Цитаты про белый

Она похожа на отражение белой розы в серебряном зеркале.

Это больше, чем мое сердце,
Это страшнее прыжка с крыши.
Это громче вопля бешеного,
Но гораздо тише писка забитой мыши.
Это то, что каждый всю жизнь ищет,
Находит, теряет, находит вновь,
Это то, что в белой фате со злобным оскалом.
По белому свету рыщет,
Я говорю тебе про любовь.Она сама по себе невесома,
Она легче, чем твои мысли.
Но вспомни как душу рвало,
Когда она уходила,
Как на глазах твоих слезы висли.
Она руками своими нежными,
Петлю на шею тебе набросит,
Не оставляя ничего от тебя прежнего,
Сама на цыпочки встать попросит,
Ты даже не сможешь ее увидеть
Ты никогда не заглянешь в ее глаза,
А думаешь только о том, как бы её не обидеть,
Не веря в то, что она действительно зла.

На закате аромат цветов персика усилился, и Кюн-Юйсан в одеянии дракона начала танцевать танец Парящей. На ее бледном лице глаза казались неподвижными; в ней чувствовались благородство и порода. Ее колени были так прекрасны, что Лю-Цзеки, поэт, заплакал.А Лао-цзы спросил:– Кун, что в Кюн-Юйсан можно было бы назвать вечным, что в ней ближе всего к истине?Но Лю-Цзеки опередил Кун-цзы. Он воскликнул:– Ее красоту! У нее ноги газели, а под коленом наверняка бьется голубая жилка – так белы ее руки.В ответ старец улыбнулся, а любимый ученик Кунцзы сказал:– Ее украшения! Кажется, будто их изготовили демоны: так искусно они убраны резными камнями.Но старец улыбнулся и посмотрел на Кун-цзы. Тогда тот ответил:– Не ее красоту и не ее украшения. Но то Невыразимое, что стоит за ней. Тысячекратно переплетенные темные нити таинственной взаимосвязанности бытия иногда проявляются отдельным фрагментом, отдельным узлом в определенном человеке. Он становится мостом и факелом. Но вечен не человек, который освещает тайну, вечна сама тайна. В Кюн-Юйсан вечно искусство.

Словно бесформенный туман в осенней ночи, движемся мы в жестокости бытия, не зная, откуда и куда, – вечерний ветер, облако на небе имеют больше прав на существование, чем мы, – проходит столетие, но все остается без изменений, независимо от того, как мы жили. Будда или виски, молитва или проклятие, аскеза или разврат – все равно однажды нас всех зароют в землю, чему бы мы ни поклонялись: своему желудку или чему-то невыразимому, белой женской коже или опиуму, – все едино…

Когда жизнь полосами… остановись на белой и иди вдоль

Ну же, Скотт, во мне 147 фунтов хрупких костей, обтянутых белой кожей. Сарказм — моя единственная защита!

Там за белой рекой,
Под прошлогодней листвой,
Я найду твои следы.
Иду за тобой,
Иду.

Я один на этой белой, окаймленной садами улице. Один — и свободен. Но эта свобода слегка напоминает смерть.

Родилось утро — в белой сорочке румяное утро. Молочными крыльями забилось в окна.
Михаил Осорги

Из всего, что понастроил человек, сохранилась лишь арка замковых ворот. Мы с Моной подошли к ней. У подножья белой краской было написано бокононовское калипсо. Буквы были аккуратные. Краска свежая – доказательство, что кто-то еще, кроме нас, пережил бурю.Калипсо звучало так:
Настанет день, настанет час,
Придет земле конец.
И нам придется все вернуть,
Что дал нам в долг творец.
Но если мы, его кляня, подымем шум и вой,
Он только усмехнется, качая головой.

— Скажите нам как есть.
— Ваш язык теперь просидит в нашей тюрьме в относительной безопасности, за границей у него жизни нет. Мы с его информации устроили лёгкий шухер, чтобы Мануэль Диас помчался в Мексику, на встречу с боссом. Вот и всё. По приказу этого босса, там за стеной, каждый день людей хватают, пытают, сажают на наркоту, режут на органы, его руками или с его приказа. А особо мешающих заделывают в стены, как в том милом домике с полусотней трупов в стенах. Этот босс — Фаусто Маркон, кличка Палач, на его руках уже от семи сотен до двух тысяч мирняка включая сто тридцать полицейских и шесть агентов ФБР… Найти его, это как изобрести вакцину. Вот как это важно.
— Теперь поняли. Никаких игр в тёмную.
— Боишься темноты? Тогда начинай курить. О вот и наш смурфик, блондинка с белой сумкой. Рейгейминг, знаешь? Она попытается проглотить платёжку, придётся с горла доставать. Вот взять её. Вперёд герои.
— Там отмывание наркоденег, приезжает молодая «мамочка» и гасит «ипотеку». Кладёт строго по девять тысяч долларов, что не облагается налогом и не фиксируется в долговременной памяти. А то что за день объезжает четыре ближайших города и восемнадцать отделений банков и больше сотни банкоматов… Компьютеры конфискуем в банке и в сумке?
— Нет, только бабки. Заморозьте все его счета, до единого. Даже те которые открыты на сироток и на говорящих собачек.

