Вот так вот!

Каждый имеет право рисковать своей жизнью: все мы готовы рискнуть своей во имя свободы. Но никто не имеет права платить за нее жизнью других.

Капитан, позвольте доложить о надвигающемся бунте: я готов называть пальцы и тыкать именами.

Так вот он — тот герой, о котором все говорят? «Легенда Братства»… Надеюсь, твоя репутация не из пальца высосана, потому что направляют тебя прямиком в пекло — Космический Центр имени Годдарта в Гринбелте, штат Мэрилэнд. Отвечает за функционирование противоракетной обороны Г. С. Б… Задача: с небольшим отрядом проникнуть на территорию и уничтожить там всех, затем — отключить систему. Первым делом вырубите связь, чтобы они не смогли вызвать подмогу, а потом… Не мне тебя учить. Хотел бы я рассказать, чего Кейн хочет этим добиться, но тогда мне придётся тебя убить… Шутка! Если серьёзно, завидую я тебе, брат — грядут перемены, и ты будешь в самом их сердце. Мы вовремя вступили в Братство, но ты зови меня, если что…

Любовь является основной человеческой потребностью. Все, что человек делает в жизни, кроме того, что направлено на физическое выживание, он делает во имя любви

Любой, кто может продать душу во имя любви, способен изменить мир

— О, брат, ты только послушай. О, я такой музыки не слышал со времен Серебряного Города, пожалуй.
— Что, в аду нет музыки?
— Только для пыток. И, зачастую, ужасная. В последнее время ставим песни одного юнца по имени Бибер. Господи, слыхал бы ты их вопли.

Благословенна эта земля, ибо в ней погребен мой народ. Благословен этот дождь, ибо он омывает их лица. Благословен этот ветер, ибо он доносит их имена…

Чем меньше я знаю о чужих интрижках, тем я счастливей. Я не испытываю радости от заботы о других людях. Как-то я работал с одним парнем в течение трех лет и даже имени его не знал… Лучший друг за всю жизнь! Мы все еще временами никогда не разговариваем.

И когда сотни красавиц будут кричать его имя, мой шёпот будет громче.Ты можешь быть кем угодно, но либо же будь таким каким выглядишь, либо выгляди таким каков ты есть.

Бесстыдство — терпеливость души к бесчестью во имя выгоды.

Вовсе не так плохо быть дураком во имя справедливости. Такие дураки живут достаточно долго, чтобы доказать, что они вовсе не дураки, или же начатая ими работа продолжает жить и доказывать это.

Есть мужчины, с которыми хочется быть женщиной. Вопросительно-мягко наклонять голову, щуриться сквозь ресницы, качать головой с понимающим видом, выслушивать вдохновенные речи, светиться полуулыбкой стиля «мы с тобой одной крови». Хочется откровенности — но не на все темы, а только на те, на которые как раз и не принята откровенность, остальные темы с ними вообще не важны. Хочется протянутой руки, хочется припадать к плечу, и ещё: знать, что вся эта чепуха из книг для подростков — всё-таки не совсем чепуха. Ну, не шептать «милый», конечно, и вообще без пошлости, но как-то так. Чтобы искры в зрачках и удивление в собеседнике, потому что красиво, потому что игра. Да, у меня, конечно же, забрать сумку. Да, меня безусловно проводить. Да, я однозначно никогда в жизни не сумею самостоятельно налить себе чаю. Я пролью, расплещу, перепутаю, обожгусь, растяну, упаду, сломаю, порежусь, заражусь и умру. Спасибо. Да, уберечь. Да, размешать. Да, протянуть. И пусть расправляют плечи и приосаниваются: им идёт. Не всем, только им. С остальными такое выглядит смешно и по-детски, неуместно и почти непристойно, да просто глупо, в конце концов. А с этими можно: хотя бы за то, что только у них одних есть эта нежная, слабая, невыносимая, мягкая, тёплая ямка у шеи чуть-чуть до плеча, в которую одну и можно уткнуться благодарным усталым носом.А есть мужчины, с которыми хочется быть мужчиной. Другом, товарищем, братом. Тем самым, с которым «спина к спине у мачты», который коллега и единомышленник, отношения с которым раз и навсегда определены, теплы и понятны, и которые никогда не требуется выяснять. Смешно. С ними нечего выяснять, с ними всё выяснено заранее, раз навсегда, и не требует подтверждений. Обсуждать дела на работе, пить вместе пиво, смотреть футбол, переодеваться прилюдно, не подумав бросить извечно женское писклявое «отвернись», мыться в бане, орать друг на друга в жестоком споре, забывать на недели и вспоминать внезапно, дружить домами, потихоньку жаловаться друг другу на любовниц и жен, хлопать по плечу, дарить спиртное, курить бок о бок, рассказывать обо всём, не лукавя, и не задумываться — а что, собственно. Быть на равных, без идолов и подчиненных, быть близкими без надрыва и страсти, быть уместными, как то самое пиво, может, иметь каких-нибудь общих друзей, но никогда не делить меж собою женщин, вообще ничего не делить. Быть простыми, как марка острова Малибу, на которой всего-то изображения — на белом фоне чёрная буква М.Есть женщины, с которыми хочется быть мужчиной. Носить на руках, держать зонтик над тонкой кожей, дышать переливчатой жилкой на нежной шее, восхищать, восхищаться. Пальцами гладить, пусть мысленно, там, где на людях не гладят, и плевать на приличность. Охватывать, захватывать. Дарить цветы, потому что это ведь просто нормально: дарить цветы тем, кому хочется их подарить. Наливать, угощать, кормить, закармливать даже: такая худенькая. Или такая бледная. Или не худенькая и не бледная, но вот есть в ней что-то такое, что требует фразы «бедная моя девочка». Человек, умеющий вовремя, с правильной интонацией сказать «бедная моя девочка» — король и Бог. Это единственная фраза, которую необходимо всерьёз выучить тем, кто собрался любить тех женщин, с которыми хочется быть мужчиной.А есть женщины, с которыми хочется быть женщиной. Почти ребёнком. Приходить, припадать, упадать даже, в ноги, к ногам, к рукам, к глазам, требовать, получать, снова требовать, снова получать, или не получать, но неважно, и пусть кормит, кормит и смотрит, но смотрит не так, как проголодавшийся пёс, а так, как смотрела мама на старой кухне. Рассказывать всё, и пусть реагирует — или не рассказывать ничего, и пусть догадывается. Капризничать, но не во имя игры, а потому что порвались джинсы, и пусть зашьёт. Просить почитать тебе вслух, и ныть, что читает не то и не так, и выторговывать срочно другую книгу, и добиться, и отослать искать, и заснуть, не дождавшись.
Вы скажете мне, что тут дело вообще не в принадлежности к тому и иному полу, и будете правы.
Вы скажете мне, что в любом человеке может быть в разных пропорциях сочетание всех этих черт — и будете правы.
Вы скажете мне, что не бывает так, чтоб и первое, и второе — в один стакан, что разные люди по-разному воспринимают и что всё многогранно. Вы снова будете правы.
Вы скажете мне, что всё это нужно было объяснять не такими словами, и что дело не в этом. Ну да.
Но есть мужчины, с которыми хочется быть женщиной.
А есть женщины, с которыми хочется быть мужчиной.

Когда я поняла, что мы не сможем быть вместе, я решила, что назову сына твоим именем.

И ведь я уверенна, что даже в виденье зверей люди очень сильно ошибаются, и именно из-за этого портится всякое восприятие другого человека. Для меня он сын обычной бродячей суки, а для какой-нибудь робкой канарейки окажется крокодилом с острыми зубами. Впрочем, для кого-то и я могу оказаться жалкой сукой, а не ласковой кошечкой, и вот это тоже меня роднит с кошачьими. Разве кошки оборачиваются, услышав не свое имя, а какую-то липкую гадость?

Мы скачем по жизни, как циркачи, балансирующие на спинах двух мчащихся бок о бок лошадей, — одна нога на крупе лошади под именем «судьба», другая — на спине у коня по кличке «свободная воля». И вопрос, который следует задавать себе каждый день: как распознать, где какая лошадь? Ведь об одной можно совсем не беспокоиться, так как её поведение совершенно от нас не зависит; зато другую можно пришпорить, сосредоточив на этом все усилия.

— А как тебя зовут?
— Доктор.
— Имя, а не профессия.
— Доктор.
— А фамилия?
— Доктор.
— Ты зовешь себя Доктором?
— Да.
— Это уже не имя, а психическое состояние…

Парни.Парни не умеют любить.Не выводят её имя на столе.На полях тетрадей.Не торчат на её странице.В её альбомах.Не представляют её,когда слушают музыку.Парни курят и играют в CS.(парни не любят).

Вам может показаться, что во имя великой, всеобъемлющей справедливости стоит примириться с временной несправедливостью

Девочка по имени Маша любит мальчика по имени Саша.
А девочка по имени Оля хочет плыть по реке на гондоле.
Девочка по имени Инна ест по утрам мандарины.
А девочка по имени Даша считает, что без бровей она краше.
Почему это песню пою я? Душа у меня заболела,
Что всем этим девочкам нет до меня дела.

Я никогда не настаиваю на том, чтобы девушки правильно произносили мое имя. Я всегда говорю им: зовите меня Котик.

Почему же шли на смерть, хотя ясно понимали ее неизбежность? Почему же шли, хотя и не хотели? Шли, не просто страшась смерти, а охваченные ужасом, и все же шли! Раздумывать и обосновывать свои поступки тогда не приходилось. Было не до того. Просто вставали и шли, потому что НАДО!
Вежливо выслушивали напутствие политруков — малограмотное переложение дубовых и пустых газетных передовиц — и шли. Вовсе не воодушевленные какими-то идеями или лозунгами, а потому, что НАДО. Так, видимо, ходили умирать и предки наши на Куликовом поле либо под Бородином. Вряд ли размышляли они об исторических перспективах и величии нашего народа… Выйдя на нейтральную полосу, вовсе не кричали «За Родину! За Сталина!», как пишут в романах. Над передовой слышен был хриплый вой и густая матерная брань, пока пули и осколки не затыкали орущие глотки. До Сталина ли было, когда смерть рядом. Откуда же сейчас, в шестидесятые годы, опять возник миф, что победили только благодаря Сталину, под знаменем Сталина? У меня на этот счет нет сомнений. Те, кто победил, либо полегли на поле боя, либо спились, подавленные послевоенными тяготами. Ведь не только война, но и восстановление страны прошло за их счет. Те же из них, кто еще жив, молчат, сломленные.
Остались у власти и сохранили силы другие — те, кто загонял людей в лагеря, те, кто гнал в бессмысленные кровавые атаки на войне. Они действовали именем Сталина, они и сейчас кричат об этом. Не было на передовой: «За Сталина!». Комиссары пытались вбить это в наши головы, но в атаках комиссаров не было. Все это накипь…»

Лишь те, кто сражаются во имя других, обладают внутренней силой, чтобы преодолеть все невзгоды этого мира.

Наконец-то сборная родила подиум. Схватки были тяжелыми, но ребенок родился здоровым и розовощеким. Имя ему — Андрей Маковеев.

Она остановилась, всё её существо окаменело, она выкрикнула его имя. Крик боли, сила которого потрясла её саму, разорвал тишину, наполнил бездну отчаяния. Никто не заметил, как остановилось время.

— С этого передатчика, мы будем слушать друг друга. А это видеокамера.
— С фольгой на голове, я и так принимаю кабельное телевидение.
— А это твоё удостоверение, пропуск участницы конкурса. Имя ты сама выбрала.
— Грейси-Лу Фрибуш? Мой интеллект отпад…

— У котов нет имён, – ответил он.
— Правда? – удивилась Коралина.
— Правда, – подтвердил кот. – Имена носите вы, люди. Это потому, что вы не знаете, кто вы такие. А мы вот знаем, и нам имена ни к чему.

— Эй, ты! Ты от науки?
— Ну да.
— Имя есть?
— Да.
— Отлично. Всегда хотел познакомится с человеком по имени Да.

Человек, в котором преобладает любовь к спокойствию, примет первое вероисповедание, первую философию, первую политическую партию, попавшуюся ему под руку. Большею частью всё это переходит к нему по наследству от отца. И ему достаётся покой, приволье, доброе имя. Но для истины от затворил дверь. Напротив того, тот, в ком первенствует любовь к истине, избегает якорных стоянок, а пускается в открытое море. Он оберегает себя от всякого одностороннего доктринерства, принимая к сведению и противоречащие опровержения. Он подвергается всем напорам сомнений, всем смутам неустановившихся мнений. Но он кандидат истины и почитатель высочайших законов своего бытия.

Русские люди, как мне кажется, делятся на две категории.
Первая категория – это те, кому нужна помощь, и они отчаянно хотят её получить. Именно такие люди смотрят «Битву экстрасенсов», верят и обращаются в наше шоу за помощью. И я считаю, что это одна из главнейших задач проекта – помогать людям. На таких отчаявшихся людях, порой, наживаются шарлатаны, которые выдают себя за экстрасенсов и прикрываются именем проекта. Но пока у людей будут сложные проблемы, они будут смотреть и шоу. Поэтому оно так популярно.
Вторая категория людей – люди, которые верят в чудо и ждут этого чуда. Люди, выросшие на сказках про «Золотую рыбку» или «По щучьему велению». Люди, которые думают, что экстрасенсы могут всё и решат все их проблемы. Вот в этом и заключается главный феномен шоу. Все хотят чуда в решении своих проблем.

— Люцифер!
— Этот мир станет моим, со временем. Ты лучшая из нас, Гэбриэл. И уж тебе-то знакомо тщеславие.
— Сын Погибели. Рогатый. Нечистый.
— Старые имена, они звучат как музыка. Пора домой, сынок.
— Я расправлюсь с тобой! Сокрушу в Его честь!
— Мне кажется, что тебя никто больше не прикрывает, Гэбриэл…

Это имя души — Ленинград!

Nomen est omen — Имя — знамение, имя само за себя говорит.

— Томас Шелби был проходчиком и подрывником. И его просьбы столь забавны, он просит министерство дать ему экспортную лицензию империи и указал конкретные страны: Индия, полуостров Малако, Канада и Россия. Также он планирует перевозку фабричных товаров из Бирмингема в Поплэнд.
— И вы собираетесь выполнить его просьбу?!
— А что такого, майор Кэмпбэлл? Мы просим его совершить убийство от имени короны, он будет рисковать своей жизнью, его просьбы на этом фоне минимальны. Всего-то перекинуться парой слов за ланчем с министрами.
— Сэр, при всем уважении, Томас Шелби — убийца, головорез, бандит и гангстер.
— Да, но он рыл тоннели под вражеским фронтом, чтобы нам не снесли головы артиллерией.

Ладно, тебе я могу открыться. Только обещай, когда я раскрою свой секрет, ты начнёшь жить под своим настоящим именем.

Вздыхал орган, блики света дрожали на золотой чаше, которую поднял священник и в которой была кровь Христа, спасшего мир. К чему же она привела, эта кровь? К кровавым крестовым походам, к религиозному фанатизму, пыткам инквизиции, сожжению ведьм, убийствам еретиков — и все во имя любви к ближнему.

– На кого вы работаете?
– Ну, это совсем простой вопрос, – ответил мистер Круп. – Мы работаем на нашего работодателя, который не желает раскрывать своего имени.

Первое правило при адюльтере и при работе с обнаженной натурой — никогда не разглашай имени женщины.

— Пришвартоваться у причала стоит шиллинг. И назови своё имя!
— Может, лучше три шиллинга? А имя, чёрт с ним…
— Добро пожаловать в Порт-Рояль… мистер Смит.

— Отвори потихоньку калитку и войди …
— Ох, Зазу, не так мрачно. Спой хоть что-то немного повеселее.
— Солнечный круг. Небо вокруг…
— Нет. Нет. Что угодно, но не это!
— Вот я собрал свои кокосики. Диди-ли-дили.
— Бум-бум.
— И рекой сложил их на земле
— Бум-бум-бум.
— Раз. Два. Раз. Два. Трудно все сосчитать. (хором)
— Ой, если бы это услышал мой Муфаса…
— Что? Что ты сказал?
— Оу, ничего.
— Ты знаешь закон! Никто, никто не смеет произносить это имя в моем присутствии! Я — король!
— Да, сир, конечно! Вы — король. Я просто упомянул о нем, дабы проиллюстрировать разный подход к монархическому менеджменту.

Крош, посмотри, какое имя означает — «отмороженная»?

— Имя у вас волшебное…
— Знаете что, Джоэл?… Волшебство уходит…
— Знаю.
— И что мы будем делать?
— Наслаждаться… моментом.

Шёл от монастыря к монастырю, называл её имя. К концу дня в обители на горе Таку меня попросили подождать у двери – и пустая сеть моего сердца мигом отяжелела.

Итальянцы считают, что верность — это имя соседки по площадке.

Немного было бы зла на свете, если бы нельзя было совершать его во имя добра.

В мире, который создал не он, но сквозь который он идёт так, словно это его творение… Наполовину человек, наполовину зверь. Я не знаю, что он такое, но, чем бы он ни был — он дикий, он опасный, и имя ему — Слэш.

Нам было бы гораздо полезнее не устраивать грандиозных выставок, а обратиться к народу и трудиться во имя того, чтобы в каждом доме висели картины или репродукции.

НЕ УБИВАЙ.
Убийство. Пятая заповедь. Однако, немного поразмыслив, вы поймете, что убийство никогда не смущало церкви и вероучения. Ни капельки. Во имя Господа убивают больше, чем по любой другой причине.
Возьмите ирландскую заварушку, Ближний восток, крестовые походы, инквизицию, убийства врачей за аборты здесь, у нас, и, конечно, Всемирный торговый центр, и вы поймете, насколько верующие послушны заповеди «Не убивай». Очевидно, для религиозных людей — особенно для самых истовых — убийство допустимо. Все зависит лишь от того, кто убивает и кто будет убит.

Меня считают бедняком
Без имени и рода.
Но не нуждаюсь я ни в ком, —
При мне моя свобода.

Я Ги дe Лyзиньян. Зaпoмни этo имя. И мeня зaпoмни.

Я Черный тюльпан. — Вы Черный тюльпан? Черный тюльпан?! Принц Александр де Грезильяк де Морван Лобо падет от руки Черного тюльпана? Это же меняет дело! Это станет историческим событием, мое имя войдет в историю и слава мне обеспечена

А всё разваливается именно потому, что и мы — как специалисты, как профессионалы, как друзья и любовники — для кого-то такие же «не лучшие выборы». И они — наши коллеги, клиенты, друзья и любовники — тоже надеются найти кого-нибудь получше. Не заблуждайтесь: иллюзией выбора отравлены все поголовно!
«Наш “чёрный лебедь” уже близко. Имя ему — “богатство выбора”».

Я хотел быть достоин имени отца, мне потребовалось много времени, чтобы раскрыть свой талант. Сегодня я могу наконец выбирать фильмы и не намерен лишать себя этого удовольствия…

Одна моя знакомая говорила, что легче переспать с мужчиной, чем назвать его по имени.

Знаешь, кого ты мне напоминаешь? На древней улице Стамбула есть необычная лестница по имени Камондо, построенная в форме двух восьмерок. Ее волшебство в том, что на ней можно упасть, но скатиться до конца – нет. А еще, как бы ни плутал в ступенях лестницы, Камондо выведет к ровной светлой улице. Парень, тебе не раз будет казаться, что ты запутался, что если упадешь, то окажешься в темной яме. Не бойся, продолжай идти.

