Цитаты про черный

Дело в том, что человек не только извечно лжет, он также извечно верит в добро, красоту и совершенство и видит их даже там, где их вовсе нет или они существуют лишь в зачатке.

По утрам Саадат просто курила и рассматривала в зеркало своё лицо. Настоящей женщине никогда не прискучит это занятие.

Кити видела каждый день Анну, была влюблена в нее и представляла себе ее непременно в лиловом. Но теперь, увидав ее в черном, она почувствовала, что не понимала всей ее прелести. Она теперь увидала ее совершенно новою и неожиданною для себя. Теперь она поняла, что Анна не могла быть в лиловом и что ее прелесть состояла именно в том, что она всегда выступала из своего туалета, что туалет никогда не мог быть виден на ней. И черное платье с пышными кружевами не было видно на ней; это была только рамка, и была видна только она, простая, естественная, изящная и вместе веселая и оживленная.

Очи черные, очи жгучие и maxfactorom удлинючие.

Хоккей — это игра для белых. Баскетбол — игра для черных. А гольф предназначен для тех белых, которые одеваются как черные сутенеры.

Спим и хнычем. В виде спорта, Не волнуясь, не любя, Ищем бога, ищем чёрта, Потеряв самих себя.

Улыбайся и не сдавайся, даже если тебе кажется, что все против тебя.

Свадьба делает мужчину счастливым только в одном случае — если это свадьба его дочери.

У поэта умерла жена… Он её любил сильнее гонорара!

— Plumbum nigrum….
— Наводите на кого-то порчу?
— Это по латыни чёрный свинец.

Чёрные дни, к сожалению, бывают не только у негров.

Я не верю в чёрную и белую полосы. Я верю в тёмные и светлые оттенки жизни. Самый насыщенный чёрный цвет можно осветлить – достаточно разбавить его светлыми красками из прошлого…

Опять опадают кусты и деревья, Бронхитное небо слезится опять, И дачники, бросив сырые кочевья, Бегут, ошалевшие, вспять. Опять, перестроив и душу, и тело (Цветочки и летнее солнце — увы!), Творим городское, ненужное дело До новой весенней травы. Начало сезона. Ни света, ни красок, Как призраки, носятся тени людей.. Опять одинаковость сереньких масок От гения до лошадей.

— А в чем смысл жизни?
— Спать, жрать и лежать с женщиной.

Вычёркивать людей из своей жизни надо чёрным маркером.. а не простым карандашом, надеясь, что в любой момент сможешь найти ластик.

Уверяют, будто они добрые. Но делают очень много зла. Просто злой мало может сделать. Люди видят, что он злой, и остерегаются его. А вот добрые — чего только они не творят. О, они кровожадны!

Я, по-моему, не написал ни одного стихотворения совершенно трезвым. Однако написал несколько хороших — или плохих — под молотом черного бодуна, когда не знал, что лучше — еще выпить или вены вскрыть.

До того как поставили диагноз, жизнь представлялась мне скучной. Казалось, в ней нет ничего такого, чем стоило бы заняться. Выйдя из больницы, я ощущал себя приговорённым к казни и вдруг понял, что я очень многим мог бы заняться, если бы исполнение приговора отложили.

На чёрном фоне оттаявшей земли, всегда заманчивей и ярче белеет оставшийся кусочек снега.

Какими неумелыми казались большие черные руки отца, обнимавшие детишек. И до чего же чужим в этой мирной обстановке выглядел он — всадник, на сутки покинувший коня, насквозь пропитанный едким духом солдатчины и конского пота.

Чё ему надо? Раков захотел? Чё те надо?
Грязь говорит, грязная пища. Раки со дна грязь едят, их есть нельзя.
Грязь? Чего? Да ты на себя посмотри чёрный как сволочь. Ты «Мойдодыр» читал? А ну пшёл отсюда!

Негр, гоу, гоу!

… На любой черный ход любопытная кошка найдется.

Когда предателей называют героями (или героев предателями ), значит настали черные дни.

Любовь не знает гордости.

Как неумело они продают себя! — думал он. — Неужели они не могут понять, что порок только тогда обаятелен, когда он красив и прячется, когда он носит оболочку добродетели? Скромные черные платья, бледные лица, печальные улыбки и потемки сильнее действуют, чем эта аляповатая мишура. Глупые!

Заплаканная осень, как вдова В одеждах чёрных, все сердца туманит. Перебирая мужнины слова, Она рыдать не перестанет. И будет так, пока тишайший снег Не сжалится над скорбной и усталой… Забвенье боли и забвенье нег — За это жизнь отдать не мало.

Прикладная математика — это когда вы ищите решение задачи, а чистая — это когда вы ищите задачу для решения.

Плевать я хотела на чёрные полосы в жизни… Будем белить!… 🙂

Все перепады и безумства ноября,
все листья черные, все ветреные ночи,
когда вода в Неве вскипает, и не зря
правитель бронзовый по площадям грохочет.
И просыпаешься в постели не своей,
защиты ищешь у чужого дома.
Бездумная эротика ветвей,
раздетых ветром — так знакома.

Если от чего-нибудь отказываешься, то не надо это терять совсем. Так поступают только идиоты.

Предатель, у тебя и машина черного цвета… цвета подлости.

Чем выше человек по умственному и нравственному развитию, тем больше удовольствия доставляет ему жизнь.

Жизнь — как шахматная партия. Только чёрные не совсем чёрные, а белые не совсем белые. Неважно, сколько фигур ты потерял. Игра продолжается, пока Королю не объявили шах и мат.

— Слушай, я тут подумала, когда закончишь, может…
— Ты накрасила губы, до этого на них не было помады.
— Я… немного ее обновила.
— Прости, что ты говорила?
— Я интересовалась, не хотел бы ты выпить кофе?
— Черный, два кусочка сахара, пожалуйста, я буду наверху.

