Цитаты про довольство

Цитаты про довольство

Тут во мне загорается дикое желание сильных чувств, сногсшибательных ощущений, бешеная злость на эту тусклую, мелкую, нормированную и стерилизованную жизнь, неистовая потребность разнести что нибудь на куски, магазин, например, собор или себя самого, совершить какую нибудь лихую глупость, сорвать парики с каких нибудь почтенных идолов, снабдить каких нибудь взбунтовавшихся школьников вожделенными билетами до Гамбурга, растлить девочку или свернуть шею нескольким представителям мещанского образа жизни. Ведь именно это я ненавидел и проклинал непримиримей, чем прочее, – это довольство, это здоровье, это прекраснодушие, этот благоухоженный оптимизм мещанина, это процветание всего посредственного, нормального, среднего.
Счастье — это довольство собою.
Чахнет, худеет завистник при виде чужого довольства.
Покой и довольство человека не вне его, а в нем самом.
И прежде ему случалось думать о будущем и рисовать себе всякого рода перспективы, но это были всегда перспективы дарового довольства и никогда – перспективы труда. И вот теперь ему предстояла расплата за тот угар, в котором бесследно потонуло его прошлое…
Стоит мне немного пожить без радости и без боли, подышать вялой и пресной сносностью так называемых хороших дней, как ребяческая душа моя наполняется безнадежной тоской, и я швыряю заржавленную лиру благодарения в довольное лицо сонного бога довольства, и жар самой лютой боли милей мне, чем это здоровая комнатная температура.
Обманывание в довольстве — преступнее лганья от нужды, и лживость в королях гаже, чем в нищих.

Укрепляй в себе чувство довольства своей судьбою: с этим оружием ты непобедим.
Искусство должно идти к мысли через чувства. Оно должно тревожить человека, заставлять болеть чужими горестями, любить и ненавидеть. А растревоженный человек пытлив и любознателен: состояние покоя и довольства собой порождает леность души. Вот почему мне так дороги Есенин и Блок, если брать поэтов современных.
Привет тебе, скромный уголок германской земли, с твоим незатейливым довольством, с повсеместными следами прилежных рук, терпеливой, хотя неспешной работы… Привет тебе и мир!
Всемогущий, Всевышний!
Мы держали пост для твоего довольства.
Мы поверили в тебя. Доверились тебе.
Мы открываем пост тем, что ты нам послал.
Слава этой пищи, которая дарует здоровье.
Мы обязательно выслушаем того,
кто обратился к тебе с молитвой.
Не оставь без ответа сказавшего «Всевышний».
Мы молимся тебе всей своей искренностью.
Очисть наши сердца почерневшие от грехов и недовольства,
совершенными намеренно или нет, забывая или ошибаясь.
Не оставляй сирот, одиноких, бездомных со склоненной шеей.
Ты посылая проблему, не заставляй искать лекарства от нее.
Не посылай нам нужду в кем-либо, кроме Тебя.
Сделай лица наши светлыми, одари нас разумом.
Добавь и нас к числу рабов, которых ты считаешь честными.
Мы ищем укрытия в тебе от плохого глаза, от пустого слова.
Не оставляй нас с пустыми руками у твоих дверей.
Всевышний, прими наш пост, который мы держали для
твоего довольства, вместе со всеми, кто держал его.
Всевышний, позволь нам не только голодать,
но и суметь воспитывать свою волю голодом.
Ты властен на все.
Аминь.
Был один простодушный поселянин, который жил трудaми рук своих, но зaрaбaтывaл очень мaло: едвa достaвaло ему, чем прокормить себя и семью свою. Рaз пошёл он к берегу моря, присел нa кaмень и стaл смотреть, кaк к пристaни подходили большие корaбли с богaтыми товaрaми, и кaк потом эти товaры выгружaли и везли в город для продaжи. И зaпaлa ему в голову грешнaя мысль: «Зaчем Господь одним людям послaл богaтство и всякое довольство, a других остaвил жить в бедности?» И нaчaл он роптaть нa свою горемычную долю. Между тем полуденное солнце сильно пекло; беднякa стaлa одолевaть дремотa, и он незaметно зaснул. И снится ему, что стоит он у подошвы высокой горы; подходит к нему почтенный стaрец с длинною бородою и говорит ему:
— Иди зa мной!
Он послушaлся и пошёл зa ним. Долго они шли и, нaконец, пришли нa тaкое место, где лежaло великое множество крестов всякого видa и рaзличной величины. Были кресты большие и мaлые, золотые и серебряные, медные и железные, кaменные и деревянные. И говорит ему стaрец:
— Видишь, сколько здесь крестов? Выбирaй себе любой и неси его нa вершину той сaмой горы, которую ты видел пред собой.
Взглянул нaш простец нa золотой крест: тaкой он крaсивый, точно крaсное солнышко блестит. Понрaвился ему этот крест, и он хотел взять его нa плечи, но сколько ни трудился, не мог этот крест не только поднять, но и с местa сдвинуть.
— Нет, — говорит ему стaрец, — видно, не внести тебе этого крестa нa гору. Бери другой — серебряный. Может быть, он будет по силaм.
Взял простец серебряный крест. Этот был, прaвдa, легче золотого, но всё-тaки и с ним он ничего не мог поделaть. То же было и с медным, и с железным, и с кaменным крестaми.
— Нечего делaть, — говорит ему стaрец, — бери один из деревянных крестов.
Тогдa взял себе простец сaмый мaлый из деревянных крестов и легко и скоро отнёс его нa ту гору. Обрaдовaлся он, что нaшёл, нaконец, один крест по своим силaм, и спросил своего спутникa:
— А кaкaя нaгрaдa мне будет зa это?
— Чтобы ты сaм рaссудил, чем нaгрaдить тебя, — отвечaл ему тот, — я открою тебе, что это зa кресты, которые ты видел. Золотой крест, который тaк тебе снaчaлa приглянулся, — это цaрский крест. Ты себе думaешь: кaк хорошо и легко быть цaрём. А того не сообрaжaешь, что цaрскaя влaсть — сaмый тяжёлый крест. А серебряный крест — это крест всех тех, кто влaстью облечён, — это крест пaстырей Церкви Божией, крест ближaйших слуг цaрёвых. У всех них тоже много зaбот и скорбей. Медный крест — это крест всех тех, кому Бог богaтство послaл. Ты вот им зaвидуешь и думaешь, кaкие они счaстливые. А богaтым тяжелее жить, чем тебе. Тебе, после своих трудов, можно спокойно уснуть: никто не тронет твоей убогой хaты и твоего мaлого добрa. А богaтый человек всегдa — и днём и ночью — боится, кaк бы кто-нибудь не обмaнул его, не обокрaл, не поджёг его дом. Кроме того, богaтый зa богaтство своё ответ Богу дaст: кaк он своё богaтство употребляет. А случится бедa — обнищaет богaч: сколько скорбей тогдa нa него обрушится! А вот железный крест — это крест людей военных. Порaсспроси тех, которые бывaли нa войне, и они скaжут тебе, кaк им чaсто приходилось проводить ночи нa голой, сырой земле, терпеть голод и холод. Кaменный крест — это крест людей торговых. Тебе нрaвится их жизнь, потому что им не приходится рaботaть, кaк тебе? Но рaзве не бывaет, что едет купец зa море, трaтит весь свой кaпитaл нa товaр, a товaр весь гибнет от корaблекрушения, и возврaщaется несчaстный купец домой совершенным бедняком? А вот деревянный крест, который ты тaк легко внёс нa гору, это и есть твой крест. Ты жaловaлся, что жизнь у тебя труднaя, a теперь вот видишь, что онa горaздо легче, чем жизнь других людей. Знaл сердцеведец Господь, что во всяком другом звaнии и положении ты погубил бы свою душу, вот Он и дaл тебе крест сaмый смиренный, сaмый лёгкий — крест деревянный. Итaк, ступaй и не ропщи нa Господa Богa зa свою бедную долю. Господь дaёт кaждому крест по его силaм — сколько кто может снести.
При последних словaх стaрцa поселянин проснулся, поблaгодaрил Богa зa врaзумительный сон и с того времени никогдa больше не роптaл нa Богa.