В восемнадцатом столетии во Франции жил человек, принадлежавший к самым гениальным и самым отвратительным фигурам этой эпохи, столь богатой гениальными и отвратительными фигурами. О нем и пойдет речь. Его звали Жан-Батист Гренуй. И если это имя, в отличие от имен других гениальных чудовищ вроде де Сада, Сен-Жюста, Фуше, Бонапарта и т. д., ныне предано забвению, то отнюдь не потому, что Гренуй уступал знаменитым исчадиям тьмы в высокомерии, презрении к людям, аморальности, — короче, в безбожии, но потому, что его гениальность и его феноменальное тщеславие ограничивалось сферой, не оставляющей следов в истории, — летучим царством запахов.

До изобретения аннотаций на суперобложках автор был вынужден создавать себе имя писательским мастерством.

Непорочность и приличия — забытые традиционные ценности. На них основано обучение в Академии. Важнейшие качества, которые ценятся в девушках, а не в юношах. Их постоянно прививают нам и выставляют нас, как товар с меткой «Благородные девы, не знавшие забот», который затем приобретают мужчины, ищущие красивую мебель под названием «Хорошая жена и мать», ради формальности, имя которой — брак. Учащиеся этой школы всего лишь ингредиенты, которые перерабатывают и превращают в произведение искусства, известное как «Леди».

Извините, вам двоим не приходилось знать парня по имени Плащ? Высокого, темного и клубящегося?

«У нас, сэр, правит народ», — когда-то с гордостью заявляли американцы. Увы, это уже не так. В Америке правит не большинство, а кучка меньшинств, представление которых о будущем нашего государства и нашей нации поддерживается пятью членами Верховного суда — при том, что их имена вспомнит разве что каждый десятый американец…

Вас позабудут. Да-да, история похоронит вас, Франкештейн. И никто не вспомнит вашего имени

Сексуальное удовольствие не только превосходит по изощрённости и силе все прочие удовольствия, дарованные жизнью; оно — не просто единственное удовольствие, не влекущее никакого ущерба для организма, наоборот, помогающее поддержать в нём самый высокий уровень жизненной энергии; оно — на самом деле вообще единственное удовольствие и единственная цель человеческого существования, а все прочие — изысканные кушанья, табак, алкоголь, наркотики — всего лишь смешные, отчаянные компенсаторные меры, мини-суициды, малодушно скрывающие своё истинное имя, попытки поскорее разрушить тело, утратившее доступ к единственному удовольствию.

— Мы говорим от имени Земли.
— Почему земля говорит со мной?
— Мы умираем, Брэндон. Злые чары нарушили баланс в природе.
— Разве у вас нет магии? Вы ведь волшебные деревья.
— Зло есть только в мире людей, Брэндон. Земля же не ведает зла и потому нет защиты от него.

Пока не поет их народ,
Песни еще не песни,
А когда их поет народ,
Сочинитель уже неизвестен.Такая судьба, без сомненья,
Всем песенникам суждена,
Остаются их сочиненья,
Забываются имена.Ты сделай так, чтобы в людях
Хранилась песня твоя.
Пуская не твоя она будет,
А каждого и ничья.

Чёрт! Трудно будет приложиться к его рту. Надо бы его очеловечить. Дать ему имя, что ли. Пусть будет Фред; с Фредом делать это веселее, чем с неопознанным трупом мужчины.

Так много зла делается в мире во имя братства, что будь у меня родной брат, я бы назвал его двоюродным.

Госпожа Рузвельт попросила генерал-майора тут же при ней задать заключённым вопрос — нет ли у кого-нибудь из них жалоб на имя Организации Объединённых Наций?Генерал-майор угрожающе спросил:
— Внимание, заключённые! А кому было сказано про «Казбек»? Строгача захотели?
И арестанты, до сих пор зачарованно молчавшие, теперь в несколько голосов возмущённо загалдели:
— Гражданин начальник, так курева нет!
— Уши пухнут!
— Махорка-то в тех брюках осталась!
— Мы ж-то не знали!Знаменитая дама видела неподдельное возмущение заключённых, слышала их искренние выкрики и с тем большим интересом выслушала перевод:
— Они единодушно протестуют против тяжёлого положения негров в Америке и просят рассмотреть этот вопрос в ООН.

Эта история о простом маленьком мальчике по имени Чарли Баккет. Он не был быстрее, сильнее или умнее других детей. У его родителей не было ни богатства, ни влияния, ни связей, и вообще они едва сводили концы с концами. Чарли Баккет был самым счастливым мальчиком на всём белом свете, просто… он этого не знал.

— Вы не хотите дать собаке имя?
— Имя? Зачем?
— А Вы знали, что даже бездомные собаки откликаются на свист? Им тоже хочется, чтобы их кто-то позвал.

— Вы никогда не называете ее по имени.
— Ну какое у нее может быть имя, если она — это все?

Выбор имени от нас не зависит, но мы остаёмся связанными с ним на всю жизнь.

— Тебя нет в социальных сетях? Как же тебя найдут твои одноклассники?
— Пусть наберут мое имя в Гугле.

Клерфэ видел, как сокращается расстояние, как хищники мощными прыжками приближаются к добыче, он чувствовал жажду убийства, которая сообщала их стальным лапам эту необыкновенную выносливость. Разве внутри него не росла, не сплеталась, словно паутина, звериная ярость? Она рвалась наружу, скрючивала пальцы, пробегала дрожью по всему телу, захлестывала темной волной, смывая с него что-то: имя, жизнь – все равно. Не превратилась ли его кожа в шкуру гепарда, не его ли это рык раздался?

Или не знаете, что неправедные Царства Божия не наследуют? Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники — Царства Божия не наследуют.
И такими были некоторые из вас; но омылись, но освятились, но оправдались именем Господа нашего Иисуса Христа и Духом Бога нашего.

Еще Кумиры; Кумиры обязательно; Кумиры и Духовные Учителя. Мудры и источают Сияние; Лиза, мне повезло, мои кумиры все сами меня находят, оказываются очень земными ребятами, красивыми, как и в телевизоре, но совсем другими — уставшими, дурашливыми, простыми как правда, боящимися одиночества, недоверчивыми, трогательными — Лиза, оказывается, люди себе и люди, и вместо того, чтобы сидеть и смотреть на них огромными влюбленными глазами и бояться пошевелиться, такие они Прекрасные — надо звать их бухать, и подстебывать, и ругаться, и привозить свои сплетни и гостинцы, нельзя никого Обожать, Лиза, это односторонний процесс, нормальные люди не знают, что делать с Обожанием в их адрес — стоят, пожимают плечами, улыбаются, ищут, куда глаза спрятать; неконструктивный подход, Лиза, никакого фанатизма, называй их по имени и говори «а что ж вы того не спели?», «маечка замечательная у вас», «а приходите в гости», ничего не бойся, Лиза, не умирай, все адекватные люди со здоровой самоиронией, все любят, когда с ними просто и по-человечески. Ничего не знала, хвостом ходила, в рот заглядывала, боялась молчать, боялась слово молвить — такие глупости все, никаких автографов, Лиза, никаких фотографий на память, такие же, как ты, просто работали вдесятеро больше и добились того, что хотели, а тебе только предстоит.

Прежде одиночество было безликим, и он никогда не думал, что хоть один человек, войдя в его жизнь, мог бы принести ему исцеление. Теперь у одиночества было имя: Мэгги, Мэгги, Мэгги, Мэгги, ..

… наши имена определяют то, какими мы будем, а мы, в свою очередь, определяем то, какими будут наши имена.

До сих пор при этом имени у меня мороз по коже. Бой с первой минуты был именно такой любовью, а когда она стала терять яркость — ушёл навсегда туда, откуда не возвращаются. Он ушёл, чтобы наша любовь стала вечной.

— Скрыв имя, которое, наверняка, тебе известно, ты подтвердил, что пошел на сделку с этими людьми. Это ты рассказал им про туннель, ты рассказал им про сделку с Советами. И второе, тот, о ком ты умолчал — мой враг, иначе ты бы не покрывал его. <…> Ты перешел черту, Алфи. Мой сын у них в заложниках!
— И какую же черту я, по-твоему, пересек? Сколько отцов, сколько сыновей ты порезал, убил, порешил как скот! Виновных и невинных! Ты отправил их прямо в ад! А теперь ты стоишь здесь и осуждаешь меня? Стоишь здесь и говоришь, что я пересек какую-то черту! Если хочешь выстрелить в меня, найди для этого какую-то достойную причину.
— Хорошо сказано, Алфи, очень хорошо.
— Томми, я не знал, что они заберут твоего мальчика…
— Да, я это понял.

Но если вы не верите в богов, то зачем обременять себя новым? В божественных делах я мало что понимаю, да и понимать не хочу, но красная жрица имеет силу. Половина моих рыцарей даже имя ее называть боится. На колдунью, способную вселить такой страх во взрослых мужчин, нельзя смотреть свысока, даже если она ни на что более не способна. Тот, кто боится, все равно что побит. Но может быть, она способна и на большее — скоро я это узнаю.

Я глаза обучаю свои
Слову, взгляду во имя любви.
Приучаю ладонь не спеша
Обнимать рукоятку ножа.
Так решили любовь и судьба,
Им ни я и никто не судья.

В истории остаются имена психопатов, насильников, серийных убийц, но не тех, кто остановил их.

Лети!
Стирает время
Звуки, имена и лица.
Лети!
Ещё мгновенье…
Но оно не повторится.

Они ищут друг друга, не зная ни имён, ни лиц. И тот, кого найдут первым, погибнет. Всё-таки в мире людей так интересно!

Человеческие объединения, их смысл определены лишь одной главной целью, — завоевать людям право быть разными, особыми, по-своему, по-отдельному чувствовать, думать, жить на свете.
Чтобы завоевать это право, или отстоять его, или расширить, люди объединяются. И тут рождается ужасный, но могучий предрассудок, что в таком объединении во имя расы, Бога, партии, государства — смысл жизни, а не средство. Нет, нет, нет! В человеке, в его скромной особенности, в его праве на эту особенность — единственный, истинный и вечный смысл борьбы за жизнь.

Жил-был маленький динозавр по имени Маязавр, который жил со своей мамой. Однажды он сказал своей маме: «Как бы мне хотелось быть таким же особенным, как другие динозавры. Если я был бы тираннозавром, я бы мог жевать своими ужасными зубами».
— Если бы ты был тираннозавром, — сказала мама, — как бы ты обнимал меня своими маленькими лапками?
— Тогда мне хотелось бы стать бронтозавром, — сказал динозаврик. — Чтобы у меня была длинная шея и я мог видеть все поверх деревьев.
— Но если бы ты был бы бронтозавром, — сказала мама, — то как бы ты услышал меня, когда я говорю, что люблю тебя?
— Что делает тебя таким особенным, маленький Моязавр?, — спросила мама. — Твои острые зубы, длинная шея или острый клюв? Что отличает тебя от всех других динозавров, что живут в этом большом-большом мире? Так это то, что у тебя есть мама, которая всегда рядом с тобой и которая всегда будет любить тебя.

И день с моим именем придёт, сотрясая землю, и вскипят океаны…

Я проклял всё, к чему прикасаюсь. Никто не выпьет воду, которую пил я. Даже если будет умирать от голода, не съест хлеба, который ем я. Когда выхожу на рынок, хулиганы плюют на землю. Дети убегают, матерям становится страшно. Меня даже не захоронят вместе с другими подданными — у нас своё кладбище. Даже имён не напишут на чёрных надгробных камнях, для того чтобы не проклинали эти имена. Как кузнец куёт подковы, как он взмахивает своим молотом, также и я забираю чужие души, ни разу не замешкаясь, не смотря на чужие слёзы, так как я знаю, что у каждого в жизни есть свои обязанности. И это моя. Я — палач. Наш Повелитель — это тень Бога на Земле. Он вынесет приговор, а я стану его ангелом смерти и исполню его. До сегодняшнего дня я отрубил сотни голов, кидал петлю на шею. Видел плачущие и молящие глаза. Кто он, какое совершил преступление, грешен или нет — не знаю. Но получив приказ, отправляясь за жизнью, я молю только об одном: Боже, молю тебя! Лишь бы этот человек не был невиновен…

— Если не назовете имя организатора ограбления, значит, придется довольствоваться вами.
— Будешь одевать проституток, чтобы они выглядели как я? Тогда не завидую, у меня специфическая внешность.

Во имя идеалов добра и чистоты Бодхисаттве надлежит воздерживаться от употребления в пищу плоти умерщвленных животных, рождённых от семени, крови и тому подобного. Во избежание устрашения животных и освобождения их от оков ужаса, Бодхисаттва, стремящийся к обретению сострадания, да не вкушает плоти живых существ…

Вам нечего бояться козней тех людей, что принадлежат к лживому и суетному миру. Им недоступна прекрасная птица, парящая в небесах. Как ее имя? Истина? Любовь? Вечность? Да, вечность. Где же суетящемуся миру угнаться за вечностью, ему бы себя не потерять!

Можешь считать себя стариком, если перед каждым вторым именем в твоей записной книжке значится «доктор».

Я отключила мобильный телефон. Но перед этим стерла «Моя любовь». Написала новое имя: «Не брать трубку». Разве можно объяснить, что такое разочарование? Разочарование происходит в голове. Когда сердце еще помнит слова, взгляд, руки. А разум уже понимает: ложь. И слова, и взгляд. И даже руки. И тогда голова начинает бороться с сердцем. Как здорово, если побеждает сердце! Тогда надеваешь туфли, спускаешься вниз. И тебе легко, и ты счастлива!
Самое ужасное — когда побеждает разум. Тогда легко возненавидеть всех. И все. И приходится уговаривать себя — жизнь не так плоха. И бывает счастье. И счастливые люди. Просто — тебе не повезло. Но — обязательно повезет. В другой раз. Так устроена жизнь. Иначе я бы не родилась.
Я включила телефон. Он не звонил. Я думала, что хорошо бы было, если бы он не позвонил вообще. Никогда. Смириться гораздо легче, чем бороться.
Поздно вечером я позвонила сама.

— Я назову этот цветок «Румянец Аманды». Мистер Хант, раз вы мой партнер, вы тоже должны придумывать названия.
— Ээ… эм… я?
— Да. Назовите, как-нибудь этот рукав реки. Вы можете увековечить имя вашей возлюбленной.
— Возлюбленной? Да, конечно… я знаю, как. Тогда я назову этот рукав «Питсбургская Нелли». Эта валлийская шлюха такое проделывала, что никто не замечал нароста на ее шее.

Украшением нашего века являются яркие имена поэтов. В Англии — это Киплинг, во Франции — Аполлинер и Элюар, в Германии — Рильке, в Испании — Гарсиа Лорка, в России — Маяковский и Есенин, в Армении — Чаренц и Исаакян. Каждый раз, когда гаснет одно из этих светил, кажется, что тьма покрывает мир.

Итак, ты знаешь моё имя. Хорошо. Потому что я знаю твои самые мрачные секреты, твои слабые места… Я знаю о тебе всё, Брюс Уэйн.

О силе страсти всегда судят по совершенным во имя нее безрассудствам.

На мой лично взгляд, проблема здесь очень простая. Если вы отказываетесь от религиозных истин, от Бога, на его место приходит некая фальсификация. Моё глубокое убеждение, что природа вещей такова. Есть как бы похожие друг на друга вещи, но с Богом — это реальная ценность, любовь, например, а без Бога — это подделка и пародия, порнография, и всё, что с этим связано. Вот так же и здесь. Как только Запад отказался от религиозных основ, начал разрушать их во имя новых ценностей квази-религии, тут же это по названию хорошее начало превращаться в мусор, в некое зловоние, в пародию на само себя. Любовь и уважение к человеку стало превращаться в свою противоположность, в глупость несусветную, в издевательство над здравым смыслом. И всё, что происходит с Западом — это закономерность, потому что его отказ от истинных ценностей, которые они оправдывают прогрессом, в том числе, более широким взглядом на вещи, приводит к тому, что никаких ценностей не остаётся вообще. Эти новые ценности превращаются в свою противоположность, в лучшем случае в пародию, а в худшем — в откровенное издевательство.

Каждый выдающийся исследователь вносит своё имя в историю науки не только собственными открытиями, но и теми открытиями, к которым он побуждает других.

Имя: Екатерина, Фамилия: скрыто, Дата рождения: скрыто, E-mail: ivanova1985@mail.ru

— Если я должен отречься от тебя, чтобы спасти — я это сделаю. Пусть ты будешь меня презирать, пусть ты проклянешь мое имя — но ты будешь жить. Ты же подарил мне жизнь — как я могу рассчитаться за нее смертью? Ты протянул мне нить надежды — пусть и тонкую. Как же я могу повести тебя на гибель? Нет, король Ном, беорингам ведома благодарность.
— Вот как? — теперь Финрод тоже шептал. — Тогда почему ты отказываешь мне в моей надежде? Почему предлагаешь то, на что согласится только трус — жизнь? Чем ты соблазняешь меня, лицемер? Тем, что сам презрел, согласившись на условие Тингола?
— Ты знаешь, что без нее я не смогу жить.
— А я не смогу жить, зная, что все клинки и крепости этого мира не спасут меня и мой народ от Рока Нолдор. Или ты мнишь себя единственным любящим на этом свете? Тебе ведомо, кого покинули мы — там, на самом дальнем и прекрасном из берегов? Кого покинул я? Ты знаешь, как страшно это звучит в устах Владыки Судеб: никогда? Поистине, я рад, что мой верный вассал так заботится обо мне: его кровью я куплю себе еще несколько тысяч лет, полных тоски — пока моя плоть не сгорит дотла в огне моей души!

Ни один бог, ни одна богиня не имеет только одно лицо, одно имя, одно-единственное предназначение. Подобно тому как наше озеро состоит из трех озер, так и один наш бог способен быть единым в трех лицах.

Если я выйду замуж, петь для меня будет Стинг, а не кто-то по имени Геллер, и не кто-то по имени Бинг!

Говорят, что европейская цивилизация упразднила рабство. Это заблуждение. Оно всё ещё существует, но теперь его тяжесть падает только на женщину, имя его — проституция.
Его тяжесть падает на женщину, то есть на грацию, на слабость, на красоту, на материнство. Это позор для мужчины, и при этом величайший позор…

Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твое, да придет царствие твое да будет воля твоя и на Земле как на Небе. Хлеб наш насущный дай нам на сей день и прости нам долги наши, как мы прощаем должникам нашим. И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого ибо твое есть царство и сила и слава во веки веков. Аминь.

Мы будем вечно прославлять
Ту женщину, чье имя — Мать.

Только живым созданиям полагается иметь имена. Ну и лодкам, конечно.

Опыт — это имя, которое большинство людей дает наделанным глупостям или пережитым неприятностям.

Даже если бы ты купил самую дорогую и модную одежду, ты никогда бы не смог расплатиться за наши костюмы! Я накажу тебя во имя Луны!

Солнце, сожги настоящее// Во имя грядущего// Но помилуй прошедшее

Что это за имя? У котёнка должно быть другое имя. Например, Пушок. Или Мурррррзик.