Приличный — уродливо наряженный согласно моде данной эпохи и страны. В африканском селении Бурнобула Гха человек считается приличным, если в торжественных случаях он расписывает себе живот ярко-синей краской и привешивает сзади коровий хвост; в Нью-Йорке он может, при желании, обойтись без раскраски, но по вечерам должен носить два хвоста из овечьей шерсти, окрашенной в черный цвет.

Черные, расчесанные гребешком, волосы приятно растрепались и окутали подушку.

Спокойной ночи, профессор, – улыбнулась гермиона ему своим новым сверкающим чёрным глазом.

Водитель маршрутки нажал на тормоза и успел остановиться за 7 миллиметров до черного бентли. Жаль, но его сердце остановилось еще за 3 метра до машины

Стрельбе, азарту все цвета,
Все возрасты покорны:
И стар и млад, и тот, и та,
И — жёлтый, белый, чёрный.

Примечательно, какие грандиозные преграды стоят на пути к близости между людьми и как они рассыпаются от одного легчайшего прикосновения. Достаточно взять другого человека за руку определенным образом, даже просто определенным образом заглянуть ему в глаза, и мир вокруг вас навеки преобразится.

Стоя среди шороха переворачиваемых страниц, обнаружить несколько слов, которые, кажется, обращены именно к тебе. Неожиданная истина, черным по белому. Сокровенная близость. Тихая музыка.

Нет ничего более неприятного для разгневанного человека, чем когда на его гнев отвечают полным равнодушием.

Измена? Какое вульгарное название для тончайшей, высшей неудовлетворенности, для поисков все большего, большего…

Когда рядом имеется кто-то, перед кем можно не притворяться, ничего из себя не изображать — это большая удача.

Никогда не следует искушать своё счастье. Ещё одно ценное правило.

И разве не испытываем мы, вопреки здравому смыслу, постоянного искушения нарушить Закон лишь потому, что это запрещено?

Самое приятное из женских времяпрепровождений — ждать любовника, твердо зная, что он придет.

Эмпирическим путем было установлено, что любовник не должен быть слишком молод. Юнцы пылки, но неловки и привязчивы. Со зрелым мужчиной интересней и безопасней.

В любовники годятся две разновидности мужчин: либо совсем простые, либо очень сложные. С первыми хорошо страстно и бездумно покувыркаться в постели; со вторыми, наверное, интересно поговорить.

Добавить тебя в друзья? Ок… А что дальше? Теперь в любовники? Смотри, как бы не добавила тебя в Черный список!

… нельзя так отвергать людей, нельзя их вычеркивать. Надо относиться к ним с любопытством. Любопытство — это своего рода милосердие.

Любопытство и тяга к таинственному в людях сильней благоразумия и страха.

— На хороших манерах нынче далеко не уедешь.
— Нет? А на чем же?
— Нужно иметь чугунные локти и резиновую совесть.

Тогда чрезмерное несчастье сделало нас людьми. А теперь бесстыдная погоня за собственностью снова превратила нас в разбойников. Чтобы это замаскировать, нам опять нужен лак хороших манер.

Грядущего прошлого черный покров
Чародей разглядеть стремится.
Кто-то поет меж двух миров,
Огонь, иди со мной.

Он увидел глаз, ясный, как у ребенка, живой глаз мертвой головы, свет дрожал в нем среди свежей влаги; и, окаймленный прекрасными черными ресницами, он светился подобно тем одиноким огонькам, что зимним вечером видит путник в пустынном поле. Сверкающий глаз, казалось, готов был броситься на Дон Хуана, он мыслил, обвинял, проклинал, угрожал, судил, говорил; он кричал, он впивался в Дои Хуана. Он был обуреваем всеми страстями человеческими. Он выражал то нежнейшую мольбу, то царственный гнев, то любовь девушки, умоляющей палачей о помиловании, — словом, это был глубокий взгляд, который бросает людям человек, поднимаясь на последнюю ступеньку эшафота. Столько светилось жизни в этом обломке жизни, что Дон Хуан в ужасе отступил; он прошелся по комнате, не смея взглянуть на глаз, видневшийся ему повсюду: на полу, на потолке и на стенных коврах. Всю комнату усеяли искры, полные огня, жизни, разума. Повсюду сверкали глаза и преследовали его, как затравленного зверя.

Никогда не делай ничего, даже хорошего, только для того, чтобы утереть кому-то нос, — заметил отец. — Делай это потому, что это хорошо.

— А какая цель вечной жизни?
— Как и всякой жизни — наслаждение. Истинное наслаждение в познании.

Иногда Вы бываете настолько недоверчивыми, что становитесь совершенно чёрными изнутри.

Неизвестное всегда представляется более значительным, чем оно есть на самом деле.

Чрезмерный пессимизм так же противен, как и чрезмерный оптимизм. Два дурака только разного цвета — черный и розовый.

Любовь не печальна, а только приносит печаль, оттого что она неосуществима и удержать ее нельзя.

Осеннее кладбище – зрелище из особых. Царский пурпур и утонченная позолота листвы, королевские поминки по лету на фоне торжественной суровости вечнозеленых туй – верных кладбищенских плакальщиц. Серый гранит надгробий, бронза мемориальных надписей, дымчатый мрамор обелисков, черный базальт монументов, скромный туф поминальных плит. Строгость аллей и буйство красок, вспышки чахоточной страсти и разлитая в воздухе печаль. Кладбищам больше всего идет осень. Не весеннее буйство жизни, кажущееся стыдным в местах упокоения, не знойная истома лета, даже не зимний саван – осень, порог забвения.

Я не видел, чтоб кто-нибудь
Из подлецов
Так ненужно и глупо
Страдал бессонницей.

С сильной любовью не могут ужиться чёрные подозрения.

Отец учил её не сравнивать себя с теми, кто рядом, а учиться у мастеров, у тех, кого видишь только на экране или во сне.

