Цитаты про европейцев

Цитаты про европейцев

На философском факультете меня когда-то обучали тому, насколько различны формулы созерцания мира в зависимости от типа культуры, и если сформулировать их словами, то получится, что европеец говорит: все делится на белое и черное. Китаец говорит: белое станет черным. Индиец говорит: белое и есть черное…
Во время революции украинцы приняли европейские ценности, о большинстве из которых сами европейцы уже забыли.
Всякая война между европейцами есть гражданская война.
Виктор Гюг
— Друзья, я сейчас хотел бы обратиться к европейцам, которые нас смотрят: «How to save yourself from колотун?»
— Ну, во-первых, надо ввести в их лексикон несколько понятий, которых они не знали.
— Колотун, холодрыга.
— Дубак.
— А забытое слово «зусман»?
Отсутствие всякого закона, всякой логики — вот закон и логика этой жизни. Это не анархия, но нечто еще гораздо худшее (хотя воображение образованного европейца и не умеет представить себе нечто хуже анархии).
Чем более мы будем национальны, тем более мы будем европейцами
Русские разворачиваются на восток, к Китаю — на удивление европейцам. Мне всегда казалось, что в отношениях России и Китая нефть и газ постепенно вытеснят Маркса и Ленина.
Я полагаю, что европейцы опасны и волосаты.
— Мы тебя вылечим. Европейцы пишут о новых методах лечения.
— Нет, от туберкулёза нет лекарств. Мы даже не знаем его причину.
— Но мы люди науки…
— Да, Генри, мы люди науки. Пока она нас не подводит.
Блин, ну как домой вернулся! Цивилизованный Запад давит на русских варваров экономическим рычагом. Цивилизованный, как же! Меньше ста лет, как этих цивилизованных начали учить носить нижнее белье, мыться и отличать закуску от десерта. Учили две королевы – датская и французская и одна императрица – германская. Все три – дочери Ярослава Мудрого. Цивилизация, мать их…Будем справедливы: мавры европейцев тоже учили, другими методами, но примерно тому же самому. Однако дальше Испании эта наука не пошла.
Если бы я правил Османской империей, я бы сделал так, что европейцы сражались бы друг с другом, а мусульмане продолжали бы жить в мире.
Да все русские таковы, и знаете почему: потому что русские слишком богато и многосторонне одарены, чтоб скорее приискать себе приличную форму. Тут дело в форме. Большею частью мы, русские, так богато одарены, что для приличной формы нам нужна гениальность. Ну а гениальности-то всего чаще и не бывает, потому что она и вообще редко бывает. Это только у французов и, пожалуй, у некоторых других европейцев так хорошо определилась форма, что можно глядеть с чрезвычайным достоинством и быть самым недостойным человеком. Оттого так много форма у них и значит. Француз перенесет оскорбление, настоящее, сердечное оскорбление и не поморщится, но щелчка в нос ни за что не перенесет, потому что это есть нарушение принятой и увековеченной формы приличий. Оттого-то так и падки наши барышни до французов, что форма у них хороша.

Если русский едет загорать, он прям будет загорать! Будет пламя, будут полыхать ляхи! Для русского в идеале вернуться негром. Русский не загорает, он сражается с солнцем. Кто кого пересмотрит. <…> Европейцы умеют загорать, они как-то плавно, равномерно, красиво загорают. Русский же сгорает в первый день. Он не красный, он алый. Просто гранатовый. Когда с одной стороны «буду только спереди»: здесь красный, тут белый, на тебя идёт флаг Польши.