Мы шли на лодке по лесной реке.
Жара плыла от нас невдалеке.
Молчали птицы. Высились осины.
По берегу трусил веселый пес
И в белой пасти кончик лета нес —
Внизу зеленый, сверху светло-синий.

Хейзел с мечом в руках прохаживалась по площадке между двумя чердачными окнами… она была так красива, что у Фрэнка защемило сердце. В джинсах, куртке кремового цвета белой рубашке, по контрасту с которой её кожа приобрела теплый оттенок какао. Её кудрявые волосы ниспадали на плечи, а когда она подошла к Фрэнку, он почувствовал запах жасминового шампуня.

Слышишь, как снег шуршит о стекла, Китти? Какой он пушистый и мягкий! Как он ласкается к окнам! Снег, верно, любит поля и деревья, раз он так нежен с ними! Он укрывает их белой периной, чтобы им было тепло и уютно, и говорит: «Спите, дорогие, спите, пока не наступит лето».

Синие розы, на самом деле, существуют. Это скрещенные гены белой или чёрной розы с анютиными глазками.

В одной восточной сказке говорится, что бог создал розу белой, но Адам взглянул на нее, когда она распускалась, и она застыдилась и заалела.

Найдется ли такой человек, которому ты скажешь это…? Я перестану любить тебя только если слепой художник нарисует падения лепестка белой розы…

А на утро с неба падал снег, Будто пепел чьих—то сигарет, Белой пудрой накрывал дома… Так было и будет всегда, И зима наступит уже без тебя.

… среди отвратительных человеческих остовов нашли два скелета, из которых один, казалось, сжимал другой в своих объятиях. Один скелет был женский, сохранивший на себе еще кое-какие обрывки некогда белой одежды… Другой скелет, крепко обнимавший первый, был скелет мужчины. Заметили, что спинной хребет его был искривлен, голова глубоко сидела между лопаток, одна нога была короче другой. Но его шейные позвонки оказались целыми, из чего явствовало, что он не был повешен. Когда его захотели отделить от скелета, который он обнимал, он рассыпался прахом.

Русская литература пьянство воспевать не смеет. Нация и так вся в белой горячке. Только Веничка смог подняться до такого уровня словоблудия, которое превратило его жизнь в игру. Прекрасную своей бессмысленностью и полную неуловимых смыслов. Чехов местами бросал одобрительно — «опрокидон с пирамидоном». А так нет оды алкоголю в русской литературе.

Белой зависти и свежей дохлятины не бывает.

Высоко в небе облачко серело,
Как беличья расстеленная шкурка.
Он мне сказал: «Не жаль, что ваше тело
Растает в марте, хрупкая Снегурка!» В пушистой муфте руки холодели.
Мне стало страшно, стало как-то смутно.
О, как вернуть вас, быстрые недели
Его любви, воздушной и минутной! Я не хочу ни горечи, ни мщенья,
Пускай умру с последней белой вьюгой.
О нем гадала я в канун Крещенья.
Я в январе была его подругой.

— Да, вот этот младенец вырастет гораздо умнее остальных и станет для них белой вороной. И он будет заносчивым.
— Да неужели. Видишь эту малышку, когда она вырастет, у неё будут шикарные волосы и замечательная улыбка, но проблемы с её отцом помешают ей доверять людям.
— А эта малышка таких дел натворит, что люди возненавидят её.

Главная мечта шахматных вандалов — это оказаться с белой краской в руках напротив самой известной картины Казимира Малевича.

Главное для человека – не переставать возмущаться несовершенством этого мира. Потому что как только человек смиряется с его недостатками, он становится частью этого несовершенства. Здесь кончается развитие и начинается упадок. Равнодушие порождает наибольшее зло. Важно оставаться несогласным. Белой вороной. Созидать.

Я разочарованно отметила ее маникюр – с белой полосой на кончике ногтя, как у пустоголовых школьниц.

Жизнь — как зебра? Будь хитрее! Дошел до белой полосы и вдоль, вдоль!