И взглянул Елеазар. И всю жизнь продолжали они любить друг друга, но печальной и сумрачной стала их любовь, как те надмогильные кипарисы, что корни свои питают тлением гробниц и остротою чёрных вершин своих тщетно ищут неба в тихий вечерний час. Бросаемые неведомою силою жизни в объятия друг друга, поцелуи они смешивали со слезами, наслаждение — с болью, и дважды рабами чувствовали себя: покорными рабами требовательной жизни и безответными слугами грозно молчащего Ничто. Вечно соединяемые, вечно разъединяемые, они вспыхивали, как искры, и, как искры, гасли в безграничной темноте.

Но я убежден до глубины души, что дух противоречия принадлежит к извечным побуждающим началам в сердце человеческом — к неотторжимым, первозданным способностям, которые определяют самую природу Человека. Кому не случалось сотню раз совершать дурной поступок безо всякой на то причины, лишь потому, что этого нельзя делать?

Подвести мужчину к теме, которая его больше всего занимает, и потом правильно слушать. Только и всего, но сколько мужских сердец завоевывается при помощи этой нехитрой методы! Сколько дурнушек и бесприданниц находят себе таких женихов, что все вокруг тольку диву даются — как это им только подвалило эдакое не заслуженное счастье. А так и подвалило: умейте слушать.

Ты русский – Если твоя мама не выбрасывает просроченный творог, а делает из него сырники, Если твоя бабушка красит волосы в сиреневый цвет. Если на свадьбе родственников взрослые кричат “Горько!” Ты русский, Если любишь натирать чесноком корочку чёрного хлеба…

Спецназ не сдается. Он выполняет приказ или погибает.

Нет ничего проще черного и белого.

Собственность рождает стремление к порядку!

Идеи мы воспринимаем как собственность, а с собственностью всегда тяжело расставаться.

… Те, кто считает себя справедливыми, особенно безжалостны.

У тех, кто способен краснеть, не может быть чёрного сердца.

Хватить унижать черных и другие расы. Они также как и мы достойны хоть капли уважения.

И Слабостью рожденные три птицы — Уныние, Отчаянье, Тоска, — три черные, уродливые птицы — зловеще реют над его душою и все поют ему угрюмо песнь о том, что он — ничтожная букашка, что ограничено его сознанье, бессильна Мысль, смешна святая Гордость, и — что бы он ни делал, — он умрет!

Убедившись в ослинном упрямстве приора, он стал угождать ему очень просто, — называя черное белым, а белое — черным.

Цинизм — та же сердечность, только с отрицательным показателем.

Многие люди добры и честны, пока им плохо живется, и становятся невыносимыми, едва только их положение улучшится, особенно в нашем возлюбленном отечестве.

Я давно закончил эту долгую школу дождя, сдал на отлично экзамены черного ветра. А что там дальше? Небо.

Ты перед ним — что стебель гибкий,
Он пред тобой — что лютый зверь.
Не соблазняй его улыбкой,
Молчи, когда стучится в дверь.
А если он ворвется силой,
За дверью стань и стереги:
Успеешь — в горнице немилой
Сухие стены подожги.
А если близок час позорный,
Ты повернись лицом к углу,
Свяжи узлом платок свой черный
И в чёрный узел спрячь иглу.
И пусть игла твоя вонзится
В ладони грубые, когда
В его руках ты будешь биться,
Крича от боли и стыда…
И пусть в угаре страсти грубой
Он не запомнит, сгоряча,
Твои оттиснутые зубы
Глубоким шрамом вдоль плеча!

Эгоисты – чёрные дыры человечества.

Я ждала тебя, говорит, я знала же, как ты выглядишь, как смеешься, как прядь отбрасываешь со лба; у меня до тебя все что ни любовь – то выкидыш, я уж думала – всё, не выношу, не судьба. Зачинаю – а через месяц проснусь и вою – изнутри хлещет будто чёрный горячий йод да смола. А вот тут, гляди, — родилось живое. Щурится. Улыбается. Узнает.

Над дымкою садов светло-зеленых,
Над улицей, струящей смутный гам,
В закапанных простых комбинезонах
Они легко восходят по лесам.И там, на высоте шестиэтажной,
Где жгут лицо июльские лучи,
Качаясь в люльке, весело и важно
Фасады красят, ставят кирпичи.И молодеют черные руины,
Из пепла юный город восстает
В воскресшем блеске, в строгости старинной
И новой славе у приморских вод.О, юные обветренные лица,
Веснушки и проворная рука!
В легендах будут солнцем золотиться
Ваш легкий волос, взгляд из-под платка.И новая возникнет «Илиада» —
Высоких песен нерушимый строй —
О светлой молодости Ленинграда,
От смерти отстоявшей город свой.

Обернулась жизнь твоя цыганкою,
А в ее мучительных зрачках
Степь, закат да с горькою тальянкою
Поезда на запасных путях. Ты глазами, словно осень, ясными
Пьешь Россию в первый раз такой —
С тройкой, с колокольцами напрасными,
С безысходной девичьей тоской. В пламенное наше воскресение,
В снежный вихрь — за голенищем нож —
На высокое самосожжение
Ты за ней, красавицей, пойдешь. Довелось ей быть твоей подругою,
Роковою ночью, без креста,
В первый раз хмельной крещенской вьюгою
Навсегда поцеловать в уста… Трех свечей глаза мутно-зеленые,
Дождь в окне, и острые, углом,
Вижу плечи — крылья преломленные —
Под измятым черным сюртуком.

Стихли над весенним солнцем доски,
движение красным воскликом мчалось.
Бирко — Север стал кирпичный, — берег не наш!
Ты еще надеешься исправиться, заплетаешь косу,
а во мне солнечная буря!
Трамвай, самовар, семафор
Норд-Вест во мне!
Веселая буря, не победишь,
не победишь меня!..
Под трапом дрожат мостки.
В Курляндии пивной завод,
И девушки с черными косами.

Из оттаявшего снега, крутые черные ребра лодок.

Думать каждый день о чёрном дне — значит делать чёрным каждый день.