— Эггси, уходи, пожалуйста, потому что он сейчас… Не трогай! Не трогай его!
— Отвали, Мишель! Вали отсюда, я сказал. Заткнись быстро! Кто был с тобой в грёбанном пабе? Я хочу знать, что за старпёр с тобой был?!
— Не был я ни с кем!
— Кто это был?!
— Я не в курсе, о чём ты!
— Кто был?!
— Я не знаю, чего ты бесишься!
— Имя назвал быстро!
— Скажи ему, Эггси!
— Отвали! Отвали, Мишель!
— Я сейчас его прикончу и никто в мире этого не заметит! Имя назови!
— А я замечу. У меня вполне достаточно доказательств, чтоб закрыть вас до конца жизни, мистер Дин. Так что предлагаю вам оставить мальчика в покое. Иначе я буду вынужден сообщить обо всём властям. Эггси, встретимся у портного, о котором я рассказывал.

Он не помнит ни чинов, ни имён и способен дотянуться до звезд, не считая, что это сон.

И редкие погожие дни, когда в природе все находится в равновесии, точно кленовый лист, поддерживаемый легкими дуновениями благодатного ветерка, считанные эти дни походили на Энн Тейлор и ее именем и должны бы называться в календаре.

Каждое слово хранится в памяти.
Может, случайность… а может, знак —
Пальцы выводят имя на скатерти
И недосказанность прячут в кулак…

Иногда моя жена раздражает меня настолько, что я готов оторвать ей голову голыми руками. Она все ещё жива благодаря тому, что в 1991 году один парень по имени Джон Коннор взял с меня слово, что я не буду убивать людей.

Мы, темные, бьем врага сразу. А светлые будут тебе улыбаться. Вежливо кивать, соглашаясь с твоими речами, а потом, когда ты на мгновение отвернешься, вонзят кинжал тебе под лопатку, лицемерно заявив, что это сделано во имя Добра!

Никогда злодейство не будет совершено во имя ваше. Вы должны быть чисты даже и в моих преступлениях.

— Вот и всё, всё… Открякала последняя волынка, прощай навек, шотландский мой пейзаж! Не поминай лихом, друг… Я не хотел, меня заставили… Отомсти, Серёга-а!
— Господи Иисусе, да что же с вами?!
— Не произноси имени Господа хотя бы из уважения к умирающему! — возмущённо пробурчал чёрт. — Ты бы ещё стаканчик святой воды выпить предложил… Дай, что ли, помереть спокойно, я всё-таки в Ад собираюсь…

А на небе — звезды. Самые обычные звезды на самом обычном небе. И я не знаю и не хочу знать их имен. Я хочу просто смотреть, показывать на них пальцем, улыбаясь, и говорить тебе: «смотри, как красиво». Там сложность стремится к простоте. Там на заре выпадает роса и мы шлепаем по ней босиком, и я не читаю тебе стихов о любви и боли, жизни и смерти: я зову тебя купаться, потому что вода теплая и в ней отражаются сосны и облака. И если напрячь фантазию, то можно представить, что мы летим между ними. А вечером мы пьем чай. С сушками. И все тайны бытия, риторические вопросы, тягостные мысли и нерешенные дела молча ждут нас с той стороны двери.

— Как ты мог, Красти, назвать своим именем этот концлагерь?!
— Они подкатили целый самосвал с деньгами к моему дому, ну я же не каменный!

Правдивость — это дыхание жизни, это основа всяческого достоинства, и в деловой сфере она обеспечивает доброе имя каждому, кто крепко её придерживается.

Предел себялюбия: в момент оргазма выкрикивать свое собственное имя. (с)

А для вас, благоговеющие пред именем Моим, взойдет Солнце правды и исцеление в лучах Его, и вы выйдете и взыграете, как тельцы упитанные; и будете попирать нечестивых, ибо они будут прахом под стопами ног ваших в тот день, который Я соделаю, говорит Господь Саваоф.

— Не уходите, не оставляйте нас. Я вам этого не прощу!
— Можете не прощать, я и сам себе не прощу этого. Если меня убьют, я посмеюсь над таким идиотом. Одно я знаю наверняка, я люблю вас, Скарлетт, хотите вы этого или нет, но я люблю вас. Потому что мы с вами родственные души, мы отступники, мы способны называть вещи своими именами.

Многие готовы резать глотки ради высоких идеалов и правого дела, не задумываясь, что убийство — это всегда убийство. Отчего-то им легче, если они убивают не из-за двадцати копеек, а во имя мира и жизни во вселенной.

Люди, способные изменить что-то в этом мире, они все без исключения имеют мужество отказаться от всего, что дорого, во имя благой цели. Они те, кто способны отбросить даже собственную человечность, если иначе врага не сокрушить.

Ныне родительская власть ничтожна. Общее мнение, профессиональные психологи, законодатели — все склонны освобождать детей от обязанности слушаться родителей, зато даже в 50 лет можно валить на них вину за собственные провалы и проступки. В суде имени Фрейда у мамочки с папочкой столько же шансов на оправдание, сколько было у подсудимых на сталинских показательных процессах.

Москва, Тель-Авив, Копакабана,
Кейптаун, Нью-Йорк, весь мир.
Слушайте сердцем!
Нас уже много!
Наша Любовь — имя нашего Бога!

Знаешь, чем ещё хорош Бог? На него можно свалить необъяснимое, но так же его именем можно оправдать свои поступки и деяния. Даже самые ужасные. Разве это не здорово?

— … У вас был роман с японкой, она много для вас значила, но не теперь. <…> У вас японская татуировка с именем «Акако». И вы пытались её свести.
— Но это значит, что я не забыл её, а хочу забыть.
— Если бы так, вы уничтожили имя совсем, но первая попытка не удалась, а больше вы не пытались, значит, вы можете жить с лёгким воспоминанием об Акако, то есть остыли.

— Оказывается, Том у нас мастер-садовод, так что он знает все научные названия. К примеру, что это за растение, Том?
— Ну, это, конечно же, помидорки. Они же Соулджабой Теллемс. (Когда Лесли спрашивает меня латинские названия наших растений, я просто называю ей имена рэперов).
— А те, вон там?
— Эти называются Дидди. А там у нас несколько Боунтагз энд Хармонииз.
— Растут замечательно!
— Вон те Лудакрисы всходят просто прекрасно.

— Я служу мессу каждый четверг в семь часов.
— Спасибо. Но… нет.
— Вы не верите?
— В религию? Нет. Я верю в Бога, в науку, в ужин в воскресенье вечером… Но я не верю в правила, которые говорят мне, как надо жить.
— Даже если правила эти дарованы Господом?
— Сколько крестовых походов было совершено во имя Господне? Сколько людей погибло из-за чьих-то религий?
— Из-за фанатизма, а не из-за религий.
— Это слова. Главное, что эти люди мертвы.

— Пусть мужество не покинет нас, — тихо сказал Финрод. — И надежда наша исполнится.
— И мы узнаем прощение, — промолвил Лауральдо.
— И судьба обернется милостью, — добавил Нэндил.
— И мы снова встретимся с теми, кто нас ждет, — Кальмегил укрывал лембас ладонью так заботливо, словно кусочек хлеба был живым существом.
— И останемся верны, — опустил ресницы Менельдур.
— Даже когда… если все будет совсем плохо, — голос Айменела слегка дрогнул, как показалось Берену.
— Будем помнить наши песни, — прошептал Вилварин.
— И наши клятвы, — сурово сказал Лоссар.
— И будем тверды на своем пути — во имя всего, что нам дорого, — вскинул голову Эллуин.
— И сохраним в сердце любовь, — в свете костра волосы Аэглоса отливали алым.
— И постигнем самую последнюю из истин, — выдохнул в темноту Эдрахил.
— И она сделает нас свободными, — закончил Берен.

— Ты обручилась с тем, с кем познакомилась с утра? Тебе что, родители не говорили о чужаках?
— Да, говорили. Но Ханс никакой не чужак.
— Да ну? Как его фамилия?
— Принц Южных островов.
— Любимое блюдо?
— Сэндвичи.
— Имя друга?
— Возможно, Джон.
— Цвет глаз?
— Дивный.
— Размер ноги?
— Размер ноги не важен…
— Вы за одним столом ели? Что если он чавкает? Что если он мерзко ковыряет в носу? И ест козявки.
— Фу! Извини, но он принц!
— Все парни так делают.

Революционное безумство заключается в том, что оно не признает природы как она есть, а хочет ломать ее во имя отдельных ее моментов. Что вы сказали бы, если бы раздался крик: «Смерть безобразию! Смерть болезни! Смерть старости!» Теоретически, конечно, есть что-то справедливое в этом требовании: разве не желательно, чтобы все люди были прекрасными, здоровыми, молодыми? Но, истребив всех не таковых, реформаторы получили бы разрушенное человечество. — Михаил Меньшиков

Когда мне плохо, я думаю об Ин Хо. От одного имени мне становится тепло.

— Доктор, как главный научный сотрудник хочу принести официальные извинения от имени ЮНИТ…
— Кейт Летбридж Стюарт. Заруби себе на носу, уверен, твой отец говорил тебе: я не люблю, когда меня подбирают.
— Наверное, в его голове это звучало лучше.

Есть два вида битв. Каждый раз, вступая в битву, мы должны помнить отличие. Битвы во имя защиты жизни и битвы во имя защиты чести.

Мы должны говорить от имени тех, кто не может говорить за себя

Любой может выбрать себе любое имя – или его могут как угодно называть другие. Это не означает, что имя соответствует содержанию.

Была война, война времени, последняя Великая Война… Мы воевали с Далеками во имя безопасности всего мира.
Они проиграли. Мы тоже. Мы все проиграли.
Никого больше нет: моей семьи, друзей, даже неба. Если бы ты только видела мою планету…
Второе солнце поднималось на юге и озаряло горы. Листья на деревьях серебряные, и каждое утро, когда всходило солнце, лес как будто горел. Потом наступала осень. Ветер колебал ветви…

– Вы знаете миф о Ликаоне?
– Я знаю, что от него произошло слово «ликантропия».
– Согласно мифу, некоторые жители Греции верили, что они обязаны своими жизнями Прометею, чем богам Олимпа, и некоторые последователи брали себе их имена в честь титанов, противостоящих богам.
– Как Девкалион.
– Сын Прометея.
– Ликаон не просто отказался чтить богов, он бросил им вызов. Он пригласил Зевса на пир и там попытался угостить его человеческой плотью. В гневе Зевс обрушил на это место молнии, а затем наказал Ликаона и его сыновей, превратив их в волков. Часть, которая менее известна, гласит о том, как Ликаон просил друидов помочь ему снова стать человеком.
– Почему друидов?
– Он верил, что древние друиды знают, как менять облик. Они не могли снова сделать Ликаона и его сыновей людьми, но научили их, как превращаться обратно. С тех пор друиды стали важными советниками стаи.

Я раньше никогда не давал имя кораблю. Но, я дал ему самое красивое имя: «Jenny».

— А как Вас зовут?
— Мое имя вам расскажет ветер в степи или ночное небо, прошитое звездопадом.
— Ты поняла, Кира, не знакомься с ним, он сам не помнит как его зовут.

— У меня случилось что-то вроде озарения. Ты заслуживаешь кого-то стоящего, и это не я.
— Я не это имела в виду, Люцифер.
— Знаю. Это имею в виду я. Ты… заслуживаешь кого-то лучше, потому что ты, детектив, бескорыстная до тошноты. У тебя на первом месте всегда дочь, хоть эта неблагодарная проказница и не платит за ипотеку. Поэтому, ты заслуживаешь того, кто достоин этой милости. Того, кто знает, что каждое преступление разрывает твое сердце, хоть ты никогда этого не признаешь. Того, кто действительно ценит твое ужасно унылое второе имя. Джейн. И важней всего, детектив, ты заслуживаешь того, кто хорош так же, как ты сама. Ведь ты, ну, особенная, а я… я этого не достоин.

— Вы верите в ангелов? В Ангела Мормона?
— Мурония, не Мормона, Ангела Мурония. Почему, если его имя было Муроний, они не назвали свою религию Мурой?

Удача — мое второе имя. А первое, кстати, «Не».
Терри Пратчет

Я совершенно обычный человек и жизнь прожил обыкновенную. Мне не поставят памятника и имя моё скоро забудется… И всё же я познал любовь и мне этого достаточно…

Кавалаанцы верят, что человек — это сумма всех его имён, и у них имена значат очень много. На других планетах тоже, но кавалаанцы знают в этом толк больше других. Вещь без имени не существует. Если она существует, она должна быть названа. И наоборот, если дать имя вещи, то где-нибудь, на каком-нибудь уровне она появится, будет существовать.

Не смотрите в глаза тем, кто сбитым дыханьем
Пробивается вверх, зажигая рассвет.
Не шепчите имён своих ждущим на грани,
Не вскрывайте их боли желаньем побед.
Кто горит ярче всех — изнутри выгорает,
Разлетаясь на тени пронзительных слов.
В вечном поиске счастья сквозь жизнь пролетая,
Берегите сердца, не играйте в любовь.

История ветер, который вырывает из прошлого имена, события и даты и гонит их перед собой в будущее, как стадо пустых консервных банок

Я слыхал о человеке,
произносившем слова так прекрасно,
что женщины сами отдавались,
стоило ему вымолвить их имя.И если я нем подле твоего тела,
и молчанье расцветает опухолью у нас на губах,
то лишь потому, что я слышу, как он поднимается по лестнице,
и откашливается у нашей двери.

Ох, эти прозвища, клички! Что перед ними имена чертей и нечистых духов! Сатанаил, Вельзевул, Люцифер, Барбазон — все это звучит красиво. А вот «рогач», «рогоносец»… Да самого дьявола так не называют!

Девушка, рядом с которой не чувствуешь времени: каждый миг пульсирует яркой, незабываемой вспышкой и одновременно длится целую жизнь, дарующую возможность влюбляться снова и снова. Рядом с которой в ливень не замечаешь мутных потоков под ногами, но видишь эфирные низки стекляруса и ищешь в тучах позолотивший их солнечный луч. С которой не страшно урагана, бьющей в порог молнии, дробящего о ветхую крышу града; с которой одинаково легко посмеяться, погрустить или просто помолчать; целовать её, обнимать, держать за руку, строить дом, сажать яблони, выбирать имя для сына… Рядом с которой чувствуешь себя мужчиной, нужным, единственным и незаменимым.

— Папа!
— А что я сделал? Предоставил миру счастливый случай смотреть на Венеру Челлини.
— Которая вовсе не Челлини.
— Ах, это пристрастие к ярлыкам… все твоя работа с американцами, это у тебя от них помешательство на ярлыках, именах.

Любви без жертв не бывает. Либо принципами поступаешься, либо возможностями. Главное, чтобы жертвы приносились добровольно, с открытым сердцем, а то ведь некоторые живут в самообмане во имя идеи брака, ради детей, ради чувств, некогда переполнявших при взгляде на партнера. Наполняя чью-то жизнь, опустошают свою. Как в сообщающихся сосудах, все должно быть поровну — вот суть гармонии. Перевес в одну из сторон чреват накоплением разочарований. В любви не может быть замкнутого круга, возвращающего человека к нему прежнему.

Melius est nomen bonum, quam magnae divitiae — Лучше честное имя, чем большое богатство.

Пройдет время, мы пройдем мимо. я крикну твоё имя, но позову не тебя, а сына…

Я уже ничего не ждала,
Начала привыкать к одиночеству.
Намекнули, грустя, зеркала:
Представляйся по имени — отчеству!
Мексиканские фильмы любя,
С героинями плакала поровну.
Но когда увидала тебя,
Жизнь рванула в обратную сторону.

— Нам нужно остановить этих идиотов, пока они не опорочили наши добрые имена!
— Ну во-первых, я не знаю, на сколько ваши имена добрые…

— Он говорил, что тараканы — единственные, кто выживет после биологического холокоста. Они и какая-то женщина по имени Паркер.

Марсело говорит, что нет ни прошлого, ни будущего, что прошлое — это только воспоминание, а будущее — смутное предположение. Может, оно и так, но может также оказаться, что даже настоящее лишено собственной объективной сущности, и не только потому, что оно настолько неуловимо и подобно столь эфемерно-тонкой материи, что, как и счастье, стоит лишь назвать его по имени, и оно исчезнет (довольно человеку назвать по имени настоящее, и оно тут же автоматически превратится в прошлое, точно так же, как никому не дано сказать, что он счастлив, и продолжать оставаться счастливым, ибо первое условие счастья — это отсутствие осознания счастья); а еще и потому, что настоящее существует в той мере, в какой мы его воспринимаем, то есть в той мере, в какой человек его выдумывает. Поэтому жить означает на каждом шагу творить, выдумывать жизнь, рассказывать ее самому себе. Поэтому реальность — не более чем чей-то рассказ, и если рассказчик исчезнет, то и реальность исчезнет вместе с ним. Весь мир зависит от этого рассказчика. Реальность существует постольку, поскольку ее кто-то описывает. Мы постоянно придумываем настоящее и уж тем более прошлое.

Моя бабушка всё ещё мечтает погулять на моей свадьбе. Специально для бабушки я решила узнать, с каким мужчиной у меня идеальная совместимость по имени. Изяслав и Пантелей. Если эти двое существуют, они либо священники, либо дрессированные медведи.

Да иди ты тоже к черту, и тебя и меня к черту. К черту весь этот город и всех, кто в нем живет. К черту этих всех продавцов авторучек, что вечно снуют между машинами и улыбаются за моей спиной. К черту этих мойщиков окон, этих грязных, что пачкают машину, идите к чертовой бабушке, найдите нормальную работу.
К черту индусов, что вышивают по улицам в замызганных тачках, насквозь провонявшимися соусом карри, который преследует тебя целый день. К черту террористов в драных спортивках, чтобы все ОБОСРАЛИСЬ!
К черту педерастов из Челси, со всеми их масляными мышцами, которые шатаются за ручку в моих парках и на моих тротуарах и трясут своими членами на 35-м канале.
К черту корейских баб с их пирамидами фруктов по нереальным ценам, со всеми их тюльпанами и розами, завернутыми в пластик, 10 лет в стране и до сих пор не бельмеса по-английски.
К черту русских на Брайтон-Бич, этих тупоголовых мафиози, сидящих в кафе и попивающих чай из маленьких чашек, сосущих сахар в зубах, все мутите, крутите, рыщите валите к себе на РОДИНУ!
К черту жидов с черными кейсами, что слоняются туда-сюда по 47-й улице в своих заштопанных пиджаках с перхотью, продающих южно-африканские бриллианты апартеида.
К черту брокеров с Уолл-стрит, самозваных хозяев вселенной, что все как один косят под Майкла Дугласа, гордые клерки, и ищут новые способы вытряхивать последние центы из рабочих людей без зазрения совести. Пусть лучше всю свою сраную жизнь считают прутья на решетках, вы думаете Буш и Чейни не знают об этом, да ну в самом деле. Продажи, рынок, Филадельфия, акции.
К черту пуэрториканцев с их показным богатством, что вечно набиваются в свои тачки-тартинки и устраивают самый говеный парад в городе.
К черту итальянцев из Белзер-Хеста с их прилизанными волосами и нейлоновыми куртками, с медальонами на шеях, что размахивают своими бейсбольными битами и ждут, когда им набьют морду.
К черту старых прокуренных законных жен богачей со шрамами от пластических операций, со щеками и подбородком, провисающих от переедания и бесконечных подтяжек, ты никого не обдуришь, МАМАША!
К черту братьев из верхних кварталов, они никогда не передают мяч, никогда не играют в защиту и всегда делают пять шагов перед каждым проходом к кольцу, а когда их засудят, они валят все на белых. Рабство отменили 137 лет назад, хватит сидеть на месте, МАТЬ ВАШУ!
К черту купленных полицейских с их незаконными санкциями и 41 пулей, стоящих за синей стеной безмолвия, вы предали наше доверие!
К черту священников, что суют руки в карманы невиновных детей. К черту церковь, которая защищает их, отдавая нас в руки ЗЛА. И за одно к черту вашего идола, он легко отделался, день на кресте, выходные в АДУ и вечная АЛЛИЛУЯ, всех ангелов вместе взятых, попробуй семь лет просидеть в Нотисвилле парень!
К черту Усаму Бен Ладена и всех этих засраных фундаменталистов в ямах и бункерах вместе взятых. От имени тысяч невинно убитых я молюсь, чтобы вы провели остаток своей жизни поджариваясь на реактивных двигателях, вместе со своими винтовками, в преисподней! Передайте своему избранному королю, пусть поцелует мой королевский ирландский ЗАД!
К черту Джейкоба Малинского, этого нытика!
К черту Френсиса, моего лучшего друга, который судит обо мне, пялясь на задницу моей подруги!
К черту Натурель Ривейру, я дарил ей свое доверие, а она всадила мне нож в спину, сдала меня с потрохами, ГНУСНАЯ СУКА!
К черту моего папашу с его вечным нытьем, который вечно торчит за своей стойкой, потягивая соду и подавая виски пожарникам и слесарям из Бронкса!
К черту весь этот город и всех, кто в нем живет, начиная от рядовых домишек Лайвстори и заканчивая пентхаусами в Парк Авеню, со всеми новостройками в Бронксе и квартирами-люкс в Сохо, с номерами в уютном городке, 2-х и 3-х этажными парковыми домижками на Лонг-Айленге. Чтобы оно все рухнуло от землетрясения, пусть горит все огнем и пламенем, пусть встанут воды и потопят все это ГОВНО, весь этот крысиный ПРИТОН!
НЕЕЕЕЕТ! Пошел ты сам к черту Монтгомери Броган! У тебя было все это и ты все это спустил в унитаз!