Искусство легче сживается с нищетой и роскошью, чем с довольством. Весь характер мещанства, со своим добром и злом, противен, тесен для искусства.

Можно не любить и родного брата, если он дурной человек, но нельзя не любить отечества, какое бы оно ни было: только надобно, чтобы эта любовь была не мертвым довольством тем, что есть, но живым желанием усовершенствования.
Оказывается, победа, – серьезное испытание. Покорителя вершины после восторга и эйфории ждет… пустота. Стремиться больше не к чему, восхищение публики постепенно идет на убыль, страсти охладевают, довольство перерастает в скуку и раздражение. Не от того ли бывшие «звезды» и бывшие чемпионы начинают прикладываться к бутылке, забываться при помощи наркотиков? На вершине долго не простоишь, – холод, ветер… да и делать больше нечего. Придется спускаться…
Если новую вершину себе не наметил, так и застрянешь внизу.
И это был уже совершенный домашний очаг, ибо кошка служила символом и безошибочным свидетельством того, что под этой крышей царят довольство и покой. Говорят, что и без кошки — откормленной, избалованной, привыкшей к почитанию — бывают идеальные дома; быть может, не спорю, но как это доказано?
Как хорошо себя чувствуешь, когда желудок полон. Какое при этом ощущаешь довольство самим собой и всем на свете! Чистая совесть – по крайней мере так рассказывали мне те, кому случалось испытать, что это такое, – дает ощущение удовлетворенности и счастья. Но полный желудок позволяет достичь той же цели с большей легкостью и меньшими издержками. После обильного принятия сытной и удобоваримой пищи чувствуешь в себе столько благородства и доброты, столько всепрощения и любви к ближнему!
Сатана, о котором вы говорите с состраданием, никогда не потревожит покой чистой удовлетворенной души. Равные сходятся: падший ангел ищет одинаково падших, и дьявол, если есть он, делается товарищем тех, кто находит удовольствие в его учении и обществе. Легенда говорит, что он боится распятия, но я бы сказал, что если он и боится чего-нибудь, так это того «сладостного довольства», которое воспевает Шекспир и которое служит надежной защитой против зла.
Секрет довольства — никогда не позволять себе желать чего—то такого, чего ты, как тебе подсказывает рассудок, все равно не сможешь получить.
Мне нравится весна, но она чересчур юна. Мне нравится лето, но оно слишком надменно. Поэтому более всего я люблю осень, когда листья чуть желтеют, их оттенки ярче, цвета богаче, и всё обретает налёт печали и предчувствия смерти. Её золотое богатство говорит не о неопытности весны, не о власти лета, но о зрелости и благожелательной мудрости надвигающейся старости. Осень ведает о границах жизни и полна довольства. Из осознания этих границ, из богатства опыта возникает симфония цвета, его изобилие, где зелёный говорит о жизни и силе, оранжевый – о золотистом удовлетворении, а пурпурный – о смирении и смерти.
Тому, кто порвал узы света и избрал стезю одиноких, кто живет затворником в камышовой хижине, радостна встреча с понимающими мужами и не доставит радости общение с людьми чужими. Он не станет попусту спорить о книгах древних мудрецов, но не сочтет пустой жизнь в обществе простых людей среди волшебных красот облачных гор. На лоне вод и посреди зеленых долин он будет внимать напевам пахарей и рыбаков, но не пустит в свое сердце алчность и гордыню, не попадет в тенеты пагубных страстей. Так, держась вдали от многословных речей и изощренных рассуждений, он проживет свой век в довольстве.
Нет другого такого богатства, как здоровье и нет другого такого блага, как довольство.
Мы искусственно вызываем счастье с помощью внешних вещей, но оно не дает нам подлинное довольство и свободу от наших тягот. Это очень мелкое счастье, ненадежное и мимолетное. Я не хочу сказать, что ради обретения счастья мы должны бросить друзей и имущество. Вместо этого нам нужно отказаться от искаженного восприятия вещей и несбыточных ожиданий в отношении того, что они способны дать нам.
Жару в доме не нужно устранять. Устраните раздраженность жарой, и ваше тело будет вечно находиться в прохладных покоях. Бедность не нужно гнать прочь. Прогоните обеспокоенность бедностью, и ваше сердце вечно будет пребывать в чертогах радости и довольства.
Страдание — условие деятельности гения. Вы полагаете, что Шекспир и Гете творили бы или Платон философствовал бы, а Кант критиковал бы разум, если бы они нашли удовлетворение и довольство в окружавшем их действительном мире и если бы им было в нем хорошо, и их желания исполнялись? Только после того, как у нас возникает в известной мере разлад с действительным миром и недовольство им, мы обращаемся за удовлетворением к миру мысли.
Только труд может сделать человека счастливым, приводя его душу в ясность, гармонию и довольство самим собою.

Странник играет под сурдинку, когда проживет пол века. Тогда он играет под сурдинку.
А ещё я мог бы сказать это иначе:
Если он слишком поздно вышел осенью по ягоды, значит, он вышел слишком поздно, и если в один прекрасный день он чувствует, что у него нет больше сил ликовать и радоваться жизни, в этом может быть повинна старость, не судите его строго! К тому же для постоянного довольства самим собой и всем окружающим потребна известная доля скудоумия. А светлые минуты бывают у каждого. Осужденный сидит на телеге, которая везёт его к эшафоту, гвоздь мешает ему сидеть, он отодвигается в сторону и испытывает облегчение.
… Она продажная женщина, только дорогая. Достаточно одного взгляда, чтобы понять: она родилась в богатой семье, и ей не пришлось пробиваться наверх из трущоб. И в ней нет той жесткости, которая характерна для таких, как она, но у нее есть своя жесткость, которая формируется жизнью в полном довольстве. Если ты привык к изобилию, ты сделаешь все, чтобы оно никуда не делось.
Вялость, женолюбие, болезненность, привязанность к родным местам, довольство жизнью, боязливость — вот шесть преград на пути к величию.
Ибо что такое жизнь с мужчиной, как не жизнь внутри его безумия? Безумие мужчины может быть совсем обычным, непримечательным — например, если он болеет за определенную команду. Но такое безумие будет недостаточным. Недостаточно большим — и оттого оно лишь озлобит женщину и лишит её довольства жизнью.
Человек редко думает при свете о темноте, в счастье — о беде, в довольстве — о страданиях и, наоборот, всегда думает в темноте о свете, в беде — о счастье, в нищете — о достатке.
Ах, эта бедность души вдвоём! Ах, эта грязь души вдвоём! Ах, это жалкое довольство собою вдвоём! Браком называют они всё это.