Все смешалось в нашем земном доме: лучший рэппер — белый, лучший гольфист — черный. Франция обвиняет Америку в высокомерии. Германия и Россия не хотят воевать. Украина посылает гуманитарную помощь в Ирак американским солдатам. А Китай претворил в жизнь новую общественную формацию. Развитой капитализм под руководством коммунистической партии.

Я шагал по земле, было зябко в душе и окрест.
Я тащил на усталой спине свой единственный крест.
Было холодно так, что во рту замерзали слова.
И тогда я решил этот крест расколоть на дрова,
и разжёг я костёр на снегу,
и стоял,
и смотрел,
как мой крест одинокий удивлённо и тихо горел…
А потом зашагал я опять среди чёрных полей.
Нет креста за спиной…
Без него мне
ещё тяжелей.

Мода — это не перья и стразы, мода — это когда юбка хорошо сидит, когда брюки визуально удлиняют ноги. Когда женщина взяла в руки новую сумку, и у нее поменялась жизнь. Когда женщина купила туфли на деньги, отложенные на черный день, и черный день никогда в ее жизни не наступил. В этой системе координат новое платье — самый лучший психоаналитик и антидепрессант.

Сегодня все женщины прекрасны на первый взгляд. Потому что они поголовно научились скрывать свои недостатки. Наша работа состоит в том, чтобы заглянуть по ту сторону цветных линз, накладных ресниц, избыточного слоя румян, худящих чёрных платьев, утягивающих эластичных поясов, лифчиков «Вандербра», бросающих вызов Ньютону (Исааку, не Хельмуту), липосакции и ринопластики, а также геалуроновой кислоты, которую они себе впрыскивают в губы начиная с шестнадцати лет. Нам ловко расставляют ловушки, используя весь арсенал искусства упаковки.

Я черный американец. Я горжусь своей расой. Я горжусь тем, кто я есть.

Я жив, — снимите черные повязки!..

— Полагаю, ты знаешь, что будет дальше.
— Будем играть в доктора.
— Просто обожаю эту игру!
— Не делайте этого.
— Сынок, ты не в том положении, чтобы торговаться.
— Нет, но печать у меня на руке означает, что я не умру. Я не торгуюсь. Вы меня убьете, я возрожусь, но у меня будут черные глаза, и тогда вы все умрете.
— А если отпустим, то что? Побредешь дальше своей дорожкой?
— Нет, но я останусь человеком и кто-то из вас сможет выжить… теоретически.

Жизнь полна сюрпризов. Полна черных и белых полос.

Цветным не нравится книга «Маленький черный Самбо». Сжечь ее. Белым неприятна «Хижина дяди Тома». Сжечь и ее тоже. Кто-то написал книгу о том, что курение предрасполагает к раку легких. Табачные фабриканты в панике. Сжечь эту книгу. Нужна безмятежность, Монтэг, спокойствие. Прочь все, что рождает тревогу. В печку!

Он сказал, что изрубил свою жену лопатой, потому что полюбил другую женщину, потому что у жены были волосы черного цвета, а у той, которую он полюбил, рыжего. Потому что в девушке с черными волосами и короткими толстыми пальцами на руках нет и не будет кислорода. А в девушке с рыжими волосами, тонкими пальцами и мужским именем Саша кислород есть.

Принесёт ли чёрный кот несчастье, главным образом зависит от того, человек ты или мышь.

Все суеверия на чем-то основаны. Но когда черный кот переходит дорогу, он не желает зла.

Чёрные, белые, жёлтые и краснокожие — в тюрьме всё это несущественно, вот уж где наступает всеобщее равенство.

— Токен, принеси бас-гитару!
— У меня нет бас-гитары.
— Ты же чёрный, у тебя в подвале есть бас-гитара!
[Токен с удивлением обнаруживает бас-гитару у себя в подвале]
— Токен, сыграй че-нибудь!
— Я не умею играть на бас-гитаре.
— Ты же чёрный, ты умеешь играть на бас-гитаре!
— Меня тошнит от твоих стереотипов!
[Токен, пытаясь взять пару нот, с ходу проигрывает сложную бас-партию]
— Твою мать!

Почему убрали ковёр с парадной лестницы? М? Что, Карл Маркс запрещает держать на лестнице ковры? Где-нибудь у Карла Маркса сказано, что второй подъезд дома на Пречистенке нужно забить досками, а ходить кругом, вокруг, через чёрный вход?

А ты знаешь, что звезды в этом небе падают в момент, когда обрываются их жизни?

Жизнь — как шахматная партия. Только чёрные не совсем чёрные, а белые не совсем белые. Неважно, сколько фигур ты потерял. Игра продолжается, пока Королю не объявили шах и мат.

— Ты ведь знаешь, что я черный, а не китаец?
— Я слепой, Карл, не тупой.

— Я наполовину китаец!
— Если ты китаец, то я чёрный!
— Ли, ты не можешь быть черным, там стандарты по росту, как на американский горках!

— Я тоже поменял национальность.
— Ага! Выходит ты теперь чёрный русский!
— Нет. Я москвич с тёмным прошлым!
— А я, значит, армянин со светлым будущим!

Тьма — всепологающее начало. Все краски обращаются черным, стоит лишь пропасть свету. То, что лишилось света, есть начало, поглощающее цвета.

— Дамы и господа, сегодня на этой сцене столкнулись две кавказские команды буквально нос к носу!
— Так сказать, вечер черного юмора!