— Ты нос не задирай, Балалайка. Я большая шишка в Москве…
— Ой, прости, плохо запоминаю имена тех, кто делает карьеру деньгами, а не талантом. Запишу твоё имя на долларовой бумажке.
— Гавкай — гавкай, отставная сучка… Бах! Хлобысь! Шлёп. [Балалайка резко развернулась, схватила шпиона за голову и впечатала его в стол]
— Предупреждаю! Я не выношу двух вещей: холодных блинов и тупых бывших ГэБэшников! Держи голову пониже, чтобы пулю не словить…

Я верю: я любим; для сердца нужно верить.
Нет, милая моя не может лицемерить;
Всё непритворно в ней: желаний томный жар,
Стыдливость робкая, харит бесценный дар,
Нарядов и речей приятная небрежность,
И ласковых имён младенческая нежность.

Я часто пользуюсь приложением «Такси». Согласитесь, это очень удобно. Нажал на кнопку и к тебе уже едет водитель, а пока он едет, есть возможность поржать над его именем. Недавно приходит сообщение: «К вам едет Абдукахор Махди». Я думаю: вот зачем он едет? Отвезти меня куда-то? Или забрать из моего имени немного гласных?

Я не вождь и не хотел бы быть вождем. Повелевать и подчиняться — это, в сущности, одно и то же. Самый полновластный человек всегда повелевает именем другого — канонизированного захребетника, своего отца, и служит проводником абстрактной воли, ему навязанной. Я отродясь не отдавал приказаний, разве чтобы посмешить себя и окружающих. Язва властолюбия меня не разъедает, немудрено — меня не научили послушанию.

Число «пи». Отношение длины окружности к диаметру. И это только начальные цифры. Они продолжаются дальше. До бесконечности. И никогда не повторяются. Это значит, что последовательность в десятичных знаках этой цепочки содержит все сочетания цифр. Дата вашего рождения, код шкафчика, ваш номер социального страхования. Все они находятся где-то в этом ряду. А если вы превратите эти цифры в буквы, вы получите каждое существующее слово, встретите его в любой возможной комбинации. Первый звук, который вы произнесли во младенчестве, имя того, кто вам нравится, вся история вашей жизни, с начала до конца. Всё, что мы произносим и делаем… Все бесконечные возможности Вселенной скрыты в этом одном простом круге. А уж как вы используете эту информацию… Для чего сочтёте её полезной… Ну, это решать вам.

Если человек к своему имени добавляет слово «поэт», каждый читатель подсознательно ожидает от него литературных строк, написанных по всем правилам русского языка.

— Почему, мистер Андерсон, почему? Во имя чего? Что вы делаете? Зачем, зачем встаете? Зачем продолжаете драться? Неужели вы верите в какую-то миссию, или вам просто страшно погибать? Так в чем же миссия, может быть, вы откроете? Это свобода, правда, может быть, мир, или вы боретесь за любовь? Иллюзии, мистер Андерсон, причуды восприятия. Хрупкие логические теории слабого человека, который отчаянно пытается оправдать свое существование — бесцельное и бессмысленное! Но они, мистер Андерсон, как и Матрица, столь же искусственны. Только человек может выдумать скучное и безжизненное понятие — «любовь»! Вам пора это увидеть, мистер Андерсон, увидеть и понять! Вы не можете победить, продолжать борьбу бессмысленно. Почему, мистер Андерсон, почему вы упорствуете?
— Потому что это мой выбор.

Всегда одно и то же. И люди такие же. Они не меняются. Меняются имена, но это одни и те же люди. Этим чиновникам нужно одно: портить людям жизнь.

Обойди все страны, и ты можешь найти города без стен, без письменности, без правителей, без дворцов, без богатств, без монет, но никто не видел ещё города, лишённого храмов и богов, города, в котором бы не воссылались молитвы, не клялись именем божества

А десятилетняя девочка на 6 этаже дома в Тулузе глядит, как навсегда уходит её мать. Она понимаем, что мать не вернётся, отец давно объяснил ей, что арестованные евреи никогда не возвращаются назад, вот почему она должна крепко-накрепко запомнить своё новое имя, чтобы не ошибиться, когда нужно будет его назвать…

Он не звонил.
Я слонялась по квартире, читала книги.
Ни разу не открыла диссертацию.
Много смотрела в окно.
Невозможно быть счастливой в этом мире. Даже в Международный день театра.
Невозможно удержать снежинку на ладони. Невозможно положить в карман солнечного зайчика.
Невозможно быть счастливой в этом мире. Даже в День защиты Земли.
В День смеха, объединенный почему-то с Международным днем птиц, я решила, что возможно. Я стерла в телефоне имя «Тот, кто лучше» и записала новое: «Забудь».
Я решила заняться диссертацией. Невозможно было думать о том, что он отказался встретиться со мной. Я жалела, что ему это предложила. Неужели нельзя было удержаться?
Почему он не хочет меня видеть?
Конечно, ему не до меня. Его хотели убить. И у него предвыборная кампания. А вдруг он станет президентом? И я вот так запросто предложу ему: «Давай увидимся?» Или, когда он станет президентом, я буду звонить ему и сообщать о том, что ужин у нас сегодня в девять. А наш сын получил тройку. Интересно, а где учатся дети президентов? И почему это мой сын должен быть троечником?
Я писала диссертацию целый день и целую ночь.
В записной книжке моего телефона я дала ему новое имя: «Моя любовь».
Я заснула в семь утра.

Сразимся же вместе во имя равнин.

И пусть его имя такое же, как у половины земного шара… для меня оно всё равно звучит по-особенному

Гиены и трусов, и храбрецов
Жуют без лишних затей,
Но они не пятнают имен мертвецов:
Это — дело людей.

Дорогой Александр! Поздравляю тебя с юбилеем, знаю и люблю тебя как талантливого композитора от Бога. Удивительный мелодизм сделал поистине народными многие твои песни. Уверен, что твое имя, как и твоя музыка, обязательно войдут в историю отечественной эстрады. Главное, что ты продолжаешь активно работать и сейчас. Здоровья, творческих удач, любви. Спасибо за твои песни. Любящий тебя, Ярослав Евдокимов

— К примеру, моё настоящее имя Кременский.
— … Это похоже на то, что ты еврей!?
— Русский.
— [пауза]… Русский еврей!?

Отрицание России во имя человечества есть ограбление человечества.

Мне вообще никогда не была интересна музыка, искусство, композиторы, пианисты… Короче говоря, профессии, занятия, кланы, люди людей, кланы кланов (опять всё то же, вокруг и обратно). А потому и просеял сквозь своё каноническое сито два имени, уникальных среди обычного человеческого зоопарка: Скрябин и Сати, два идеолога (каждый по-своему), и два неклановых человека, как и я

Для меня — знаменитость — тот, чьё имя можно встретить везде, но только не в телефонной книге.

И зачем, интересно, называть это овсянкой, — заметил он с легким удивлением. — Было бы честнее и мужественнее назвать вещи своими именами.

Я еще не решил, кто я или что я. Мне дали имя и номер и посадили в камеру. Я жил в камере с именем и номером… Я никогда не ходил в школу, поэтому так и не научился уважать грамоту, не научился ни грамотно писать, ни хорошо читать. Поэтому я и остался в тюрьме.

Любовь — это когда девушка ставит имя любимого человека в качестве всех своих паролей. Большая любовь — когда все пароли разные…

Генералы Римские разгорячили многократно мужество воинов, смешивая с именем Отечества воспоминания о супругах и детях. Сии нежные обязательства действительно суть училище человечества

Во имя отца, и сына, и хорошего воспитания. Ремень.

Какая непостижимая вещь — любовь женщины, столь хрупкая, когда лишь зародилась, и столь грозная, когда развилась в полную силу! Ее начало напоминает ручеек, пробившийся из недр горы. А чем ручеек становится потом? Ручеек превращается в могучую реку, по которой плывут караваны богатых судов, которая животворит землю и дарит ей радость и счастье. Но вдруг эта река поднимается и смывает все, что было посеяно с такой надеждой, обращает в обломки построенное и рушит дворцы нашего счастья и храмы чистоты и веры… Любовь возносит ничтожных на неизмеримые высоты власти, низвергает великих в прах. И пока существует это таинственнейшее создание природы — Женщина, Добро и Зло будут существовать неразделимо. Она стоит и, ослепленная любовью, плетет нить нашей судьбы, она льет сладкое вино в горькую чашу желчи, она отравляет здоровое дыхание жизни ядом своих желаний. Куда бы ты не ускользнул, она будет всюду перед тобой. Ее слабость — твоя сила, ее могущество — твоя гибель. Ею ты рожден, ей обречен. Она твоя рабыня, и все держит тебя в плену; ради нее ты забываешь о чести; стоит ей прикоснуться к запору, и он отомкнется, все преграды перед ней рушатся. Она безбрежна, как океан, она переменчива, как небо, ее имя — Непредугаданость. Мужчина, не пытайся бежать от Женщины и от ее любви, ибо, куда бы ты ни скрылся, она — твоя судьба, и все, что ты творишь, ты творишь для нее.

Когда щенок достигает зрелости, он становится собакой; когда лед тает, он становится водой; когда стали использоваться 12 месяцев, мы получили новый календарь с соответствующим названием; когда магия становится научным фактом, мы соотносимся с ней как с медициной, астрономией и т. д. Когда название не подходит более к данной вещи, весьма логично изменить его на новое, которое лучше отражает ее сущность. Тогда почему же мы не следуем этому правилу, когда дело касается религии? Зачем продолжать называть религию тем же названием, если принципы ее уже вышли за рамки ее изначальной сути? Или, если религия проповедует то же, что и всегда, но ее последователи не практикуют на деле ни одно из ее учений, зачем они все еще называют себя именем, данным последователям той религии?

Война всегда одна и та же. Меняются только имена погибших. Речь всегда идет об одном: какая группа богачей поделит трофеи.

Melius est nomen bonum quam magnae divitiae — Доброе имя лучше большого богатства.

… Я не жалуюсь… Привыкла. Все приносят жертвы во имя чего-либо. Без жертв нет жизни…

— Не годится котёнку иметь такое имя. <…> Я бы не советовал котёнку с таким именем, «Гав», спускаться во двор. Котёнка с таким именем во дворе ждут одни неприятности.
— А какие они, эти неприятности?
— А вот увидишь!
— Они меня ждут? Эти неприятности?… Тогда я пошёл!

— Как тебя зовут?
— Симран.
— Серьезно? Прям как в том фильме. У тебя же нет бой-френда по имени Радж?
— Моего жениха зовут Радж.
— А ты никогда не думала, что будет с вашими детьми? Ответ на вопрос учительницы в школе «Дети, как зовут ваших родителей?» будет — «Радж и Симран». «Дети, а они тоже поют в траве?»

Мне всегда хотелось поизменять, просто я слишком неорганизованный. Я даже имя с трудом запоминаю.

Сила, одновременно более чудесная и более ужасная, чем смерть, чем человеческий разум, чем силы природы… имя этой спасительной силы — любовь.

У нее тысячи фотографий и она всегда разная. Никогда не узнать, что у нее в голове, никогда даже нельзя быть уверенным, что она полностью твоя, ведь в мобильном столько неизвестных тебе имен. Она постоянно нужна всем и никому.

— Имя Джо не с каждой фамилией хорошо звучит, а должно звучать!
— Джо, Джо, Джо… Сталин
— Ста-лин, Сталин, что-то знакомое тебе не кажется?
— Да нет, я только сейчас придумал
— Джо Сталин, знаешь по-моему не плохо
— И даже не Джо, а Джозеф
— Джозеф Сталин, думаю это запоминается
— Ещё как
— Кинокомедия «Тутси» в главной роли Джозеф Сталин, Джозеф Сталин в мюзикле «Скрипач на крыше».

Медленный компьютер — это когда ты знаешь имена всех разработчиков Adobe Photoshop.

Под этой химерой, любовью, зияла бездна. Люди старались до краев засыпать бездну цветами этого понятия, окружить ее жерло садами, но она разверзалась снова и снова, неприкрытая, непокорная, суровая, и увлекала вниз всякого, кто доверчиво ей предавался. Преданность означала смерть, а чтобы обладать, нужно было спасаться бегством. Средь цветущих роз таился отточенный меч. Горе тому, кто доверчив. И горе тому, кто узнан. Трагизм не в результате, а в изначальном подходе. Чтобы выиграть, нужно проиграть, чтобы удержать — отпустить. И ведь здесь, похоже, снова брезжит тайна, что отделяет знающих от признающих? Ведь знание о том, что эти вещи полны трагизма, заключает в себе его преодоление, разве не так? Признание никогда не вело к свободному овладению; его пределы прочно укоренены в реальном. Причинный ход и судьба — вот его регистры. Для знающего же реальное — лишь символ; за ним начинается круг беспредельности. Но символ этот коварен, потому что боги веселы и лукавы. А сколько жестокости сокрыто во всяком веселье, сколько кинжалов под цветами. Жизнь двулика, как ничто другое… каких только не дали имен — любовь… точно фата-моргана, распростерла она над людьми приманчивый образ вечности, ей приносили обеты, а она неумолимо струилась, растекалась, переменчивая, всегда разная, как и то, чьим символом она была, — жизнь.

— Не знала, что ты играешь на виолончели.
— Да, мои родители видимо подумали, что назвать меня Леонардом и перевести в класс для одарённых детей будет недостаточно, чтобы меня били в школе.( — А я и не знала, что ты играешь на виолончели.
— Да, мои родители решили, что мало меня в детстве били за имя «Леонард» и учебу в спецшколе.)

— Но какое это вообще имеет значение? Кто может утверждать, что твои предки не жили здесь прежде моих? Имеет значение только то, кто ты есть. Подумай вод над чем: чья родословная длиннее, чем у других? Разве не все мы произошли от Адама?
— Но общество смотрит на это по-другому.
— Значит, оно смотрит на это неправильно! Имени придают такое значение! Но у всех есть имена! Потому что Полдарки владеют имуществом, и Боскауэны владеют имуществом, и Данстанвилли, и Тревэнионы, и все остальные… Карны, Смиты, Картеры, Мартины и Нэнфаны… И даже Пейнтер, мы все когда-то произошли от общего предка. Кому-то повезло или он был похитрее, или имел способности, чтобы забраться выше остальных, и продолжил карабкаться наверх в течение веков, но этим он не заслужил больше похвалы или почета.

У нас Сталин это тиран, он убивал людей, но его именем названо то место, где хотят жить люди — «сталинки». Мне интересно: в Берлине есть «гитлеровки»? Чтобы ты такой: «Я в Берлине снял гитлеровку». Ты ему говоришь: а как вас тут газ включить? «Да он сам включается, не переживайте!»

Я, Душа по имени Странница, люблю тебя, человек Иен. И буду любить всегда, в любом обличье: Дельфином, Медведем, Цветком, неважно…

Во имя Бога творились самые безбожные дела. Во имя революции — самые беззаконные…

Ибо, где двое или трое соберутся во имя Мое, там Я посреди их.

Красота – это твое второе имя

Всё когда-нибудь заканчивается. Но я запомню твоё имя — и прокричу его небесам!

Бойся ИМЕН. ИМЕНА имеют власть над личностью. ИМЕНА могут использоваться ДРУГИМИ как ОРУЖИЕ. Это ЛОВУШКА, с помощью которой они СЛЕДЯТ-ИЩУТ-ОХОТЯТСЯ за тобой сквозь планы. Оставайся БЕЗЫМЯННЫМ, и будешь в БЕЗОПАСНОСТИ.

Ну, вот и всё. Дурацкая старушка-вселенная. Чем чаще её спасаешь, тем больше она в тебе нуждается. Бесконечные торги. Да знаю я, знаю. Они тут без меня пропадут. Думаю, ещё одна жизнь никого не убьёт. Ну, кроме меня. Погоди немного, Доктор. Давай всё проясним. Хочу дать тебе пару напутствий. Для начала — основные моменты, не будь жестоким, не будь трусливым и никогда, никогда не ешь груши. Помни, ненависть всегда глупа, а любовь всегда мудра. Всегда будь хорошим, никогда не переставай творить добро. И никому не говори свое имя, его все равно никто не поймет. Кроме… Кроме детей. Дети могут его слышать. Иногда. Если у них добрые сердца, и звёзды станут, как надо, дети могут услышать твое имя. Но больше — никто. Никто и никогда. Смейся громко, беги быстро, будь добрым. Доктор… Я отпускаю тебя.(А ну вот и она. Старая глупая вселенная. Чем больше я её спасал, тем больше нуждалась в спасении. Бег по кругу. Да да я знаю. Без меня тут напортачут. Думаю, ещё одна, жизнь, никого не убьёт. Ну, кроме меня. Погоди немного, Доктор. Давай сделаем всё по-хорошему. У меня есть пару советов. Сначала — основное, не будь жестоким, не будь трусливым и никогда, никогда не ешь груши. Помни, ненависть всегда глупа, а любовь всегда мудра. Старайся быть учтивым, но всегда будь добрым. И никому не называй свое имя, его все равно никто не поймет. Кроме… Кроме детей. Дети могут его слышать. Иногда. Если их души чисты, и звёзды удачно расположились, дети могут слышать твое имя. И больше — никто. Никто и никогда. Смейся от души, быстро бегай, будь добрым. Доктор… Я отпускаю тебя).

