Цитаты про братца

Цитаты про братца

Не пара тебе твоя невеста, уж что ты хочешь, — эти глаза, этот цвет лица, этот трепет, который иногда пробегает по ее лицу, — она тигренок, который еще не знает своей силы; а ты — да что ты? Ты — невеста; ты, братец, немка; ты будешь жена, — ну, годно ли это?
… В любом случае, мы четыре хорошие причины, чтобы не заводить детей. И мой милый маленький братец в слишком широких штанах переспал с двадцатью пятью девушками за одну неделю после выхода Durch Den Monsun. Потом мы очень сильно напились со Службой защиты детей и большинство отелей отказались предоставлять нам комнаты. Потом появился какой-то дед и нас преследовала германская армия. Потом я первым делом освежил подводку, вышел в Интернет и написал, что я в доску гей. И да еще… Я чуть не умер от анорексии. Тем не менее, мы сегодня с вами. Возможно, благодаря именно всему этому…
— Когда я увидел тебя, воспоминания так и нахлынули.
— Неужели я похож на твоего младшего брата?
— Твоя голова вылитая картошка, а братец ее обожал!
— Картошка?!
Дорогой Элайджа, давай скооперируемся и грохнем твоего братца. Чмоки-чмоки.
Жизнь сюрпризы преподносит, жизнь лупит нам поддых,
И депрессия всё косит, наши стройные ряды.
Обстановка неспокойна, психиатры сбились с ног,
А народ сигает в окна, нажимает на курок.Люди злы как прокуроры, ждут печального конца,
От тоски у всех запоры и землистый цвет лица.
Улыбаться надо, братцы, не сдаваться, молодцы!
Если нация в прострации, то нашей нации концы…

— Мам, слушай-ка… Вот мой братец — то вырастет — ну женится… ну умрёт. А мне что потом, надо будет жениться на его старой жене?
— Почему? Ну всё-таки?
— Я же донашиваю его старые пижамы, коньки, велосипед?… Всё остальное донашиваю…
— Обещаю тебе, что от его старой жены я тебя избавлю.
— А как ты думаешь, братец, в чем главное отличие таланта от чутья?
— Даже не знаю.
— Сколько бы в тебя ни заложил бог таланта, это вовсе не грантирует, что ты не помрешь с голодухи. А вот, если он заложил чутье, голодным ты уже не останешься.
Слышал я не так давно одну правдивую историю. Великий эльфийский владыка пожелал иметь сапоги из шкуры дракона. Ну сказано – сделано. Призывает к себе главный его военачальник двух самых доблестных воинов и велит: отправляйтесь-ка вы, братцы, в джунгли юга и добудьте для короля драконьи сапоги. Три года отсутствовали воины, но потом всё же вернулись – одичавшие, израненные, усталые… «Где сапоги?» – грозно вопросил командир. И тут герои расплакались в голос: мол, убили они двести тридцать шесть драконов, но ни на одном из них сапог… так и не обнаружили!
— Вот он, сермяжный воин, который сломит шею врагу и выведет Россию на светлый путь… Выведешь, братец, Россию на светлый путь?
— Так точно, Ваше Высокоблагородие! Выведем!
– Циля, по-моему, он впал в болезненное самомнение… – Нечистый и его братец обменялись сочувственными взглядами. – Я ж тебе популярно, по слогам, объясняю: пу-ле-мё-т-т-т! А ты что, рассчитываешь всех врагов боевой раскраской своих трусов распугать? И не надейся, начинающий извращенец, там народец с крепкой психикой, их твоими парусами в ландышах не свалишь…
– Врешь братец, какие тебе документы. На то указы. В том-то и сила, чтобы безо всякого права отнять имение.
— О! Неужели мой старший братец соблаговолил спуститься с небес на землю…
— Мы с Сараби не видели тебя на церемонии коронации Симбы.
— А разве это было сегодня? Я так разочарован…
*хихикает*
— Ох… Как мне нравится, когда они ругаются. Их команда трещит по швам.
— Хватит пялится. Маркус, мы с тобой вернём то, что моё по праву. Нанесём визит моему любимому старшему братцу.