— Ты знаешь, как возникла вселенная?
— Нет.
— Представь, что у тебя есть ванна. Большая круглая ванна. Из черного дерева. Конической формы.
— Почему конической?
— Тсс, молчи. Коническая ванна. Ты наполняешь ее мелким песком. Или сахаром. А потом вынимаешь пробку – ты меня слушаешь?
— Слушаю.
— Вынимаешь пробку, и все это дело уходит через слив.
— Понятно.
— Ни черта тебе не понятно. Я еще не добрался до сути. Ты хочешь услышать суть?
— Хочу.
— Так слушай. Представь, что ты снимаешь фильм о том, как это происходит. Как уходит сахар. У тебя камера, и ты снимаешь.
— Это и есть суть?
— Нет еще. А потом ты пускаешь пленку через проектор – назад. Вот в чем суть.
— Назад?
— Да. Задний ход – именно в этом суть. А ты сидишь и наблюдаешь, как песок втекает через слив и наполняет ванну. Понятно?
— Ты хочешь сказать, что так начиналась Вселенная?
— Нет. Я хочу сказать, что это прекрасный способ расслабиться.

С сильной любовью не могут ужиться чёрные подозрения.

Нашла тебя в кровати я.
И ты загадка для меня.
Откуда ты, подай мне голос
Кудрявый черный волос.

– Для того чтобы развязать войну, достаточно желания одной из сторон, о достойный Целитель, – отвечала Эовин. – А от меча могут погибнуть и те, кто никогда не брал его в руки. Неужели ты предпочёл бы, чтобы гондорцы день и ночь собирали травы, пока Чёрный Властелин собирает армии? Да и телесное исцеление не всегда идёт на пользу, а гибель на поле брани – не всегда зло, даже если герой погибает в муках.

В наши дни у всех есть либо лучший друг гей, либо черный лучший друг. Если вам повезет – у вас будут оба.

Всё в порядке, даже если это и не ты, и не я,
даже если печаль поглотила меня.
Снова сгущаются чёрные тучи.
Даже если я всё ещё витаю в облаках,
даже если я снова разбит,
а мои крылья сломаны,
даже если я теряю самого себя,
то всё в порядке.
Я сам себе спаситель.

Пик невезения это когда чёрные кошки уступают тебе дорогу.

В суде, более чем где бы то ни было, с человеком должны поступать по справедливости, какого бы цвета ни была его кожа, но люди ухитряются приносить с собой на скамью присяжных все свои предрассудки. Становясь старше, ты все больше будешь замечать, как белые каждый день на каждом шагу обманывают черных. Но вот что я тебе скажу, сын, и ты это запомни: если белый так поступает с черным, кто бы ни был этот белый, как бы он ни был богат, из какой бы хорошей семьи ни вышел, все равно он — подонок.

Для того, чтобы быть красивой, женщине достаточно иметь черный свитер, черную юбку и идти под руку с мужчиной, которого она любит.

Когда тебе грустно, и никто не знает об этом,
Я пошлю тебе черные розы.
Когда в твоем сердце тьма, и оно заледенело,
Я пошлю тебе черные розы.

— У меня чёрный пояс по тхэквондо!
— А у меня синий комбинезон по автосервису и че?

Среди гостей ходил я в черном фраке.
Я руки жал. Я, улыбаясь, знал:

Пробьют часы. Мне будут делать знаки.
Поймут, что я кого-то увидал…

Ты подойдешь. Сожмешь мне больно руку.
Ты скажешь: «Брось. Ты возбуждаешь смех».
Но я пойму — по голосу, по звуку,
Что ты меня боишься больше всех.

Я закричу, беспомощный и бледный,
Вокруг себя бесцельно оглянусь.
Потом — очнусь у двери с ручкой медной,
Увижу всех… и слабо улыбнусь.

— Когда тебе грустно, идёт дождь.
— Многие люди грустят, когда идёт дождь.
— Дождь идёт, потому что ты грустишь, детка.

Я не помню, все ли я помню…

Дурдом какой-то, да? Два взрослых мужика говорят со стеной, а она им отвечает! Непорядок! Давай-ка… забудем об этом!

— Спросим агента.
— Не выйдет.
— Погиб?
— Вроде того… Он на почте работает.

Тебе не надоело бузить? Крушить всё тут? Тырить галактики и тарелки?

— И берегись Ниибла.
— А кто из них Ниибл?
— Эмм.. Кто из вас Ниибл?
— Yo mama!
— Вот, это Ниибл.

Это тянет на девять баллов по моему личному дерьмометру!

— Давай поговорим о твоей комнате. Если хочешь, мы покрасим её в светло-голубой или ярко-жёлтый?
— Чёрный!
— Бледно-розовый или зелёный?
— Розовый и зелёный?
— Если хочешь!
— Это кошмарные цвета! Я хочу чёрный!
— ЧЁРНЫЙ? Я ТЕБЕ ПОКАЖУ ЧЁРНЫЙ!

Кончается ли всё со смертью, нет ли после нее еще чего то? Быть может, для художника расстаться с жизнью вовсе не самое трудное? Мне, разумеется, обо всём этом ничего не известно, но всякий раз, когда я вижу звёзды, я начинаю мечтать так же непроизвольно, как я мечтаю, глядя на чёрные точки, которыми на географической карте обозначены города и деревни. Почему, спрашиваю я себя, светлые точки на небосклоне должны быть менее доступны для нас, чем черные точки на карте Франции? Подобно тому, как нас везет поезд, когда мы едем в Руан или Тараскон, смерть уносит нас к звёздам. Впрочем, в этом рассуждении бесспорно лишь одно: пока мы живём, мы не можем отправиться на звезду, равно как, умерев, не можем сесть в поезд. Вполне вероятно, что холера, сифилис, чахотка, рак — не что иное, как небесные средства передвижения, играющие ту же роль, что пароходы, омнибусы и поезда на земле. А естественная смерть от старости равнозначна пешему способу передвижения.

Вы заметили, что в сказках ведьмы носят дурацкие чёрные шляпы, тёмные одежды и летают на мётлах? Но наша история — не сказка! Мы расскажем о ведьмах настоящих!

Мы мечтали что-то изменить в этом мире… но все осталось таким же. По-прежнему продают оружие Южной Африке, а чёрных убивают на улице. Люди по-прежнему живут в бедности, и по ним бегают крысы. Лишь толпы богатых бездельников расхаживают по Лондону в модных тряпках. Я больше не верю в миф о «Битлз».