— На днях я слышал песню по радио и парень пел, что его зовут Карнавал.
— Артур.
— С ума сойти. Ведь это мое клоунское имя. И до недавнего времени меня вообще никто не замечал. Даже я не знал существую ли я.
— Артур, у меня плохие новости…
— Вы не слушаете, да? Вряд ли вы вообще слышали меня. Вы задаете одни и те же вопросы. «Как работа?» «У вас есть негативные мысли?» Все, что у меня есть — это негативные мысли, но вы все равно не слушаете. Я сказал, что всю свою жизнь я не знал, существую ли я на самом деле. Но я существую, и меня начинают замечать.

— Я с радостью отдам свою жизнь.
— Кому нужна твоя радость? Бранись, сражайся, пока не перестанет биться сердце! И знай, мальчик… твоя смерть будет подарком тем, кто живёт к югу от Стены. Они никогда не узнают, что ты сделал. Они никогда не узнают, как ты умер. Даже имени твоего не узнают, но они будут живы, потому что какой-то бастард к северу от Стены отдал за них свою жизнь.

Костлявый паренек из Австрии, который сумел вырасти, стать губернатором Калифорнии и который получил возможность говорить от имени президента — это и есть эмигрантская мечта.

Мы с тобой одной крови, мы с тобой одной породы,
Нам не привыкать к боли, если имя ей «свобода».

Вдумайся, сын, в цель коммунистического строительства: во имя чего мы трудимся, намечаем и выполняем наши планы? Во имя счастья человека. Коммунизм – это не что-то божественно-непостижимое, возвышающееся над безликой массой людей. Коммунизм – в самом человеке, в его счастье. Строить коммунизм – это значит создавать счастье каждому человеку, каждой семье, а это невозможно без счастливого общества…

Вы видите мою одежду, но не мою душу, вы смотрите на макияж, но не в глаза… Вы знаете мое имя, но не мою историю… И что самое печальное — вам этого достаточно, чтобы дать мне характеристику

Мы перерастаем свои мечты о подвигах, и есть на свете только один закон, который остается неизменным. Имя ему – выгода.

Nomina sunt odiosa — Имена ненавистны, об именах лучше не говорить.

— У вас есть имя, по которому я могу к вам обращаться?
— Да. Лейтенант.

Не должно лечить болезни по одному только ее имени, а должно лечить самого больного, его состав, его организм, его силы.
М. Я. Мудров

Бюрократия – вот имя настоящего вселенского зла.

— А принцесса скажет, что живет в заколдованном замке, имя которому Стигмалион. И замок не отпустит ее ни к какому рыцарю. А за каждую попытку сбежать будет мстить — оставлять на ее теле стигму. Знаешь, что такое стигма? Это ожог, клеймо, которым древние греки помечали рабов и преступников. Так и Стигмалион будет клеймить пленницу. Раз за разом, пока боль не победит. Боль всегда побеждает

Вот настал день, когда у нас имена есть не только для круга близких.

Каждый раз изумляюсь, когда меня называют мастером промоушена и рекламы. Никогда не считал себя таковым. Думаю, что те, кто утверждает это, ошибаются. Они полагают, что я добился большого успеха только благодаря таланту промоутера, хотя на самом деле все наоборот — я достиг успеха, и именно это принесло мне некоторую славу. Львиная доля моего успеха как промоутера заключается в том, что построенные мною здания признаны лучшими. Именно они сделали меня хорошим промоутером, а вовсе не наоборот.
Продвижение происходит естественным образом, когда вы делаете то, что хорошо умеете.
Например, у меня отлично получается строить огромные здания и тем самым продвигать и рекламировать себя как лучшего строителя небоскребов. И все с этим согласны. Нейл Остергрен, отличный малый, который в свое время возглавлял Ассоциацию продаж и маркетинга в сфере гостиничного бизнеса, провел социологический опрос, стараясь выяснить, кого из предпринимателей люди вспоминают в первую очередь, когда речь заходит о недвижимости. Так вот, мое имя оказалось на вершине рейтинга.
Я не особенно забочусь о продвижении своей персоны, но считаю, что важно ежедневно способствовать улучшению собственного имиджа. Такой подход — следствие осознания собственной личности и своего предназначения. Не осознав этого, вы никогда не сможете стать миллиардером. Поэтому, если вы искусны в каком-либо деле (будь то умение лихо отбивать чечетку, или гадать по руке, или мастерски делать еще что-то), вы непременно завоюете признание окружающих. И тогда люди потянутся к вам, будут продвигать ваш «товар» и создавать вам рекламу. Так что не стоит чрезмерно хлопотать о саморекламе. Если вы заслуживаете того, чтобы вас продвигали, не беспокойтесь: так оно и будет.

Настоящие имена рассказывают историю вещей, которым принадлежат.

Поверь мне, твоя задача как жениха — появиться на церемонии и правильно назвать имя.

Искание правды, неутолимое русское стремление строить жизнь с Богом и по-Божьи, взыскание Града Божия, Китеж-Града, скрывавшегося от зла, разве пропало в нас? Не вы ли его искатели, это Града Божия, потерявшие «родимый», ныне трудящиеся во имя Града?

Принцип национальности господствует у людей над принципом внутренней свободы. Народы охотнее согласились бы потерять свои либеральные учреждения, чем утратить свое имя и свою землю.

Это — Омск, город необычный и даже немного странный.
Бассейн у нас догадались назвать именем человека, который утонул (Ермак). Что интересно, он стоит на улице ещё одного человека, который утонул (Чапаев).
В наших троллейбусах есть Wi-Fi, но пользоваться им некому.
Омск — культурный город. Перед вами театр Любви Ермолаевой, более известный как «Избирательный участок №16734».
<…>
Омск — город речной. Река Иртыш, на которой он расположился, берёт своё начало в Китае. Кстати, в честь реки назван омский футбольный клуб «Иртыш». Он занимает предпоследнее место во втором российском дивизионе зоны «Восток». Оно и понятно, ведь в переводе с китайского Иртыш означает «землерой».
И все эти слагаемые создали условия для появления такой необычной команды КВН, которую даже хотели забрать к себе инопланетяне. Но у них ничего не вышло, а вам повезло больше.
Встречайте, команда КВН — Омичи!

Он опорочил свое имя, поменял твою любовь на ненависть. Но вопреки всему умер с улыбкой на лице. Он не снимал маску до самого конца и доверил судьбу клана Учиха своему младшему брату.

— Странная у тебя погремуха.
— Да, это имя греческое.
— У меня кореш был, казах, Байконуром звали. В 75-м его зарезали…
— Мда…
— У тебя еще все впереди!

Человек не становится достойнее, когда к его имени приставляют словечко «сир»

(на мотив арии Фигаро)Арбатская, Пражская и Братиславская, Новослободская, Автозаводская,
Марьино, Выхино, Новогиреево, На Краснопресненскую переход.
Красногвардейская, Сокол, Смоленская, Площадь победы, Площадь Подбельского,
Речной вокзал, Китай-город, Беляево, Не забывайте вещи в метро.
На Рижской толкнули, На Римской пихнули, Ругалися мерзко на Новокузнецкой,
Дверью зажало на станции Свиблово, А отпустило на ВДНХ.
В Орехово пили, В Алтуфьево кушали, На Театральной музыку слушали,
Мы покурили на станции Чеховская, А отпустило на ВДНХ.
Новокузнецкая, Новокузнецкая,
Новокузнецкая, Новокузнецкая,
Новокузнецкая, Новокузнецкая,
Блин, в эскалатор попали штаны!
На Курской спустились, на Тульской поднялись, На Кантемировской долго ругались,
Куда-то послали, куда — я не понял, Но очень похоже на ВДНХ,
Битцевский парк, Люблино, Комсомольская,
Охотный ряд, Свиблово, Кожуховская.
Проспект Вернадского и Пролетарская,
Багратионовская и Фили,
Аэропорт, Юго-Запад, Каширская,
Южное Бутово и Боровицкая,
И все вот это вот имени Ленина,
Мы основали в тридцатых годах, В тридцатых годах, В тридцатых годах,
В тридцатых годах!

На улицах, что носят имена советских мумий,
Твой смертельный номер — тут родился, помрачнел и умер.

Все, что человек делает в жизни, кроме того, что непосредственно направлено на физическое выживание (поиски пищи и крова), он делает во имя любви». Это чудесно, не правда ли?

Конечно, я не люблю, когда говорят: «Тьфу, да она снова первая!». Хотя я думаю, что мое имя оказывается в первых рядах, только потому, что людям нравится мое творчество. Но, что касается меня, я не хочу вбивать в чью-либо голову, что я популярна. Если вам нравится моя музыка, тогда это прекрасно, а если нет, тогда мне все равно.

Ты хочешь умереть во имя любви, но о смерти тебе известно так же мало, как и о самой любви.

Тетлок изучал проблему «экспертов» в политике и экономике. Он просил специалистов из разных областей оценить вероятность того, что в течение заданного временного периода (около пяти лет) произойдут определенные политические, экономические и военные события. На выходе он получил около двадцати семи тысяч предсказаний почти от трех сотен специалистов. Экономисты составляли около четверти выборки. Исследование показало, что эксперты далеко вышли за пределы своих допусков на ошибку. Обнаружилась и экспертная проблема: между результатами докторов наук и студентов не было разницы. Профессора, имеющие большой список публикаций, справлялись не лучше журналистов. Единственной закономерностью, которую обнаружил Тетлок, была обратная зависимость прогноза от репутации: обладатели громкого имени предсказывали хуже, чем те, кто им не обзавелся.
Но Тетлок ставил перед собой задачу не столько показать, чего реально стоят эксперты (хотя у него это замечательно получилось), сколько выяснить, почему до них никак не доходит, что они плохо справляются со своей работой, иными словами, как им удается «втирать себе очки».
<…>
Вы говорите, что играли в другую игру. Допустим, вам не удалось предсказать неожиданный крах Советского Союза (этого не предвидел ни один социолог). Легко заявить, что вы прекрасно понимали суть политических процессов, происходивших в Советском Союзе, но эти русские, будучи чрезмерно русскими, искусно скрыли от вас существенные экономические составляющие. Если бы вы обладали этими экономическими данными, вы бы уж конечно смогли предсказать падение советского режима. Винить надо не вашу квалификацию. Так же можно действовать, если вы предсказали решительную победу Эла Гора над Джорджем У. Бушем. Вы не знали, что экономика в таком отчаянном положении; собственно, этот факт, кажется, был тайной для всех. Вы же не экономист, а борьба-то, оказывается, шла на экономическом ринге.
Вы валите все на непредвиденные обстоятельства. Случилось что-то необычайное, лежащее вне поля вашей науки. Поскольку это нельзя было предсказать, вы не виноваты. Это был Черный лебедь, а вы не обязаны предсказывать Черных лебедей.

Мне ужасно нравится имя малайзийского главы государства: Салахуддин Абдул Азиз Шах ибни Аль-Мархум Султан Хизамуддин Алам Шах. «Привет, как тебя зовут?» Он, должно быть, нечасто снимает баб на дискотеках.

— Ваше имя нигде не значится.
— Я — богиня?
— Вы неудачница.

Есть люди, подобные именам, написанным на песке – один порыв ветра, и их уносит

Хорошо, когда можешь назвать по имени причину своих бед, не так ли? Тогда всё намного проще.

Вот стою я перед вами, один из сотен тысяч банкротов, чью веру и силы разрушила война… Вот стою я перед вами и чувствую, насколько больше в вас жизни, насколько больше нитей связывает вас с нею… Вот стою я перед вами, ваш учитель и наставник. Чему же мне учить вас? Рассказать вам, что в двадцать лет вы превратитесь в калек с опустошенными душами, что все ваши свободные устремления будут безжалостно вытравлять, пока вас не доведут до уровня серой посредственности? Рассказать вам, что все образование, вся культура, вся наука — не что иное, как жестокая насмешка, пока люди именем господа бога и человечности будут истреблять друг друга ядовитыми газами, железом, порохом и огнем? Чему же мне учить вас, маленькие создания, вас, которые только и остались чистыми в эти ужасные годы?
Чему я могу научить вас? Показать вам, как срывают кольцо с ручной гранаты и мечут ее в человека? Показать вам, как закалывают человека штыком, убивают прикладом или саперной лопатой? Показать, как направляют дуло винтовки на такое непостижимое чудо, как дышащая грудь, пульсирующие легкие, бьющееся сердце? Рассказать, что такое столбняк, вскрытый спинной мозг, сорванный череп? Описать вам, как выглядят разбрызганный мозг, размозженные кости, вылезающие наружу внутренности? Изобразить, как стонут, когда пуля попадает в живот, как хрипят, когда прострелены легкие, и какой свист вырывается из горла у раненных в голову? Кроме этого я ничего не знаю! Кроме этого я ничему не научился!
Или подвести мне вас к зелено-серой географической карте, провести по ней пальцем и сказать, что здесь была убита любовь? Объяснить вам, что книги, которые вы держите в руках, — это сети, которыми улавливают ваши доверчивые души в густые заросли фраз, в колючую проволоку фальшивых понятий?
Вот стою я перед вами, запятнанный, виновный, и не учить, а молить вас хотелось бы мне: оставайтесь такими, какие вы есть, и не позволяйте раздувать теплое сияние вашего детства в острое пламя ненависти! Ваше чело еще овеяно дыханием непорочности — мне ли учить вас! За мной еще гонятся кровавые тени прошлого — смею ли я даже приблизиться к вам? Не должен ли сам я сначала вновь стать человеком?

Для неведомого все имена, что одно. Видеть в чудесном чудесное — вот ключ ко всем тайнам мира.

Твоей кровью я напишу своё имя

— Нургал, что стряслось?
— Не Нургал, а Андрей! Такое имя дал мне отец.
— А я дал имя Нургал. Я тоже твой отец.
— Нет, ты убийца моего отца.
— Кто сказал? Она это придумала?
— Нет, я сам видел. Я был у Най-Най.
— Чего же ты хочешь? Ты уже вынес свой приговор.
— Хочу взглянуть в твои глаза, когда ты лжешь. Ты лгал мне все эти годы. Ты воспитывал меня с верой в то, что все зло из Запада. Ты украл у меня семью, мою душу! Ради чего? Зачем?
— Я дал тебе жизнь здесь.
— Я не буду воевать против короля.
— Король здесь не причем, ты поклялся вести наш народ на Запад, в земли, где садиться солнце.
— Наш народ? Это не мой народ. Мое место не здесь. Мне нигде нет места. За кого мне сражаться?… Против кого?..

Французские революционеры хотя бы имен своих не меняли, а у наших сплошь клички были: Ленин не Ленин, Сталин не Сталин, Зиновьев не Зиновьев. Одним словом, революция оборотней.

Пусть он откажется от гнева, пусть он оставит самодовольство, пусть он превозможет все привязанности. Никакие несчастья не случаются с тем, кто не привязан к имени и форме.

Для меня нет слова «звезда», это что-то непонятное и промежуточное: есть просто артисты и такие артисты, которые выше понятия звездности, у них есть Имя.

— Твоё имя до сих пор у тебя на груди?
— Тебе не нравится моё тату?
— Твой самолюбие не знает границ.

Узнать свой диагноз отчасти бывает даже полезно. Наконец-то всё, что было не так, названо по имени, тебе подтвердили, что ты не лентяйка, не дрянная девчонка, а больной человек. <…> Кроме того, поставленный диагноз иногда даёт тебе надежду на то, что кто-то займётся тобой и твоими проблемами.

Доброта должна быть в мире,
Быть должна она везде.
Доброта должна быть дома,
На работе, во дворе.
Людям надо быть добрее,
Не ругаться никогда,
Ведь важней всего на свете
В этом мире доброта.
Ну а кто не понимает этой общей доброты,
Им в штаны насыпать надо гайки, гвозди и болты,
Пристегнуть их к батарее, кипятком плеснуть в лицо
Пока руки не устанут бить башкой их об крыльцо
Затушить бычок об руку, молотком ударить в пах,
И сломать им надо ноги в 45 местах,
Не давать ногам срастаться, заставлять на них ходить,
И зажженные петарды кулаком им в рот забить,
Чтобы бошку разорвало на мельчайшие куски —
Это все любви во имя, все во имя доброты!

— Ваше имя Нигде не значится. — Я — богиня? — Вы неудачница.

По крови мы — арийцы, по фамилии — славяне, по имени — сербы, а по сердцу и духу — христиане

Те, кто узнал мое истинное имя, либо уже мертвы, либо судьба их была гораздо хуже. А ты мне еще нужен.

— Я до последней страницы переживал за парня, который выжил на войне и стремился к своей любимой.
— Уже 4 час ночи.
— Я не буду извиняться. Разве что от имени Эрнеста Хэмингуэя. Это он во всем виноват.
— Тогда пусть Хэмингуэй позвонит нам и извинится.

И идут без имени святого

По всей справедливости, медицина есть самая благороднейшая из всех наук и искусств. Но от невежества людей, занимающихся ею, или тех, которые не стыдятся дерзновенно судить о враче безотчетным образом, она, с давнего времени, начала терять своё высокое достоинство. Такой упадок её, кажется, происходит от того, что за вмешательство невежд в медицину нигде не назначено им приличного наказания, кроме бесчестия, которое на бесчестных не имеет никакого впечатления. Многих из сих людей можно уподобить актёрам, которые, хотя и принимают на себя вид актёров, подобно им одеваются и даже действуют, однако не суть актёры: точно то же и с врачами, — по имени их много, а по самому делу — очень мало.

Я знаю песню о Африке — о жирафах, об африканском месяце, лежащем на боку, о плугах на полях и покрытых пóтом лицах сборщиков кофе, — но знает ли Африка песню обо мне?
Будет ли дрожать над равниной воздух цвета моего платья? Придумают ли дети игру, в которой будет звучать мое имя? Будет ли полная луна отбрасывать на дорогу тень, похожую на меня? Будут ли орлы с холмов Нгонга высматривать меня, как и раньше?

Мгновения, которые ты мне подарила, имеют имя, они зовутся восхищением. Они до сих пор носят его, они сотканы из твоей вечности. Даже без тебя я никогда больше не буду один, ибо где-то существуешь ты.

Одни завоевывают кубки, другие гравируют на них имена победителей

— Это удивительно! Не можешь сосредоточиться, да? Подскакиваешь, когда звонит телефон, проверяешь почту по сто раз на день, жалеешь, что не пишешь песни и чувствуешь желание упомянуть её имя в любом разговоре?!… Это чувство у всех одинаково и теперь произошло с тобой, мой друг.
— Чёрт…
— Добро пожаловать в мой мир.

Мама дала мне мой псевдоним. Я очень любил этот мультик со Snoopy. Я стал подражать ему и мама начала называть меня Snoopy. Очень часто дети имеют прозвища, и прозвища перевешивают их настоящие имена. Я — один из этих сценариев.