Шумим, братец, шумим
Существует просто Зло и Большое Зло, а за ними в тени прячется Очень Большое Зло. Порой бывает так, что Очень Большое Зло схватит тебя за горло и скажет: «Выбирай, братец, либо я, либо то, которое чуточку поменьше!».
Как мир — так сукины сыны, а как война — так братцы.
Любовь — она, братец, штука тонкая. Понимаешь, само чувство любви уже сопряжено с некими внутренними обязательствами по отношению к тому, кого ты любишь, а именно с чуткостью и бережливостью. Ты поневоле вынужден относиться к любимому, особенно если стремишься завоевать его доверие и развить в нём ответную симпатию, как к хрупкой хрустальной вазе.
Платов ему сто рублей дал и говорит: — Прости меня, братец, что я тебя за волосья отодрал. Левша отвечает: — Бог простит,— это нам не впервые такой снег на голову
Нет, братцы, так любить, как русская душа, — любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал бог, что ни есть в тебе, а… — сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: — Нет, так любить никто не может!
— Знаешь, на самом деле у нас с тобой много общего.
— Правда? Может нам помириться в честь того, что нам обоим недостает моего братца?
Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит своё дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь своё дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может только один человек.
Мелкий братец нашел у мамы прокладки, пересчитал их и с умным видом ей сообщил: “Памперсов тебе до среды хватит”

Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который желтым чеботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства. Но у последнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства. И проснется оно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело. Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество! Уж если на то пошло, чтобы умирать, — так никому ж из них не доведется так умирать!.. Никому, никому!.. Не хватит у них на то мышиной натуры их!
Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И все случаемся не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе, пожалуй, изволь, братец! И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Всё это, что было под именем барона Брамбеуса, «Фрегат Надежды» и «Московский телеграф»… всё это я написал.
— Хотите, я усыновлю вас?
— Усыновишь меня?
— Ну да, я уже усыновил Бернара, когда заметил, что тот захандрил.
— Какого Бернара?
— Моего медвежонка. Там. В шкафу. На полке. Это мой старый медвежонок, у него уже нет ни глаз, ни рта, ни носа, набивка наполовину вывалилась, и повсюду собрались складочки. Он немного похож на вас. Я усыновил его в тот вечер, когда мои олухи родители принесли мне нового медвежонка! Они думали, что это приведет меня в восторг. Может, они хотели бы и меня заменить на какого-нибудь младшего братца, пока меня там нет. С тех пор я и усыновил медвежонка. Я завещаю Бернару все, чем владею. Я и вас, если хотите, могу усыновить, если вас это подбодрит.
Видно, помирать придётся… Братцы! Велика Россия, а отступать некуда — позади Москва!
— Мой милый братец, я не всегда понимаю, на чьей ты стороне.
— Мой милый братец, мне так горько, ведь я так люблю свое семейство.
[Брайан просматривает газету с объявлениями]
— Ищут коровьих пастухов…
— Да мы ни бельмеса не понимаем в животных.
— Стрелочников?
— Этим и дома можно было бы заниматься.
— Могли бы стать солдатами… Отправиться на Филиппины.
— Смерть меня ни разу не прельщает.
— Понимаешь, братец, в поезд я сел с намерением сбежать от этого — жизни-каторги… Цель в том, чтобы достичь вершины и не опускаться до лжи, которой так много в пути на нее. На вершине нужно и начинать! Стать предпринимателями!

Музыкантов было пятеро — труба, саксофон, банджо, стрингс-бас и тромбон; самому молодому из них уже явно перевалило за полсотни, а банджист и вовсе мог сойти за непутевого младшего братца египетских фараонов. Но это я заметил, только когда ребята сделали короткий перерыв, чтобы промочить горло, а пока играли, они были людьми без возраста, не простомолодыми, а почти бессмертными. Но это неудивительно, с хорошими музыкантами всегда так, они не принадлежат этой земле, пока играют, а стареют только во время перекуров
Сижу я как-то, братцы, с африканцем,
А он, представьте, мне и говорит:
В России, дескать, холодно купаться,
Поэтому здесь неприглядный вид.Зато, говорю, мы делаем ракеты
И перекрыли Енисей,
А также в области балету
Мы впереди, говорю, планеты всей,
Мы впереди планеты всей!
Эх, братец мой – что вид наружный?
Пусть будет хоть сам чёрт!… да человек он нужный.