Миру необходим черный цвет, чтобы белый был заметнее.

Логично я себя веду или нет, зависит от того, к чему я стремлюсь.

Иногда Вы бываете настолько недоверчивыми, что становитесь совершенно чёрными изнутри.

— Я в первый и последний раз напялил эту юбку.
— На приёмах в Шотландии аристократы одевают килт.
— Не килт, а смокинг!
— Я читал в путеводителе по стране. Там чёрным по белому написано «килт»!
— Не говорите глупостей! Чёрным по белому — это смокинг! И оставьте меня в покое!

— Но когда же вы спите?
— Да уж, сплю! Спать я буду, когда завершу образование. А пока пью черный кофе.

Утро. Хэллоуин. Гниют тыквы. Горит листва. Чёрные кошки спариваются в аллеях как крысы. Казалось мы… Не испытывали никакого страха. Как будто мы уже умерли… И нам было нечего терять. Или, может, из-за того, что мы жили так страстно… И так любили жизнь… Мы вообразили себя бессмертными, исполненными сил… И черпали энергию из нашей безумной страсти к науке. А может, мы просто сошли с ума?

Страшной приметой считается, если черный кот разобьет зеркало пустым ведром!

Кошки на самом деле Санта-Клаусы волшебного мира. И встречаются они не случайно: белые – к приятным новостям, рыжие – к деньгам, чёрные – к счастью, серые – к здоровью, а полосатые тигрята – к любви. Лучше всего, конечно, трёхцветные кошки: они сразу много хорошего приносят, как в рекламе «три в одном». И даже тянут ради нас подарок на хвосте.

Я не стою на стороне черного человека, я не стою на стороне белого человека. Я стою на стороне Бога.

Туфли на платформе, джинсы с финтифлюшками, черный лифчик, ажурный свитер, укладка «домашнего розлива» и гелевые губы, не женщина — мечта идиота!

Когда самолеты будут делать из того материала, из которого делают черные ящики для них, я начну летать.

Быть котом не так уж и плохо — можно спать целыми днями, и никто тебе слова не скажет.

Клянусь, я не понимаю, почему люди перестали использовать свои мозги по назначению. Ты только подумай: этим ребятам противно сесть за стол с черным, но зато они преспокойно едят яйца, вылезшие прямо из куриной задницы.

О всевышний, если бы я знала цель этой любви, она отрезала мне пути к отступлению, забрала мое сердце, мою волю и исчезла. О всевышний, это все, что у меня есть. Почему он стал таким безжалостным, почему его сердце превратилось в камень? О всевышний, этот дым, этот плачь, эти воззвания к тебе, сможет ли все это услышать мой любимый? Услышит ли он? Если бы я знала! О всевышний, что это за волнения, что это за пелена перед моими глазами? Все это потому, что ты для меня все. Все есть ты для меня. Когда я молчу, когда говорю, у меня перед глазами твоя любовь, твой образ. Мое время и мой хлеб — это ты. О всевышний, где место телу, созданному из глины, где пристанище души и сердца? О всевышний, земная ночь с черным ликом, не может она сравниться с твоим днем, не может прийти за моей весной осень с каменным сердцем. О губы, что скрывают чувства и правду, пришло время замолчать.

Зелёных чаев она не признавала, ещё более презирала травяные настои, по недоразумению называемые чаями. Чай в её представлении должен был быть чёрным, как дёготь, и крепким, как совесть грешника.
Ну или наоборот. Чёрным, как совесть, и крепким, как дёготь.

– Как назвать чёрного за штурвалом самолёта?
– Не знаю.
– Лётчиком, расист ты поганый! Как же ещё!

За последние полторы минуты я убедился, что все чёрные — болваны. Простите, то есть «афроамериканцы».

Полторы тысяч лет назад, все знали что Земля была центром вселенной. Пятьсот лет назад, все знали что Земля плоская, а пятнадцать минут назад, ты знал что люди были единственными на этой планете. Представь что ты будешь «знать» завтра.

Что разумно, а что нет… Определяет лишь поставленная цель.

Как черные очки, так и меланхолия гасят краски окружающего мира, но сквозь них можно смотреть, не отводя глаз, на солнце и смерть.

Мне нравится, что там все люди были равны, будь они белые, чёрные, инопланетяне или даже женщины.

Будь жестоким и я влюблюсь в тебя, принц.

— Она — свет моей жизни, зеница моего ока, сливки моего кофе.
— Привыкай к чёрному кофе. Сливки снимает Acme.

– У меня большие глаза, чтобы тебя лучше видеть, – рявкнул железный волчище. – У меня огромные лапы, чтобы ими схватить тебя и обнять! Всё у меня большое, всё, сейчас ты в этом сама убедишься. Почему ты так странно смотришь на меня, маленькая девочка? Почему не отвечаешь?
Ведьмочка улыбнулась.
– А у меня для тебя сюрприз.

Не важно, сколько мусора ты собрал, это всего лишь мусор.

— Кошек любишь?
— Ну, в общем, да. Я люблю кошек.
Анестезия облегченно вздохнула.
— Бедрышко или грудку?

Что ты как комок нервов. Расслабься!!!

Нет пока ещё только чёрных презервативов. «Потому что чёрный цвет стройнит», — говорит Магда.

Вороны все черные, потому что негоже по кладбищу в пёстром ходить.

Приехав в Лос-Анджелес, я впервые оказался в большом городе. Я пытался сориентироваться, понять, куда идти, но никто не отвечал на мои вопросы. Копы лишь прогоняли меня прочь. Мне все же повезло, и какой-то черный парень довел меня до нужной остановки и сказал, какой автобус ему нужен. Ему не были нужны деньги или что-либо от меня. Скорее всего, он подумал: «Этот паренек здесь новичок и может запросто влипнуть в историю. Надо показать ему дорогу». Не ошибусь, если скажу, что таких людей — один на миллион.