О женщины, вам имя – вероломство

Ты стоишь над городом, на краю мокрой крыши и дождь свивает тугой нимб над твоей головой, болезненно пульсирующей безумным смехом с оттенками глубокой печали. И подобие звезды, жало сигареты тлеет в руках, и за пять страниц книги бытия, за пять секунд вышедшего времени ты становишься старым. Ты пристально смотришь в город, соединяя его с бездной, ты молча смотришь в людей, познавая в них себя самого. Ты летишь над городом, закрывая глаза. И не нужно ни крыльев, ни потрепанных чудес, ни прочей бутафории, чтобы однажды понять, что…А где-то там, далеко-далеко, копошатся калеки, скалятся, прорастая подлостью в стены домов, подслеповато сверкают глазками, судорожно размножаясь в плесени ядовитых слов, тяжелых неповоротливых мыслей, камнями падающих под ноги, спотыкаются, воют, грызут друг друга и злобно шипят тебе вслед… И это прекрасно. Радуйся, когда они проклинают твое имя, и бойся того дня, когда они распахнут тебя объятья, признавая в тебе своего. Это будет значить только одно. Ты упал.

Парадокс: все говорят о добре, но за это же добро, во имя его тут же готовы уничтожить ближнего.

А теперь выйдем в ночь и пустимся в погоню за коварной обольстительницей, имя которой — приключение!

Моё имя для неё теперь, пожалуй — никто,
Но страшно признаться мне,
Что фигура в лиловом пальто,
Навеки застыла в моей зиме.

Одд сам находится в мире людей, но обладает способностью притягивать к себе иной мир. Поэтому он носит прозвище Хельги – Вещий, но только прозвище. А для тебя это стало именем – ты сам отчасти находишься в ином мире. И это он должен завидовать тебе! Он всю жизнь бродил по дальним странам, скитался по морям, чтобы найти иной мир. А тебе не надо его искать – ты носишь его в самом себе.

Ах, книги — это такие предатели! Вы думаете, они вас поддержат, а они оборачиваются против вас же. Не только вы, другой тоже может пустить в ход книгу, и вот вы уже увязли в трясине, в чудовищной путанице имен существительных, глаголов, прилагательных.

— Как её зовут?
— У неё удивительное имя… Надя.
— Главное — редкое.

Набери мое имя в Google,
Прочитай километры лажи.
Что еще в этом чертом мире
тебе про меня расскажут?!
Но, пожалуйста, слышишь, пожалуйста,
Согласись на последнюю встречу!
Я не могу, не могу, не могу больше.
Весна по щекам поцелуи хлещет.

— Мистер, зачем вы остановили лифт?
— Это не я, это Мурлид Кхан!
— Кто это? Лифтер этого корабля?
— Он лифтер всего мира. По его приказу мир движется или вверх или вниз, а другие его имена — Кришна или Канхайя… это тот, кто сводит влюбленных, чтобы они встретились, познакомились и полюбили друг друга!

Нетронутое имя, генерал,
Для женщин и мужчин всего дороже.
Кто тащит деньги — похищает тлен.
Что деньги? Были деньги, сплыли деньги.
Они прошли чрез много тысяч рук.
Иное — незапятнанное имя.
Кто нас его лишает, предает
Нас нищете, не сделавшись богаче.

— Камеры отключили как раз перед убийством. Система защищена паролем. Прошлой ночью доступ к ней был только у одного человека — нашей жертвы.
— Так, что? Он выключил камеры, чтобы его убийцу не опознали? Подумай, как было бы просто, будь у нас запись!
— И если бы убийца был в футболке, на которой написано его имя и адрес!
— А адрес был бы совсем рядом с участком!
— И убийца тихонько бы нас ждал уже в наручниках, зачитывая самому себе правило Миранды!
— Как было бы здорово! А что нам теперь делать?

Любовь приходит к нам по-разному, в разных обличьях, в разных одеждах, и, может быть, нужно очень много времени, чтобы понять, принять и называть её по имени

— Спасибо вам за это. — Спасибо тебе за компанию. Думаю, мы открыли все звёзды? — Вообще-то не мы их открыли, верно? Ведь кто-то другой увидел их до нас и дал им имена, написал кучу историй о них. А мы просто нашли то, что они для нас оставили. — А разве это не открытие? — Ну вообще-то нет. — Сюжет не в историческом смысле. Не мы создали звёзды и дали им имена, но этими осенними вечерами мы обнаружили их вместе. Это уже что-то. Разве нет? — Что-то, что-то, что-то. Мой дедушка как-то сказал что-то похожее. Что-то про сказку, которая стала реальностью. Потому что реальная, я её послушала. — Это прекрасно. — Неплохо

— Тутси, перерыв.
— Простите, но у меня есть имя! Не милашка, не дорогуша, не Тутси, а Дороти! Как Джон — это Джон, а Том — это Том!

Умирaeт любoвь, нaчинaeтcя cкукa,
У нoвoй игры имя — рaзлукa.
И кaпaют cлeзы, cмывaя вecнушки
Лишь тoлькo бы были у Aнны игрушки…

— Парень, ты кто такой?
— Знаете, мне как-то неловко представляться, но если вы настаиваете, то я мирный охотник в погоне за миражом по имени любовь.

Товарообмен посредством денег – вот закон чести людей доброй воли. В основе денег лежит аксиома, что каждый человек – единоличный и полновластный господин своего разума, своего тела и своего труда. Именно деньги лишают силу права оценивать труд или диктовать на него цену, оставляя место лишь свободному выбору людей, желающих обмениваться с вами плодами своего труда. Именно деньги позволяют вам получить в награду за свой труд и его результаты то, что они значат для тех, кто их покупает, но ни центом больше. Деньги не признают иных сделок, кроме как совершаемых сторонами без принуждения и со взаимной выгодой. Деньги требуют от вас признания факта, что люди трудятся во имя собственного блага, но не во имя собственного страдания, во имя приобретения, но не во имя потери, признания факта, что люди не мулы, рожденные, чтобы влачить бремя собственного несчастья, – что вы должны предлагать им блага, а не гноящиеся раны, что естественными взаимоотношениями среди людей является обмен товарами, а не страданиями. Деньги требуют от вас продавать не свою слабость людской глупости, но свой талант их разуму. Деньги позволяют приобретать не худшие из предложенных вам товаров, а лучшее из того, что позволяют ваши средства. И там, где люди могут свободно вступать в торговые взаимоотношения, где верховным судьей является разум, а не кулаки, выигрывает наилучший товар, наилучшая организация труда, побеждает человек с наивысшим развитием и рациональностью суждений, там уровень созидательности человека превращается в уровень его возрождения. Это моральный кодекс тех, для кого деньги являются средством и символом жизни.

— Правда ведь, что есть нечто страшное в тех, кто может осознанно и целенаправленно раздавить человека?
— Разве? Меня куда больше пугают люди, которые делают это бессознательно. Те, кто готовы растоптать других во имя своей правды и надуманной справедливости…

Кто хочет драться? Место здесь свободно, а шпага верная остра!
Я буду выдавать в порядке номера!
Герои, ближе! Все, поочерёдно!
Ну, кто же именем своим откроет лист?
Вы сударь? Нет? Вы? Нет? Вы?
Первый дуэлист на славу будет мною встречен!
Ну, кто смерти ждёт, пусть руку смелую скорей поднимет тот!
Однако что-то в вас не вижу я отваги…
Иль так смущает вас вид обнажённой шпаги?

Человек не начал жить вполне, пока не перерос узкие рамки эгоистичных забот и не пришёл к заботам всего человечества. Каждый должен решить для себя: то ли ему обитать в свете творческого альтруизма, то ли во тьме разрушительного своекорыстия. Так, самый настойчивый и неотложный вопрос судьи по имени Жизнь: «Что ты делаешь для других?»

Как ты смеешь порочить мое честное имя своей грязной клеветой!

А куда делся Андре? Вы дерзаете, а где Андре? Дизайнеры ищите Андре! Где Андре? Ну, где наш маленький ягнёночек? Не расслабляйтесь дизайнеры, дерзайте! Андре… я всегда начинаю фразу с имени Андре! Это помогает мне войти в образ! Андре, вчера в красном лобстере ты меня сильно смутил, у нас с тобой, конечно, большая разница в возрасте, Андре, но ты вёл себя как ребёнок! Андре, ты опрокинул тарелку с лобстером мне на колени! Ты вёл себя так некультурно… Андре, знаешь я думаю нам всем надо дерзать! Да! Ты и я, давай дерзнём Андре! Андре! Прекрати немедленно, Андре! Почему когда у нас с тобой размолвка ты постоянно убегаешь в туалет?! Где Андре?!

… не важно, как далеко и надолго ли ты уехал, но если не хочешь, чтобы твое имя выветрилось из коллективного сознания, делай вид, что отлучился всего на минуту.

Кто не вернется, тем памятник до неба, и каждое имя золотом.

И мы знаем, что так было всегда,
Что судьбою был больше любим,
Кто живет по законам другим
И кому умирать молодым.
Он не помнит слова «да» и слова «нет»,
Он не помнит ни чинов ни имен
И способен дотянуться до звезд,
Не считая, что это сон,
И упасть опаленным звездой по имени Солнце.

По острым иглам яркого огня
Бегу, бегу, дорогам нет конца.
Огромный мир замкнулся для меня
В арены круг и маску без лица.Я шут, я Арлекин, я просто смех,
Без имени и, в общем, без судьбы.
Какое, право, дело вам до тех,
Над кем пришли повеселиться вы.

Когда я немного подрос, родители выдали мне первую библиотечную карточку. Кажется, библиотека находилась на 85-й улице, на чужой земле. Я сразу попросил у библиотекаря что-нибудь о звездах. Она принесла альбом фотографий мужчин и женщин с именами вроде Кларк Гейбл и Джин Харлоу. Я выразил недовольство, и она, улыбнувшись (по причине мне тогда непонятной), нашла другую, правильную книгу.

— Ты не солдат, а врач.
— Военный врач! А значит, могу переломать все кости, называя их по именам.

Как все-таки мы быстро умеем забывать. Причем, чаще всего очень хорошее забывать, теплое и по-настоящему важное. И, знаете, это не время все стирает и перемалывает, нет — это наша безответственность к собственной памяти. Изменяются названия улиц, на которых мы выросли, имена соседей, фамилии одноклассников, первых учителей, телефоны товарищей, лица возлюбленных. Не можешь вспомнить аромата любимых духов мамы, забываешь, когда в последний раз выходили с отцом на рыбалку, смотрели футбол или просто вместе смеялись. Все становится песком, утекает между пальцев. Какого числа родилась бабушка? А прабабушка? На какой каток ходила бабушка с подругами, в какой парк бегала на танцы, какая у нее была девичья фамилия, под какую музыку она познакомилась с дедушкой? А сколько у деда было орденов или медалей? А как звали его отца? И так далее, и так далее… Все превращается в пыль. И неужели все так улетучивается безвозвратно? Как-то не очень хочется в это верить. Ведь где-то должна храниться эта огромная информация. Может, на каких-то полочках, в каких-то файлах, в сундуках, на чердаках. Может, когда-нибудь в антикварной лавке, среди сэконд-хэнда или в пункте потерянных вещей, отыщутся все наши воспоминания, и тогда… И тогда воздух наполнится ароматом черемухи, во рту появится сладкий вкус черешни, во дворе, куда родители никогда не боялись нас отпускать гулять одних, тихонечко затренькает гитара, раздастся чей-то смех и высоко в небе пролетит самолет, оставляя длинный белый след. Конечно, кто-то скажет: «Абсурдно все помнить». И будет прав. Есть прогресс, мир меняется, человечество растет… Вы меня поймите правильно, я ни к чему не хочу призывать, просто попросить не забывать. Не забывать, как улыбаются ваши друзья, как учащается пульс при виде любимого человека, постараться запомнить вкус собственных слез и первое слово вашего ребенка. Мне кажется, в силах каждого из нас это сделать, ну хотя бы попробовать. И, вполне вероятно, тогда окажется неважным, какие у тебя часы на руке, на какой машине ты приехал, на каком шоссе у тебя дом, какой национальности ты, какую религию исповедуешь. Я всего лишь хочу, чтобы вы вспомнили, как это здорово — просто жить.

От того, что мы не называем предметы своими именами, они не перестают существовать…

Всякий, наносящий удар во имя правого дела, дол­жен быть крепок не только как молот, но и как наковальня.

— Эй, ты случайно не Джо?
— Ты ошибся, приятель. Я — Пит.
— Ладно, тогда я — Джордж.
— Жалко тебя, да?
— Скажи мне, нет ли у тебя брата-близнеца по имени Джо?
— Мои братья — не твоё собачье дело!
— Ладно, мне чертовски нужно поговорить с этим Джо и побыстрее.
— Этого мужика не знаю!
— Мне некогда с тобой шутки шутить! Дело чертовски серьёзное!
— Если серьёзно, то не пошёл бы ты отсюда?!
— Полегче! Я не уйду, пока не узнаю, где этот Джо!
— Трудное дело, Джордж! Мне мама всегда говорила: «Джо, не разговаривай с незнакомцами и не бери у них конфет»!
— А что я говорил тебе — ДЖО!
— А не пошёл бы ты?!

Поставь себя на ее место. Все, что произошло сегодня, было сделано во имя тебя. И это нормально, потому что она любит тебя, очень любит. Но почему-то именно она всегда оказывается под ударом.

Вы видите мою одежду, но не мою душу. Вы знаете мое имя, но не мою историю. Самое печальное — вам этого достаточно

— Это история о том, как я умер. Впрочем, не беспокойтесь, это действительно очень забавная история. Но правда в том, что она даже не обо мне. Это история о девушке по имени Рапунцель. И начинается эта история с солнца.

Мы все умрем и будем гнить в земле. Но наше имя будет жить. Оно останется в веках. Не твоя честь и твоя слава, а честь семьи.

Какую власть имеет человек,
Который даже нежности не просит.
Я не могу поднять усталых век,
Когда он моё имя произносит

Девушки порой такие скрытные: «Имя: Екатерина.

Ты, публика, добра, очень добра, а потому ты неразборчива и недогадлива. На тебя нельзя положиться, что ты с первых страниц можешь различить, будет ли содержание повести стоить того, чтобы прочесть ее, у тебя плохое чутье, оно нуждается в пособии, а пособий этих два: или имя автора, или эффектность манеры.

Клоун цвета леденцов по имени Дрёма
Входит в мою комнату
На цыпочках каждую ночь.
Разбрасывает звездную пыль
и тихо шепчет: «Засыпай.
Теперь всё хорошо».
Я закрываю свои глаза,
И уплываю прочь
В волшебную ночь.

Вообще любую женщину (которая не общественный деятель) звать за глаза по фамилии — фамильярность, злоупотребление отсутствием, снижение, обращение ее в мужчину, звать же за глаза — ее детским именем — признак близости и нежности, не могущий задеть материнского чувства — даже императрицы.

Будет продолжать дневник или не будет – разницы никакой. Полиция мыслей и так и так до него доберется. Он совершил – и если бы не коснулся бумаги пером, все равно совершил бы – абсолютное преступление, содержащее в себе все остальные. Мыслепреступление – вот как оно называлось. Мыслепреступление нельзя скрывать вечно. Изворачиваться какое-то время ты можешь, и даже не один год, но рано или поздно до тебя доберутся.
Бывало это всегда по ночам – арестовывали по ночам. Внезапно будят, грубая рука трясет тебя за плечи, светят в глаза, кровать окружили суровые лица. Как правило, суда не бывало, об аресте нигде не сообщалось. Люди просто исчезали, и всегда – ночью. Твое имя вынуто из списков, все упоминания о том, что ты делал, стерты, факт твоего существования отрицается и будет забыт. Ты отменен, уничтожен: как принято говорить, распылен.

Женщина по-настоящему счастлива, когда у неё два имени: одно — «Любимая», а второе «Мама»

Я под забором, в хоккейной маске,
пытаюсь вспомнить свое имя и автобус,
в который сяду, тупой, как глобус,
и, как законченный поэт, уеду вдаль.

— Алло, это доставка авиабилетов? Два билета надо. Имя моё запишите. Азамат… Азамат! Хорошо, по буквам диктую. Анастасия, Зиновий, Анна, Михаил, Александр, Таймураз… ТАЙМУРАЗ! Тимофей, Анна, Йошкар-Ола, Маша, Урузма… УРУЗМА!!! Нет, женщина, это не фамилия. Вы тупая. Тимберлейк, Ульяна, ПАЯ…

Зови меня Царем, зови меня Демоном. Вода не помнит имен утонувших!

Законодательство есть легкое средство уничтожать отдельную личность во имя интересов общества.

Ему судьба готовила путь славный, имя громкое — народного заступника, чахотку и Сибирь.

Я хочу, чтоб эта песня,
Эта песня не кончалась,
И, её услышав, ты спросила:
«Не моё ли имя прозвучало?»

… что может быть кpасивее,
Чем сидеть на облачке и, свесив ножки вниз,
Дpyг дpyга называть по имени.

Есть ли у этой тьмы имя? Эта жестокость, эта ненависть, как она нашла нас? Она прокралась в нашу жизнь, или мы сами нашли и приняли её? Что с нами случилось? Мы отправляем наших детей в мир, как на войну, надеясь на их возвращение, но зная, что некоторые погибнут по дороге. Когда мы сбились с пути? Нас окутали тени и поглотила тьма… Есть ли у этой тьмы имя? Может… это твоё имя?…

Шесть зверей рвутся в мир, они знаменуют шесть ликов зла. … Голод, Мор, Жадность, Зависть, Страх, Подлость — таковы древние имена волков. Голод — самый тощий и клыкастый, у Мора бешеные глаза и пена каплет с языка, Жадность тянет когти к добыче, Зависть фальшиво улыбается, Страх дыбит загривок, Подлость крадётся, низко припадая на брюхо и пряча клыки.

Стоит только решить, будто предстоящее дело является важным, как всё валится из рук, привычные операции становятся запредельными трюками. Разум выполнил недопустимую операцию и будет закрыт. Отличник умолкает в разгар ответственного экзамена и тупо пялится в стол, не в силах даже вспомнить имя и отчество экзаменатора, счастливый влюбленный третий месяц кряду талдычит: «Пойдём в кино» — вместо «Выходи за меня замуж», надёжный автомобиль глохнет на экзамене в ГАИ, а опытный энтомолог впервые в жизни промахивается, пытаясь накрыть сачком махаона своей мечты… На этом месте могли бы быть тысячи не менее банальных примеров, но, пожалуй, достаточно.

Почему мы должны платить за своих родителей? Мы – заложники их ненависти, Робер. И не только мы, но и наши любимые, и наши дети. За нас решают, кого нам любить, кого ненавидеть, кому принадлежать… Нас не спрашивают, мы – вещи, только с именами и с душой. Мы не живем, нас продают, покупают, меняют, переставляют, пока мы не вырастаем в хозяев таких же вещей, уже наших…

— Возможно, это другой Геркулес!
— Да! Нынче Геркулес — очень популярное имя.

— Ты можешь умереть во имя страны, за свой народ, за свою семью, а во имя бога ты должен жить полной жизнью до скончания дней своих.
– И как долго они продлятся?
– Посмотрим.

— Так, объясняю тебе доступно, тебя макнут в воду, а я выпью чашечку чая. Под тобой протекает известная река Темза. Надеюсь, ты сможешь задержать дыхание до тех пор, пока мой чайник не закипит. А после этого я задам тебе вопрос, всего один вопрос. А ты назовешь мне имя. Назовешь правильное имя – отпущу домой сухим и чистеньким, в новой одежде. Назовешь неправильное — я тебя ракам скормлю. А они американские, эти раки. Здоровые, голодные скоты. Как положено американцам, они сожрали конкурентов, но не откажутся от добавки. Ну-ка покажи ему, Чарли…Хорошо, увидимся, наслаждайтесь…

Вся история медицины есть история нарушения законов природы. Церковь — как протестантская, так и католическая — пыталась приостановить использование анестезирующих средств, потому что по закону природы женщина должна рожать детей в муках. И то, что люди должны умирать от болезней, — закон природы. И то, что человеческое тело нельзя разрезать и что-то там чинить, — тоже закон природы. Был даже один парень по имени Бруно, которого сожгли на костре, потому что он не верил в абсолютную истину и законы природы вроде этих.