— Хочу напомнить. Венецианская комиссия нам что-то насоветовала? А была такая конференция во Франции. В городе Вьен.
— Что Вы всё время про конференции? [Сергей Борисович Станкевич]
— А я объясню. Потому что на той конференции были приняты решения, определившие судьбу немецких евреев. Когда милые страны сказали, что это вообще — «не наше дело». И пусть немцы делают со своими евреями что хотят. Интересно. Исходя из логики приоритета международного права мы должны были бы подписаться под решениями этой конференции? В которой мы не участвовали. Мюнхенский сговор. Там страны решили судьбу Чехословакии, разорвали её. Ведь именно они дали тогда Гитлеру ощущение полной безнаказанности, что всё можно. А мы должны были бы относиться к этому с той позиции, которой требует от нас Венецианская комиссия? Признать приоритет этого международного договора? Я вам так скажу, вежливо — а с чего решила Европа, что у неё есть моральное право нам давать советы? С чего они решили? Пока история нашего государства показывает, что уж точно не им нам читать лекции о морали, нравственности и о том, что хорошо и что плохо. Это они век за веком регулярно приносили нам неисчислимые бедствия. Это они называли нас унтерменшами и разрабатывали разные формы уничтожения нашего народа. Но мы никогда не опускались в своем отношении к европейцам до такого абсолютного ада, который они позволяли в отношении нас. Не им давать нам советы.
Надо было прибавить (не в качестве уступки, но как правду), что правительство все еще единственный европеец в России. И сколь бы грубо и цинично оно ни было, от него зависело бы стать сто крат хуже. Никто не обратил бы на это ни малейшего внимания.
Американцы и европейцы побаиваются русских просто потому, что они, как и мы сами, толком не знают, кого можно считать русскими.
Увы, трагедия Европы превращается почти в банальность. Европейцы сами уже по горло сыты толерантностью, возмущены буркини, считают кощунством мечеть рядом с Пизанской башней. И уже не разобраться, как относиться к проблеме мусульманский иммиграции.
Европейцы — непревзойденные эксперты во всём, что касается умения, они превосходно знают как. Мы же, азиаты, обладаем мудростью, ибо понимаем, зачем.
Палестинцы могли бы построить одну из лучших экономик в регионе после начала мирного процесса в 1993 году. Но вместо того, чтобы использовать миллиарды долларов, которые были даны им американцами и европейцами на создание новых рабочих мест, руководство ООП украло большую часть средств, а позже обвинило Израиль в уничтожении палестинской экономики. Теракты с использованием смертников и финансовая и административная коррупция являются главной причиной, почему палестинская экономика остаётся слабой, как никогда. Палестинцы являются экспертами в стрельбе себе в ногу, а затем обвиняют Израиль.
Как иногда говаривала Люда о европейцах: «Пусть боятся. Любить они нас все равно никогда не будут.
Вы, европейцы, называете жителей Востока варварами и нечестивцами, — наконец проговорила она, — Но ни разу за все те годы, что я провела там, ни один мужчина не обошелся со мной так, как ты этой ночью…

Смешно, как действуют на европейцев ориентальный колорит в сочетании с ароматом тайны. Они прямо цепенеют.
Проблема писателей, как мне кажется, состоит в том, что мы вещаем, словно имеем на то какое-то особое право, а при этом литературе недостает точности, чтобы ухватить ту реальность, которую мы пытаемся представить. Мы впадаем в бессвязность и нечленораздельность, но не приближаемся ни на шаг к цели. Правда, порой в метафоре или в стихотворении удается точным ударом вызвать дрожь понимания, передать читателю ощущение особой реальности, особого мироустройства — а ведь ради этого, по-моему, и затевается вся охота. Мы должны попытаться понять, что такое та реальность, которую мы беремся описывать. Китайские афоризмы подходят к ней гораздо ближе, чем мы, европейцы, со всей нашей литературой, — индийские и китайские.
Для европейцев Южная Америка — это мужчина с усами, гитарой и револьвером. Они нас не понимают.
Большинство европейцев, переживших фатальные эпидемии, также избежали и других потенциальных причин смерти, что позволило им передать по наследству свой ген.
Христианская культура построена на чувстве вины. Грешить плохо, потому что потом будешь терзаться раскаянием. Чтобы избежать ощущения вины, нормальный европеец старается вести себя нравственно. Точно так же и японец стремится не нарушать этических норм, но по другой причине. В их обществе роль морального сдерживателя играет стыд. Хуже всего для японца оказаться в стыдном положении, подвергнуться осуждению или, того хуже, осмеянию общества. Поэтому японец очень боится совершить какое-нибудь непотребство. Уверяю вас: в качестве общественного цивилизатора стыд эффективнее, чем совесть.
Европейцы все больше и больше пробуждаются к ощущению, что звери имеют права, пропорционально тому, как странное понятие постепенно преодолевается и перерастает, что животное царство возникло исключительно для пользы и удовольствия человека. Эта точка зрения с выводом о том, что нечеловеческие живые существа следует рассматривать просто как вещи, лежит в основе грубого и совершенно безрассудного отношения к ним, которое происходит на Западе
В последний раз столь значительное сокращение европейского населения наблюдалось во время Чёрной Смерти — эпидемии чумы в 1347-1352 гг. <…> Вопрос, что называется, ребром; и если Европа в обозримом будущем не найдёт на него ответа, европейцы вымрут. Насколько серьёзна ситуация? Из двадцати наций с наименьшим уровнем рождаемости восемнадцать — нации европейские. Средний уровень рождаемости в Европе упал до 1, 4, тогда как для сохранения текущей численности населения требуется уровень как минимум 2, 1. <…> НАТО вскоре предстоит защищать обширный мир Пенсионеров. При сохранении текущего уровня рождаемости европейское население к концу двадцать первого столетия сократится до 207 миллионов человек — то есть до тридцати процентов от сегодняшнего.
Современное западное общество абсурдно, потому что не может предложить европейцу ни одной ценности, которую тот мог бы принять как свою собственную. Вся система ценностей, принятая на Западе, противоречит истинным потребностям внутреннего мира личности и очень скоро приводит человека западной цивилизации к мысли об абсурдности своего существования и, как следствие — к самоубийствам.
Альбер Кам