Вычеркивать людей из своей жизни надо черным маркером, а не простым карандашом, надеясь, что в любой момент сможешь достать ластик.

Гнет темноты по-разному действует на души людей. Человек перед лицом ночи познает свое несовершенство. Он видит мрак и чувствует себя немощным. Под черным небом он подобен слепцу. Наедине с ночью человек приходит в уныние, преклоняет колена, падает наземь, повергается ниц, забивается в нору или жаждет обрести крылья. Почти всегда он готов бежать от присутствия безликого Неведомого. Для него оно непостижимо. Он дрожит, он сгибает спину, – недоумевает, но порой его влечет туда.

В маленьком чёрном платье невозможно выглядеть чересчур шикарно или слишком скромно.

— Доброе утро. Кофе?
— Чёрный, как моя душа.
— Я позволила себе приготовить завтрак. Надеюсь, ты не возражаешь? Услуга за услугу. Красивая девушка на фото. Твоя сестра?
— Пахнет здорово и она невеста.
— Ты натурал?
— Думала, я гей? С чего это?
— Антикварная кушетка, глаза красишь, одеваешься.
— Просто у меня стиль такой. В клубе хорошо смотрится, Тесс нравится.
— Ладно, значит мне надо надеть штаны… Бедненький, ты ещё и обручён.
— Не обязательно…

Мы все надеемся, что придет кто-то со сверхспособностями, но сверху способна явиться лишь та, что в черном и с косой.

— Нужно что-то делать!
— Шутишь? Ходженса уводят люди в чёрном. Просто сон наяву.

— Готовы заказать, зайчики?
— Ему — фирменное, кусочек бекона, черный кофе. Я не буду ничего. Спасибо.
— Сейчас устроим.
— Сэмми, когда ты рулишь процессом — я тащусь!

Сменилось время года. И вот уже зима. Снег вроде бы я вижу впервые, но такое чувство, что это что-то прежде знакомое мне. Зимой светает поздно. Даже когда уходишь из дома, на улице все еще темно. Когда она влезает в свое тяжелое пальто, то становится похожей на большую кошку. Она, окутанная запахом снега, её тонкие замерзшие пальцы, шум черных туч, плывущих высоко в небе. Её душа, мои чувства, наша комната… Снег поглощает все звуки, но только звук электрички, на которой она уехала, доносится до моих настороженных ушей. Я и, наверное, она.. и этот мир.. Кажется, мы любим его!..

Откровенные признания, от которых уже не болит в области сердца. Чувства медленно перегорели, словно угли в костре. Когда-то, от одного лишь твоего прикосновения, во мне разгоралось дико пляшущее пламя. Мы отчаянно кружились в этом огненном танце, охваченные страстью и безумием. Но сейчас там все выжжено дотла, лишь обугленные тени чувств прячутся в закоулках души.

Сегодня, в этот прощальный осенний вечер, мы как никогда близки. Между нами больше нет ни секретов, ни обманов. Больше нечего доверить и рассказать друг другу. Равнодушие сближает незнакомцев не меньше сочувствия.
Внимательно наблюдаю за твоим склоненным лицом, полускрытым за черными прядями дыма. Взгляд уставшего разочарованного человека. Неужели на моем лице выражены те же эмоции? Когда мы успели так отдалиться? Куда привели нас эти расстояния? Ты молчишь, и я не нарушаю тишины.
Тлеют, тлеют угли. Скоро совсем ничего не останется, даже воспоминаний об этой ночи.

Восходит солнце, и вместе с ним пробуждается все живое. Костер погас, воздух холодный и промозглый. Мне хочется обнять и согреть твои плечи. Мне хочется вернуть наше прошлое.
Ты, будто прочитав мои мысли, поднимаешь голову. Мы долго изучаем друг друга глазами, полными невысказанной нежности, а уже в следующую минуту резко отрываем взгляд и расходимся, не оборачиваясь…

Чтобы жить красиво, нужны две вещи: черный ход и запасной выход.

Будущее представляется черным, мрачным и ужасным. Никакого света в конце туннеля, а если он там и есть, то это встречный поезд.

Том попал в непростое положение. Однако Крис с пониманием отнесся к тому факту, что в руках у Тома была пара предметов, похожих на заряженные ружья. В свою очередь, Том с пониманием отнесся к другому факту: ружья не были заряжены.
Так что, по большому счету, когда Том вышел через черный ход, а Крис ушел с деньгами — никто не потерял лица.

Кофе должен быть горячим как ад, черным как черт, чистым как ангел и сладким как любовь.

К счастью можно прийти двумя путями. Первый путь — внешний. Приобретая лучшее жилище, лучшую одежду, более приятных друзей, мы можем в той или иной степени обрести счастье и удовлетворение. Второй путь — это путь духовного развития, и он позволяет достичь счастья внутреннего. Однако эти два подхода не равноценны. Внешнее счастье без внутреннего не может длиться долго. Если жизнь рисуется вам в черных красках, если вашему сердцу чего-то недостает, вы не будете счастливы, какой бы роскошью себя ни окружили. Но если вы достигли внутреннего спокойствия, то можете обрести счастье даже в самых тяжелых условиях.

Чрезмерный пессимизм так же противен, как и чрезмерный оптимизм. Два дурака только разного цвета — черный и розовый.

Ты перед ним — что стебель гибкий,
Он пред тобой — что лютый зверь.
Не соблазняй его улыбкой,
Молчи, когда стучится в дверь.
А если он ворвется силой,
За дверью стань и стереги:
Успеешь — в горнице немилой
Сухие стены подожги.
А если близок час позорный,
Ты повернись лицом к углу,
Свяжи узлом платок свой черный
И в чёрный узел спрячь иглу.
И пусть игла твоя вонзится
В ладони грубые, когда
В его руках ты будешь биться,
Крича от боли и стыда…
И пусть в угаре страсти грубой
Он не запомнит, сгоряча,
Твои оттиснутые зубы
Глубоким шрамом вдоль плеча!