Что в имени? То, что зовем мы розой, —
И под другим названьем сохраняло б
Свой сладкий запах!

Я несу твое сердце в себе…
Твое сердце в моем.
Никогда не расстанусь я с ним
И куда ни пойду,
Ты со мной, дорогая!
Все дела и поступки мои
Разделю я с тобой, моя радость.Я судьбы не боюсь –
Ибо ты мне судьба и звезда.
Мне не нужен весь мир –
Ты мой мир,
Моя истина и красота.Это тайна, известная многим.
Это корень корней,
Ствол стволов,
Небо небес,
Дерево именем жизнь,
Растущего выше мечтаний души
И ума дерзновений.
Это чудо, хранящее звезды от смерти…
Я несу твое сердце…
Твое сердце в моем…

Мне рассказывали про одну девушку, которая вообразила, что у нее со мной отношения. Она писала мне письма, а потом писала себе ответы от моего имени, и в ее сознании мы были женаты, и у нас было двое детей. Завершилось все тем, что в конце концов ей потребовалась серьезная помощь.

История похожа на спектакль, в котором обновляются костюмы, декорации, имена действующих лиц. Содержание остается неизменным.

Само имя философии вызывает достаточно ненависти

Во имя добра, справедливости и еды!

Не называйте чужие вещи своими именами

— Сделай так, чтобы я исчез.
— Позвольте напомнить, я подчиняюсь напрямую М. Мне нужно платить ипотеку и кормить двух котов.
— А… Тогда ты лучше доверяй мне. Во имя своих котов.

Животных я действительно люблю, и они отвечают мне взаимностью. В детстве мой дом и вовсе был больше похож на зоопарк. У моей семьи было серьезное хобби — коллекционирование живых существ, которые далеко не всегда являлись домашними питомцами. Самое первое животное, которое я помню, — это лабрадор по имени Зоуи. Был еще попугай, но его помню плохо, поскольку тогда был совсем младенцем. Правда, говорят, что это был странный попугай, который из всей семьи признавал только меня. Я был его любимцем, и если кто-то ошивался рядом с нами, то рисковал подвергнуться атаке со стороны этой птицы.

— Пациент завела романтические отношения с мужчиной по имени Серджио… Серджио?
— Он идеальный мужчина: не стягивает одеяло и ходит в лоток.

Мир на земле! Никогда об этом не говорили больше и никогда не предпринимали во имя этого меньше, чем в наше время.

Мать всегда говорила мне: доверяй мужу, обожай мужа и запиши как можно больше имущества на свое имя.

Энергетический Куб существовал ещё до того, как время начало свой отсчет. Нам неизвестно, откуда он появился, но мы знаем, что он несёт в себе силу, способную создавать миры и наполнять их жизнью. Так родилась и наша раса. Мы жили в мире и согласии, но как часто бывает с великой силой — одни захотели употребить её во имя добра, а другие во имя зла. И началась война, разорявшая нашу планету до тех пор, пока на ней не воцарилась смерть. А Энергетический Куб был утерян в глубинах космоса… Мы рассредоточились по всей Галактике в надежде вернуть его и восстановить свой родной дом. Осматривали каждую звезду, каждый мир… И когда мы уже потеряли надежду, сообщение о новом открытии заставило нас отправиться к неизвестной планете под названием Земля. Но мы опоздали…

Взгляд на вещи [называемый пантеизмом]… — что все многообразие является только очевидным, что в бесконечной серии индивидуумов, проходящих одновременно и последовательно в жизнь и из жизни, поколение за поколением, век за веком, есть только один и одна и та же сущность, реально существующая, которая присутствует и одинакова у всех одинаково; — эта теория. может быть перенесена в самую древнюю древность. Это альфа и омега самой древней в мире книги, священных Вед, чья догматическая часть, или, скорее, эзотерическое учение, содержится в Упанишадах. Там почти на каждой странице закреплено это глубокое учение; с неутомимым повторением, в бесчисленных приспособлениях, многими разнообразными притчами и сравнениями, оно излагается и внушается. Более того, именно таков был источник того, откуда Пифагор черпал свою мудрость, нельзя сомневаться. То, что оно сформировало практически центральную точку во всей философии Элеатической школы, также является знакомым фактом. Позже, Новые Платонисты были погружены в то же самое. В девятом веке мы находим это неожиданно появляющимся в Европе. Он разжигает дух не менее божественного, чем Иоганн Скот Эригена, который стремится облечь его в формы и терминологию христианской религии. Среди мусульман мы снова обнаруживаем это в безудержной мистике суфиев. На Западе Джордано Бруно не может устоять перед желанием произнести это вслух; но его награда — это смерть от стыда и пыток. И в то же время мы обнаруживаем, что христианские мистики теряются в этом против их собственной воли и намерений, когда бы и где бы мы ни читали о них! Имя Спинозы отождествляется с ним. Новые Платонисты были погружены в то же самое. В девятом веке мы находим его неожиданно появляющимся в Европе. Он разжигает дух не менее божественного, чем Иоганн Скот Эригена, который стремится облечь его в формы и терминологию христианской религии. Среди мусульман мы снова обнаруживаем это в безудержной мистике суфиев. На Западе Джордано Бруно не может устоять перед желанием произнести это вслух; но его награда — это смерть от стыда и пыток. И в то же время мы обнаруживаем, что христианские мистики теряются в этом против их собственной воли и намерений, когда бы и где бы мы ни читали о них! Имя Спинозы отождествляется с ним. Новые Платонисты были погружены в то же самое. В девятом веке мы находим его неожиданно появляющимся в Европе. Он разжигает дух не менее божественного, чем Иоганн Скот Эригена, который стремится облечь его в формы и терминологию христианской религии. Среди мусульман мы снова обнаруживаем это в безудержной мистике суфиев. На Западе Джордано Бруно не может устоять перед желанием произнести это вслух; но его награда — это смерть от стыда и пыток. И в то же время мы обнаруживаем, что христианские мистики теряются в этом против их собственной воли и намерений, когда бы и где бы мы ни читали о них! Имя Спинозы отождествляется с ним. кто пытается одеть это с формами и терминологией христианской религии. Среди мусульман мы снова обнаруживаем это в безудержной мистике суфиев. На Западе Джордано Бруно не может устоять перед желанием произнести это вслух; но его награда — это смерть от стыда и пыток. И в то же время мы обнаруживаем, что христианские мистики теряются в этом против их собственной воли и намерений, когда бы и где бы мы ни читали о них! Имя Спинозы отождествляется с ним. кто пытается одеть это с формами и терминологией христианской религии. Среди мусульман мы снова обнаруживаем это в безудержной мистике суфиев. На Западе Джордано Бруно не может устоять перед желанием произнести это вслух; но его награда — это смерть от стыда и пыток. И в то же время мы обнаруживаем, что христианские мистики теряются в этом против их собственной воли и намерений, когда бы и где бы мы ни читали о них! Имя Спинозы отождествляется с ним

Мистерия называет имена бога, она показывает его лица. Это та информация, то истинное знание, которое необходимо, по большому счёту. Потому что если бога нет, то всё бессмысленно.

Вот благоразумный поступок, совершенный во имя любимого человека — есть величайшее объяснение в любви

Если разорвал с женщиной отношения, не впадай в уныние — она вернется с другим именем, цветом волос и глаз, и даже может быть с более красивыми ногами

Моя весна прошла, но она оставила мне этот французский цветочек, от которого в иные минуты мне очень хотелось бы отделаться. Перестав ценить тот стебель, на котором он расцвел, убедившись, что это такая порода, которая признает только золотое удобрение, я испытываю лишь весьма относительную привязанность к этому цветку, особенно когда он кажется таким искусственным, как сейчас. Я сохраняю его у себя и выращиваю скорее во имя католического принципа, гласящего, что одно доброе дело может искупить множество грехов — больших и малых.

Один бог разве мог сказать, какой был характер Манилова. Есть род людей, известных под именем: люди так себе, ни то ни се

В организованной религии есть вещи, на которые я негодую. Христос уважается как принц Мира, но больше крови было пролито во имя Его, чем за любую другую фигуру в истории. Вы показываете мне один шаг вперед относительно религии, и я покажу вам сто регрессов. Помните, они были людьми Бога, которые разрушили образовательные сокровища в Александрии, кто организовал инквизицию в Испании, кто сжег ведьм в Салеме. Более чем 25 000 организованных религий расцвели на этой планете, но последователи каждой думают, что другие несчастно ошибаются и, возможно, также являются злом.

Кажется, я вспомнил одну шутку про свое имя. В школе какой-то чувак все никак не мог нормально выговорить это — Хоакин. И я сказал ему: «Даже не пытайся. Я и сам-то его не выговариваю».

Любовь — это когда я пишу твое имя на стекле,а рядом рисую сердечко

— Так что у тебя с Шарлин?
— Вчера у нас была волшебная ночь.
— И ты по-прежнему утверждаешь, что не изменяешь жене?
— Я уверен в этом, искренне, всей душой. Секс через Интернет не измена.
— То есть, как это? 3 часа ночи, жена и дети спят наверху, а ты внизу трахаешь тёлку в киберпространстве.
— Во-первых, мы не трахаемся. Мы печатаем на клавиатуре. Во-вторых, и тут ты меня обидел… Шарлин не какая-то там тёлка. Она — биржевой брокер Ральф, притворяющийся какой-то там тёлкой по имени Шарлин.

Любопытно, как люди воспринимают музыку — они не слушают ее как таковую, гораздо больше внимания они уделяют имени, написанному на обложке.
Если музыка способна тронуть мою душу, неважно, тяжелая она или легкая — это моя музыка.

Это было самое большое и самое страшное открытие из всех, которые Максим сделал на своем обитаемом острове.
Излучение башен предназначалось не для выродков. Оно действовало на нервную систему каждого человеческого существа этой планеты. Физиологический механизм воздействия известен не был, но суть этого воздействия сводилась к тому, что мозг облучаемого терял способность к критическому анализу действительности. Человек мыслящий превращался в человека верующего, причем верующего исступленно, фанатически, вопреки бьющей в глаза реальности. Человеку, находящемуся в поле излучения, можно было самыми элементарными средствами внушить все, что угодно, и он принимал внушаемое как светлую и единственную истину и готов был жить для нее, страдать за нее, умирать за нее.
А поле было всегда. Незаметное, вездесущее, всепроникающее. Его непрерывно излучала гигантская сеть башен, опутывающая страну. Гигантским пылесосом оно вытягивало из десятков миллионов душ всякое сомнение по поводу того, что кричали газеты, брошюры, радио, телевидение, что твердили учителя в школах и офицеры в казармах, что сверкало неоном поперек улиц, что провозглашалось с амвонов церквей. Неизвестные Отцы направляли волю и энергию миллионных масс, куда им заблагорассудится. Они могли заставить и заставляли массы обожать себя; могли возбуждать и возбуждали неутолимую ненависть к врагам внешним и внутренним; они могли бы при желании направить миллионы под пушки и пулеметы, и миллионы пошли бы умирать с восторгом; они могли бы заставить миллионы убивать друг друга во имя чего угодно; они могли бы, возникни у них такой каприз, вызвать массовую эпидемию самоубийств… Они могли все.

Потом начались луга, зеленые луга, распростершиеся под солнцем, словно готовая отдаться женщина. Сочная трава бурно разрослась до самой обочины дороги, здесь улитки пускались в свое медленное бегство от поднимающегося солнца. Как капельки масла в сливочном пироге, желтели цветы, росшие кустиками. Некоторые из них он помнил еще со школьной поры. Он громко называл их по именам, кивал им, словно после тяжелой болезни вернулся к родным: голубая перечная мята, стройная пастушья сумка, толстый, добродушный одуванчик.

Ну что ж — в конце-то концов все они существовали, все наполняли смыслом своих жизней имя рода, все подтверждали ту изначальную истину, что мы зависим от предков, от кровных, пусть даже и мимолётных связей, что все мы — хранилища жестов, ужимок, пристрастий, телесных примет своих пращуров. Что мы всего только слабые существа, несущие в жилах ток горячей беззащитной крови

Рискуя показаться смешным, хотел бы сказать, что истинным революционером движет великая любовь. Невозможно себе представить настоящего революционера, не испытывающего этого чувства. Вероятно, в этом и состоит великая внутренняя драма каждого руководителя. Он должен совмещать духовную страсть и холодный ум, принимать мучительные решения, не дрогнув ни одним мускулом. Наши революционеры должны поднять до уровня идеалов свою любовь к народу, к своему святому делу, сделать её нерушимой и целостной. Они не могут снизойти даже до малой дозы повседневной ласки там, где обычный человек это делает. Руководители революции имеют детей, в чьём первом лепете нет имени отца. Их жёны — частица тех жертв, которые они приносят в жизни. Круг их друзей строго ограничен товарищами по Революции. Вне её для них нет жизни

Шедевр — дитя, которое получает имя лишь после смерти отца.

Меня столько раз называли Джаредом, что я уже просто откликаюсь на это имя.

В наши времена все можно делать, нельзя только называть вещи своими именами.

Я думала о том, что бы Крис хотел, чтобы я сегодня сказала. Какой бы совет он мне дал, который был бы чем-то вроде: «А знаешь, детка, к чёрту. Эти ребята знают обо мне всё. Расскажи ему о ком-нибудь другом». Я решила, что расскажу кое-что о герое Криса. О человеке по имени капитан Джо Кангега. В 1960 году забравшись в воздушный шар из фольги, капитан Джо поднялся на высоту 32 километра в стратосферу, а затем вооруженный только парашютом он прыгнул. Он падал 4 минуты 36 секунд, достигнув скорости 740 миль в час перед тем, как открыл свой парашют за 5 километров до земли. Раньше этого не делал никто и не повторил до сих пор. Он сделал это просто потому, что мог. И вот за что Крис любил его, потому что Крис говорил «да». Он говорил «да» всему. Он любил каждого. Он был самым храбрым парнем. Человек, которого я знала. И вот почему он выпрыгивал из воздушного шара каждый день, потому что мог. Потому, что был. И вот почему… И вот почему… Мы… Мы любили его!

Паук — у него нет имени, так как одиноким существам не нужно распознавать своих, – спокойно ждёт. В молодости он не умел сдерживать нетерпение и упустил немало добычи. Он думал, что любое насекомое, попавшее в паутину, обречено. На самом деле это еще только половина успеха, все решает время. Надо повременить, и обезумевшая дичь запутается сама. Такова высшая, утонченная философия пауков. Нет лучшей техники боя, чем ожидание того, что противник уничтожит сам себя.

Ты всегда должен помнить своих предков. Тех, кто любит и смотрит за тобой. Твое имя — это твой дух. Твое имя — это твой щит.

Можно сколько угодно спрашивать «почему?». Но холодному небу с россыпью созвездий нет никакого дела до разумной песчинки по имени человек.

— Позвольте узнать ваше имя? — спросила она. Взгляд его темных глаз переместился на Пайпер.
— Кекроп, первый и вечный царь Афин. Я приветствую вас в моём городе, — он поднял вверх закрытое блюдо. — Также я принёс кекс Бундт.
Пайпер посмотрела на своих друзей.
— Ловушка?
— Возможно, — произнесла Аннабет.
— Ну, по крайней мере, он принес десерт, — Перси улыбнулся змееподобным ребятам. — Добро пожаловать на борт!

Один мудрец сказал богачам:
— Клянусь именем Бога, что когда вы покинете сей мир, то ни к чему так не будете стремиться, как к тому, чтобы вернуться в него снова и творить добро, дабы удостоиться блаженства вечного и спасти себя от наказания. Так совершайте же благие дела сейчас, пока вы пребываете в мире сем, до того как вы покинете его и уже никогда не сможете вернуться снова.

— Это ограбление!
— Какого хрена вы тут делаете?
— А на что это похоже? Разуй глаза! Мы выносим банк! Иначе зачем мы тут размахиваем пушками и всеми делами?
— Мы тут работаем. Проваливайте!
— Что-то я не заметил твоего имени на вывеске. Может, тебя зовут Кредит?! Ха…

Звезды показались ему особенно яркими и близкими. Многих он знал по их древним именам как старых друзей. Да разве они и не были исконными друзьями человека, заправлявшими его пути, возвышавшими его мысли, ободрявшими мечтания

— А Вас, простите, как зовут?
— Алика.
— Странное имя.
— Ничего странного. Дурацкое имя, вот и все. Мама хотела назвать Александрой, отец Ликой. Сошлись на среднем, получилось Алика. Дикость, как, впрочем, любой компромисс.
— … А море зовут Черное.

У моей зависимости есть имя, фамилия и карие глаза

Некоторые рыцари не дают имена своим лошадям, – сказал Дунк. – Чтобы не сильно горевать, когда лошадь падет в битве. Коня всегда можно заменить, а как заменишь верного друга?

Кто умирает во имя страны и родины, тот бессмертен.

Мои мысли, моё имя, мои труды будут принадлежать России.

— Я Беатрис, но меня все зовут Трикси.
— С таким именем только на панель.

Господи, какой же бред иногда несут нам пословицы и поговорки. Устал выслушивать по всякому поводу и без него заезженную мудрость: «Мужчина — голова, а женщина — шея, куда шея повернет, туда голова и посмотрит». Кстати, занятное совпадение, но почему-то ни разу не слышал ее от мужчин. Так вот, уважаемые мои женщины: коль уж голова умная и наделена способностью мыслить, чувствовать, творить, как ты ей ни крути, из нее желания и мысли не выветрятся. А управление и контроль еще никогда не приводили к счастью, и было бы смешно, если бы части человеческого организма вдруг объявили друг другу тайную войну, сражаясь за лидерство, пытаясь подчинить друг друга, такой организм не был бы способен функционировать. К тому же, если уж сравнивать, женщина не шея! ЖЕНЩИНА — СЕРДЦЕ, которое питает кислородом, кровью, энергией мозг. Именно поэтому он думает во благо и во имя своей любимой женщины, матери, дочери… А шея нужна барану, который крутит башкой из стороны в сторону и на все смотрит как на новые ворота.

С детства тебе внушали, что настоящая женщина должна быть скромной. Быть скромной значит не высказывать своего мнения, не проявлять агрессии и всегда жертвовать своими интересами во имя других. Быть скромной значит быть удобной для мужчины.

Разговаривают психолог и отец Вовочки: — Вы слишком строги с вашим сыном. — Почему? — Потому, что когда я спросил его имя и фамилию, то он ответил: «Вова Перестань»

Есть такая специальная лаборатория, где ищут глубину поверхностных явлений и смысл бессмыслиц. Её офисы и представительства разбросаны по миру, а добровольные жертвы её экспериментов обреченно сканируют друг друга: обувь, одежда, часы, сумка, украшения… «Забрэндованность» общества достигла катастрофических масштабов. Добро пожаловать в её эпицентр с волнующем именем МОДА.
Здесь все такие целеустремленные, нервные, сексуально дезориентированные, энергичные и зацикленные на самих себе.