— Как я могу тебе нравиться? Ты меня совсем не знаешь.
— Мне и не нужно ничего о тебе знать. Если не знаешь, то так даже лучше.
— Но скрывать о себе всё тоже нельзя.

Наша жизнь похожа на листок, гонимый течением…

Невозможно объяснить ребенку, что граница между добром и злом не такая четкая, как между белым и черным, как учат в сказках.

В книге важны только два цвета — черный и белый.

Крики продолжаются. Это не люди, люди не могут так страшно кричать.
Кат говорит:
— Раненые лошади.

Я еще никогда не слыхал, чтобы лошади кричали, и мне что-то не верится. Это стонет сам многострадальный мир, в этих стонах слышатся все муки живой плоти, жгучая, ужасающая боль. Мы побледнели. Детеринг встает во весь рост:
— Изверги, живодеры! Да пристрелите же их!

<…>
… Мы смутно видим темный клубок — группу санитаров с носилками и еще какие-то черные большие движущиеся комья. Это раненые лошади. Но не все. Некоторые носятся еще дальше впереди, валятся на землю и снова мчатся галопом. У одной разорвано брюхо, из него длинным жгутом свисают кишки. Лошадь запутывается в них и падает, но снова встает на ноги. <…> Солдат бежит к лошади и приканчивает ее выстрелом. Медленно, покорно она опускается на землю. Мы отнимаем ладони от ушей. Крик умолк. Лишь один протяжный замирающий вздох еще дрожит в воздухе. Потом он снова подходит к нам. Он говорит взволнованно, его голос звучит почти торжественно:
— Самая величайшая подлость — это гнать на войну животных, вот что я вам скажу!

… я не могу позволить себе, чтобы в моей машине на заднем сиденье валялась книга с названием «Комбат атакует» или «Спецназ выходит на связь». Мы очень разные, ты врубаешься? Я не смотрю «Бригаду», не люблю русский рок, у меня нет компакт-диска Сереги с «Черным бумером». Я читаю Уэльбека, Эллиса, смотрю старое кино с Марлен Дитрих и ***ваю от итальянских дизайнеров. И свои первые деньги я потратил не на «бэху» четырехлетнюю, как у пацанов, а на поездку в Париж.

Видишь ту пачку смертоносных палочек на крышке пианино? Все, что тебе нужно знать о жизни, в этих четырех картонных стенках. Заметь, что одна сторона твоей личности соблазнилась иллюзорным величием здоровой золотистой пачки с королевским гербом — привлекательный намек на гламур и богатство. Нам тонко намекают, что сигареты — наши верные и благородные друзья, а это — неправда. Другая часть твоей личности привлекает к обратной стороне вопроса. Там жирным текстом черным по белому написано, что эти опрятные маленькие солдатики смерти на самом деле хотят тебя убить. И это — правда. О, этот соблазнительный зов смерти. Как можно противиться ее сладкому шепоту? Сладкое всегда становится горьким, а все горькое станет когда-нибудь сладким. Вот, почему мы с тобой любим наркотики. И вот почему, Пит, я не могу вернуть картину обратно. А теперь, пожалуйста, передай зажигалку мне.

Черный — цвет внутреннего мира закрытых век.

Черные когда-то глаза были теперь светло-карими, любой другой сказал бы «выцвели», но мне кажется, это просто от избытка внутреннего света.

Шахматы ведут к духовности, так как они заставляют нас понять, что существует борьба между двумя силами – белыми и черными, которые символизируют добро и зло, положительное и отрицательное. Они дают понять, что у каждого из нас своя роль, но разные способности: пешка, дама или ферзь, но в зависимости от своего нахождения все мы, даже простые пешки, можем поставить мат.

Детские мультфильмы — это просто пособие по нанесению травм, потому что в детских мультиках нет смерти. Там всё, что получает кот, если его мышь ударит сковородкой по лицу — это лицо в форме сковородки. Упал на голову кирпич — яркая пульсирующая шишка. Засунул пальцы в розетку — яркие звёздочки в разные стороны. Насилие это даже весело. Надо, чтобы всё было как в жизни: бросил кот на мышонка наковальню — всё. В следующей серии грустные мыши в чёрных косынках ходят по соседям, спрашивают, есть ли лишние стулья.

Душа ведь не бывает черной от рождения. Сначала она прозрачная, а темнеет постепенно, пятнышко за пятнышком, каждый раз, когда ты прощаешь себе зло, находишь ему оправдание, говоришь себе, что это всего лишь игра. Но в какой-то момент черного становится больше. Редко кто умеет почувствовать этот момент, изнутри его не видно.

Когда теряешься в своих мыслях, надо довериться своим инстинктам.

— Но я не умею принимать роды!
— А чего уметь. Просто встань там и лови.

Когда ты закрываешь глаза и думаешь о мире вокруг, то что ты видишь? Лично для меня мир — это не просто рисунок на карте. На поле боя я вижу только глаза членов Чёрного Ордена — моей семьи. Я просто ужасный человек, не правда ли? Вместо реального мира я забочусь только о своих друзьях. Потому что они — это и есть мой мир. И если погибнет кто-то из моих друзей, то для меня это будет значить, что уничтожена часть мира.
Пусть будет спасён целый мир, но если при этом погибнет кто-то из моих друзей, то не станет и меня.

Вытрите слёзы. Миру неведомы слёзы отчаяния, которые вы проливаете, миру нет до них дела.

Надо иметь чувство собственного достоинства. Это очень важно. Теперь это называется «самооценка», но суть одна. Люди всегда стараются отнять ее у тебя. Не позволяй им. Ты должен иметь характер. Гордость.

Ох уж эти мужчины! Никогда не знаешь, что взбредет им в голову в следующую минуту.

Во сколько себя оцениваешь, столько и получишь.

Открыть свое сердце ты сможешь, избавившись от ожиданий.

Я одержим идеей запечатления невинности в глазах перед тем, как она перерастет в страх. Это тонкая грань между черным, белым, серым.