— Не часто встретишь американца по имени Джереми. Вы не встречали?
— Нет, это слишком сложно — там три слога.

Я опять одинока, одинока, как никогда, у меня ничего нет, ничего нет от тебя: ни ребенка, ни слова, ни строчки, никакого знака памяти, и если бы ты услышал мое имя, оно ничего не сказало бы тебе. Почему мне не желать смерти, когда я мертва для тебя, почему не уйти, раз ты ушел от меня?

Ты вообще живёшь на свете по доверенности! Машина на имя жены, дача — на моё имя, ничего у тебя нет! Ты голодранец!

…. многие страницы здесь пусты. — это место для истории, сэр! Дерзните! И, быть может, Ваше имя впишут в эти страницы! Они ждут своих героев

Трудись во имя собственной независимости, достигни её, а там уже будешь стремиться к большему.

— Всё же он — человек дела, фон Дум. Выступая от имени Братства Мутантов, сообщаю вам, что они уже теряют терпение с этими постоянными задержками в нашей операции.
— Как и мои наёмники. Если мы всё же собираемся вторгаться в мир Вескера, то давайте уже сделаем это до того, как «бойскауты в костюмах» возьмут след и всё испортят. Я имею ввиду, что за чёртова «задержка»?
— Треклятые порталы. Моим учёным из А. И. М. до сих пор не удалось найти достаточный источник энергии, чтобы поддерживать их на достаточном уровне. Без порталов мы не сможем путешествовать между…
— Ты не придерживаешься цели операции — значит, ты бесполезен для нас.
— Осторожнее, Таскмастер. Уверен, тебе будет труднее копировать движения, если я запеку твой мозг, как яйцо!
— Не парься ты так, толстячок. Потому что вся твоя королевская конница не сможет принести тебя сюда обратно после того, что я сделаю с тобой.
— Господа, хватит!

Все самое страшное в мировой истории свершалось во имя человеколюбия.

Артисты театра (я подчёркиваю, именно театра) — они ведь фанатики. Они могут бесплатно, ночами, репетировать, ночевать – во имя чего?… Иллюзия, но они в это верят.

У всех сил один источник и один конец. Годы и расстояния, звезды и свечи, вода, ветер, уменья человека и мудрость в корнях дерева, все это возникает одновременно. Наши с тобой имена, истинное имя солнца или же водяного источника, или нерожденного ребенка, все это слоги великого слова, которое медленно выговаривают сияющие звезды. Другой силы нет. И нет другого имени.

Господи, ‘Имя Тебе Любовь: не отвергни мене заблуждающегося. Имя Тебе Сила: укрепи мене, изнемогающаго и падающаго. Имя Тебе Свет: просвети душу мою, омраченную житейскими страстями. Имя Тебе Мир: умири мятущуюся душу мою. Имя Тебе Милость: не преставай миловать мене. (Св. пр. Иоанн Крондштадтский)

Стук моего сердца выбивает твое имя

– Почему ты никогда не называешь меня по имени? Я что у тебя не единственная? – Ты что, любимая…Какое имя может быть у той, которая для меня всё

— Последнее время я чувствую свободу в суставах и часто болею. Может быть, я слишком много тренируюсь? Я бегу марафон по десять миль в день, но никак не могу согнать вес.
— Поднимите руки. У вас паразит.
— Что-то типа ленточного червя?
— (делает УЗИ) Откиньтесь и поднимите свитер. Вы можете опустить руки.
— Что-нибудь можно сделать?
— Только в течение месяца. После этого его будет незаконно удалять, кроме как в паре штатов.
— Незаконно?
— Не беспокойтесь. Многие женщины учатся принимать этого паразита. Они дают ему имя, одевают в маленькие одежды, дают играться с другими паразитами.
— Играть?..
— (показывает монитор УЗИ с ребёнком) У него ваши глаза.

Ты меня не губи, одиночество,
Я и так без имени и отчества.
Я живу, как могу, как получится.
Скоро все равно бог соскучится по мне…

И, может быть, ты не стала звездой в Голливуде,
Не выходишь на подиум в нижнем белье,
У тебя не берут автографы люди,
И поёшь ты чуть тише, чем Монтсеррат Кабалье.
Но так и я, слава Богу, не Рикки, не Мартин,
Не выдвигался на Оскар, французам не забивал,
Моим именем не назван город на карте,
Но задёрнуты шторы и разложен диван.

Я написала твоё имя на сигарете, зажгла её, чтобы выкурить и забыть тебя, но… поняла, что дышу тобой …

Наша самая светлая тоска никогда не имеет имени.

Вы тратите своё время и силы, обсуждая меня, в то время, как я даже не помню ваших имён

Человек всегда учится лишь у тех, кого любит. Те, у которых мы учимся, правильно называются учителями, но не всякий, кто учит нас, заслуживает это имя.

Титан-мыслитель в мундире генералиссимуса. Таков он теперь, мой друг. С раннего утра и до ночи гремит его имя. Нельзя без него погулять — имя тотчас помчится за вами из уличного репродуктора, дома оно полезет к вам в мозг из вашего радиоприемника; нельзя за обедом открыть газету — оно ринется со всех страниц прямиком в ваш суп. Разорвите газету, выключите репродуктор — имя донесется через стену из радио соседа, оно будет слышно из-за двери уборной, когда ты запрешься по нужде, от него не укрыться даже под одеялом в кровати — заползет и туда.
Но сам Коба — за занавесом. Только в дни праздничных торжеств страна видит его лицо. Мой великий друг давно понял: тайна — мать величия на Востоке. Азиатский бог таинственен. Гитлер — западный бог. Человек представления, диктатор-мистик, заклинатель. Коба — восточный бог, скрывающийся в темном покое. Гитлер — болтун. Коба немногословен. Но каждая его фраза на вес золота. Она тотчас разлетается по стране, бесконечно цитируемая, написанная на множестве плакатов — на улицах и в парках. И страна учит их наизусть, как прежде учила Евангелие.
Богочеловек Коба!

— Хессалонец, с которым ты дерешься, я в жизни не видел человека огромнее! Я бы не хотел с ним сражаться…
— Вот почему твое имя никто не запомнит.(— Тот воин, с кем вам придется драться, огромный, мне таких не приходилось видеть. Я побоялся бы с ним драться.
— И потому безвестным будешь ты.)

Вы, прежде чем замуж меня звать, хотя бы имя моё запомнили.

— Ба… Сначала он казался изумительным. Мирный, небольшой городок, где все друг друга знают и люди здороваются на улице. Звучит идеально, э?
— Не знаю насчет идеала, но, на мой вкус, довольно мило.
— Штука, которую тебе нужно понять, Тейтум, заключается в том, что, когда все друг друга знают, у каждого есть мнение о каждом. И эти мнения пристают к тебе, а иногда расползаются. Достаточно разок повздорить с соседом — и все об этом знают. Если твой ребенок подрался в школе, каждый вдруг обращает на это внимание. И эти вещи не уходят, они копятся. Я был Марвином Греем, когда приехал туда, а к тому времени как уехал, я слыл Марвином Который Один Раз Кричал На Городском Собрании И Всегда Спорил С Директором Школы Греем.
— Длинное имя…

И хотя родина есть только имя, только слово, — оно сильно, сильней самых могущественных заклинаний волшебника, которым повинуются духи.

Неважно, кто ты: падишах иль погонщик скота… Коль не на Родине ты, имя тебе — сирота.

Имя — для друзей, поэтому у меня его нет.

То, что называют общественным мнением, скорее заслуживает имя общественных чувств.

Страдание во имя любви — чувство Божественное и благородное, но любовь во имя страдания — моральное извращение изобретенное дьяволом.

С самой зари человечества, когда наши предки взяли в руки камни и палки, кровь лилась рекой во имя чего угодно: от Бога и справедливости до банальной ярости психопатов

Я всегда считал, что глубина веры измеряется не словами, но делами. Многие дети мои чтут меня на словах, а на деле — предают. Без меня они утратили путь, но ты, сын мой, не отступил ни в Гондурасе, ни в Иерихоне, ни в Рио. Ты рисковал жизнью, дабы посрамить Г. С. Б., дабы укрепить нашу веру, дабы восславить имя моё!… Твоя вера крепка, и сейчас я снова взываю к тебе, дабы ты помог восстановить былое величие Братства. Ведомо мне, что Г. С. Б. утрачивает силу, погрязши в грехе и пороке. Настало время ответного удара! Пока наши враги торжествуют, мы покажем их слабость всему миру!

Б сказал, что он однажды пытался объяснить Текету, что такое война и 18 миллионов погибших, но тот не мог уразуметь даже цифры, не говоря уже о том, что в одной стычке может погибнуть так много народу. Б сказал, что тело его брата в Бельгии так и не смогли собрать целиком. Сказал, что, безусловно, гораздо более цивилизованно раз в несколько месяцев убивать одного человека, демонстрировать всем его голову, называть его имя возвращаться домой праздновать, чем безжалостно истреблять миллионы безымянных.

Главный герой фильма — бородач по имени Свенельд. В реальности он был воеводой у Ярополка, в фильме же он ему враг. А тот, кто в жизни был врагом, в фильме стал другом. Это небольшое допущение, как если бы в фильме про Великую Отечественную Жуков был бы маршалом у Гитлера.

Ничто так не заразительно, как заблуждение, поддерживаемое громким именем.

Зрелость — это способность действовать во имя интересов окружающих.

В прошлом и настоящем для успеха необходимо, чтобы писатель был кем-то вроде иностранца в той стране, о которой он пишет. Чтобы он писал с точки зрения людей, – их интересов, кругозора, – среди которых он вырос и приобрел привычки, вкусы, взгляды. Писатель пишет на языке тех, от имени которых он говорит. И не больше. Если же писатель знает материал слишком хорошо, те, для кого он пишет, не поймут писателя. Писатель изменил, перешел на сторону своего материала.

Это история о человеке по имени Эдди, и начинается она с конца, с того, как Эдди умирает в лучах солнечного света. Может показаться странным начинать историю с конца. Но ведь любой конец одновременно и начало. Мы просто сразу об этом не догадываемся.

Нет у мира начала, конца ему нет,
Мы уйдём навсегда — ни имён, ни примет.
Этот мир был до нас, и вовеки прибудет,
После нас простоит ещё тысячу лет.

В колдовство поверил сам… Был бы повод! Это всё самообман, это выбор. Ты ведь тоже не всегда будешь молод. Ещё вспомнишь её тихое имя. И вздохнёшь ещё не раз, оступаясь, ведь в других объятьях будет уныло. Вспомнишь ту, что не давалась, смеялась… Но тебя ведь больше жизни любила

Конечно, нельзя сказать, что у меня нет никаких отличительных особенностей. Сейчас я сижу без работы, помню имена всех братьев Карамазовых. Однако на наружности это не отражается.

О свобода, сколько преступлений творится во имя твое!

— Именем галактического Сената республики… Вы арестованы, канцлер.
— Вы угрожаете мне, магистр Винду?
— Вашу участь решит Сенат.
— Это я ваш Сенат!
— Ещё нет.
— Значит, это измена.

— Кое-что из твоих слов не дает мне покоя весь день. Кое-что о воспоминание.
— О чем вы?
— В этом сне, я лежу в постели с Клаудией. Через пару недель мы выпускаемся из колледжа. И мы говорим о нашем будущем, детях, как их назовем. И я говорю ей, что если у нас будет сын, я хочу назвать его в честь его отца. А она смеется и говорит, зачем ты хочешь обидеть малыша таким именем. Я сказал ей, потому что он отличный отец. Я мечтал о таком отце и я надеюсь, таким стать. В этот момент во сне, она улыбается мне, целует меня и говорит: «Хорошо, назовем его так». Но это не важно, его в любом случае звали бы Стайлз.

Слушай, Курильщик, и мотай на ус правду о Помпее, которого, ты, конечно, немного знаешь, и который в последнее время ведет себя не лучшим образом, позволяя себе многое, чего не позволял раньше, хотя раньше — понятие растяжимое, для многих из нас раньше его вообще здесь не было, и мы знать не знаем, как он вел себя там, где он был, когда его не было здесь, так что не совсем понятно, как можно быть уверенным, что он вел себя прилично, он — человек настолько далекий от Дао, насквозь пропитанный миазмами наружности, всерьез полагающий, что способен заменить Слепого на его ответственном посту, хотя, возможно, его просто достала перенаселенность подведомственного участка, и он жаждет покоя и тишины, но в таком случае проще было бы решить эту проблему перемещением своего тела в пределы Клетки сроком от трех до пяти дней, что, несомненно, способствовало бы самопознанию и очищению духа, а также погружению в более высокие материи, да и просто развитию философского склада ума, но нет, ему нужно совершить нечто громогласное и сокрушительное, разбить наголову, потешить множество застарелых комплексов, а в том, что он личность глубоко закомплексованная, не возникает сомнений, достаточно взглянуть на его шейные платки или бакенбарды, на манеру передвигаться и жестикуляцию, а в особенности на морды летучих мышей, которыми он себя увешивает — обреченные морды существ, страдающих всеми мыслимыми и немыслимыми среди рукокрылых заболеваниями, тоже мне Оззи Осборн, тот по крайней мере сразу откусывал им головы, а на Помпеевом загривке они дохнут месяцами, вот, несчастная Поппи отдала концы только в прошлую среду, а сегодня ее место уже заняла Сюзи, но чего можно требовать от полного профана в биологии, который даже не в курсе, что Сюзи — самец, хотя яйца у него с грецкий орех, хотя, конечно, это не имеет значения, ведь долго ему не протянуть — этому Сюзи — Помпей похоронил уже полдюжины его собратьев, так что это вопрос времени, к тому же летучему мышу наверняка все равно под чьим именем его отправляют на тот свет, хотя общество защиты животных могло бы и заинтересоваться тем, кто скупает этих бедолаг пачками, чтобы выглядеть круче, хотя видит бог, полудохлая тушка летучей мыши еще никому не придавала крутизны, вот был бы это коралловый аспид, имело бы смысл о чем-то говорить, но тот, кто не живет с мыслью о собственной смерти, вряд ли повесит на себя аспида, ведь это потребовало бы уймы усилий по завоеванию его доверия, но ведь можно выстлать свой путь костями безвредных рукокрылых, не давая себе труда даже определить их пол, и вполне вероятно, что не что иное, как полная безнаказанность в данном вопросе, позволяет Помпею думать, что он не поперхнувшись пройдет по значительно более крупным костям значительно менее безвредной личности, я, конечно, имею в виду Слепого, но вы меня поняли, состайники, последнее я мог бы и не разъяснять.

Каждый в той или иной мере торгуется со временем, каждый нацелен выиграть, зачастую во имя самых примитивных целей. Все война, внутри каждого война, вокруг меня война.

И, главное, не верьте никогда,
Что будто всё проходит и уходит.
Да, звёзды меркнут, но одна звезда
По имени Любовь всегда-всегда
Обязана гореть на небосводе!

Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно.

Он не знал на свете большей радости,
Чем называть ее по имени.

Главной целью Америки должно стать упразднение ВТО и возвращение к двусторонним торговым договорам… <…> Противиться всякому расширению НАТО. Когда-то этот блок представлял собой военный альянс свободных государств, призванный защитить Западную Европу от сталинской угрозы, но сегодня НАТО превратилось в неоимпериалистический блок, присвоивший себе право нападать, во имя демократии и соблюдения прав человека, на малые государства вроде Сербии. Отцы-основатели устыдились бы тех действий, которые Клинтон и Оллбрайт позволяли себе в отношении сербов. Это государство не нападало на США, никоим образом нам не угрожало, не пыталось втянуть в военное соперничество. Тем не менее мы бомбардировали сербские города, заставляя сербов вспоминать гитлеровскую оккупацию, только за то, что они отказались обеспечить свободу передвижения на своей территории сепаратистам из Косово. <…> Все великие империи прошлого столетия исчезли по очень простой причине — они обладали слишком большой территорией и позволяли вовлекать себя в войны, не затрагивавшие их национальных интересов. Давайте учиться у истории!

Чeлoвeк, кoтopoгo ты убил, был дoблecтным pыцapeм cpeди мycульмaн. Eгo имя Тyммaд Аль Фaиc. Я пoмoлюcь зa нeгo. Tвoи дocтoинcтвa будyт извecтны твoим вpaгaм, пpeждe, чeм ты пoвcтpeчaeшьcя c ними, мoй дpyг.

Я не уверен, что хочу тащить кого-то на свою сторону. Поверьте: самоотверженный крестовый поход во имя самой светлой идеи на земле легко может сделать тебя одиноким. Я заметил: когда ты долго убеждаешь кого-то в правоте своих идей, ты начинаешь чувствовать себя так, будто лежишь с кем-то в темной комнате и говоришь ей, что любишь её, а в ответ слышишь лишь тишину.

Древние Майя верили в конец света 21.12.2012, а еще они верили в бога кукурузы по имени Ах Мун.

Как бы там ни было, Саюри — очень красивое имя, хотя красивые имена не всегда носят красивые девушки.

Мать учила меня: «Нет награды больше, чем имя, нет сокровища дороже жизни. Береги это».

В детстве я считала себя уродиной. Хах… как бы мне не расплакаться. Мне кажется, люди часто не понимают, как одиноко бывает ребенку. Ты ничего не решаешь… так вот, мне 8 лет и у меня есть любимые игрушки — куклы. И больше всех я люблю страшную куклу по имени Клементина. Я все время на нее ору: «Нельзя быть уродиной! Будь красивой!» Странно, словно изменив ее, я бы тут же изменилась сама.

Людей терзает необъятность вечности! И потому мы задаемся вопросом: «Услышат ли потомки о наших деяниях? Будут ли помнить наши имена, когда мы уйдем? И захотят ли знать, какими мы были, как храбро мы сражались, как отчаянно мы любили?»

Трудно отличить от настоящей дружбы те отношения, которые мы завязываем во имя любви.

А вчера у Катьки сын родился. Всей общагой имя придумывали. Завтра будем отчество придумывать.

Истинный человек и сын Отечества есть одно и тоже… Тот есть прямо благороден, которого сердце не может не трепетать от нежной радости при едином имени Отечества…

Я встретила его. Наши имена начертаны на небесах. Навсегда.

… Они стремились на встречу друг другу, преодолевая огромные расстояния бескрайней пустыни по имени жизнь. И вот время наконец дало им заслуженное право быть вместе..

мне нравится его имя. я бы так свинью у бабушки в деревне назвала.

Любовь — это жертва себя во имя счастья другого.

Что дороже — славное имя или жизнь? Что умнее — жизнь или богатство? Что мучительнее — достигать или утрачивать? Вот почему великие пристрастия неизбежно ведут к большим потерям. А неуемное накопление оборачивается огромной утратой. Знай меру — и не придется испытать стыд. Умей остановиться — и не столкнешься с опасностями и сумеешь прожить долго.

Опасность таится в том, что порой мы обожествляем боль, даём ей имя человека, думаем о ней непрестанно.

— «Дети — лучшее в нашей жизни»? Ты ведь даже не любишь детей!
— Я люблю детей!
— Назови мне имена трех детей, с которыми ты вообще знаком.
— …

Дарите девушкам цветы! Ни для чего, а просто так. Во имя их волшебной красоты.

— Сколько у тебя имён, Хаул?
— Не больше, чем нужно, чтобы жить свободно.

Как легко, во имя внешней свободы, раздавить внутреннюю свободу человека.