Люди <…> любят выдумывать страшилищ и страхи. Тогда сами себе они кажутся не столь уродливыми и ужасными. Напиваясь до белой горячки, обманывая, воруя, исхлёстывая жен вожжами, моря голодом старую бабку, четвертуя топорами пойманную в курятнике лису или осыпая стрелами последнего оставшегося на свете единорога, они любят думать, что ужаснее и безобразнее их все-таки привидение, которое ходит на заре по хатам. Тогда у них легчает на душе. И им проще жить.

Увезу тебя я в тундру, увезу к седым снегам, Белой шкурою медвежьей брошу их к твоим ногам. По хрустящему морозу поспешим на край земли И среди сугробов дымных затеряемся вдали.

Быть естественным, быть самим собой, жить истинными чувствами, воспринимать мир открытой душой и не бояться неодобрения со стороны – вот что самое трудное. Личность всегда оказывается белой вороной.

Извини, эта штука не просто так называется белой доской… Это не я придумал.

С лицом измученным и серым,
На белой смятой простыне,
Как жертва бешеной холеры,
Лежит коленками к стене.
Протяжно стонет, как при родах,
Трясётся градусник в руках.
Вся скорбь еврейского народа.
Застыла в суженных зрачках.
По волевому подбородку
Струится пенная слюна.
Он шепчет жалобно и робко:
Как ты с детьми теперь одна??..
В квартире стихли разговоры,
Ночник горит едва-едва
Темно… опущены все шторы…
У мужа тридцать семь и два.

И там, где хребет Алатау Особенно тонок, Выпирая наружу Белой костью снегов, Встречает гостей тишиною ребенок С янтарными пятнами вместо зрачков

— «Бал-трансформация в стиле восьмидесятых. Вечеринка в поддержку пластики груди». Вот дерьмо! Надо было назвать его «Дай свободу груди». Это было бы более трагично.
— Тут нет никакой трагедии!
— Нет, в другом смысле. Трагично в духе группы восьмидесятых Milli Vanilli. Том и Синтия называли это «Праздник жалости к себе».
— Ты называешь это «Праздник жалости к себе»? Это сильно, девочка.
— Я не девочка, Кит. И это не праздник жалости к себе. Это сбор средств. И это не круто. Это… Как будто кто-то пытается сменить своё имя, а люди отказываются называть его этим новым именем.
— Макс, я знаю: то, что ты собираешься сделать — это по-настоящему. Но это будет намного существеннее, чем простая смена имени. Будут последствия…
— Кит, ты мой друг, верно? Так что если тебе есть что сказать — скажи это.
— Я понимаю за что ты борешься. И я уважаю тот путь, по которому ты решила идти.
— Но ты его не одобряешь.
— Нет, не то чтобы не одобряю. Я просто волнуюсь за тебя.
— Кит, пойми же, я никогда не чувствовала себя комфортно в теле девушки.
— Так, значит, удаление груди и превращение в мужчину решит все твои проблемы?
— Нет, я знаю, что этого не произойдёт. Но люди начнут видеть меня такой, какая я есть.
— Знаешь, мне грустно видеть как много сильных девочек-бучей отказываются от своей женской сути, чтобы быть мужчиной. Знаешь, мы теряем самых лучших наших бойцов, самых прекрасных женщин. И я не хочу потерять тебя.
— Я не следую за модой!
— Что если я всю свою жизнь ощущаю себя белой женщиной внутри? И вот однажды у меня появилась бы возможность изменить свой цвет кожи, чтобы мои черты лица стали белыми. Ты бы поддержала меня в этом?
— Т. е. ты ощущаешь себя белой женщиной?
— Что значит «ощущать себя белой внутри»? Что значит «ощущать себя мужчиной внутри»? Что значит «ощущать себя женщиной внутри»? Почему бы тебе не быть самым крутым бучем из всех бучей на свете и при этом сохранить своё тело?
— Потому что я хочу чувствовать себя цельным человеком. Я хочу, чтобы то, что снаружи, совпадало с тем, что внутри.

Я объясню запах форм переходящих,
Как песня по белой бумаге легла
И отчего лист так легок дрожащий,
А ветка дерева так тяжела.
Знаю я цену яркому свету.
Средь бедствий эпохи стоит мой эскиз.
Мы ждем. Надежда в глазах. И про это
Грядущему скажет Анри Матисс.

Миссис Кэррот стояла в белой вязаной шали у окна и смотрела на звёзды. Осенью звёзды кажутся ближе и падают чаще — может быть, они тоже осыпаются, как листья?

В моём понимании Анима — это женская сущность в мужчине, как раз тот самый чёрный кружок в белой «запятой» на знаке «Инь-Янь». В каждом мужчине есть Анима, как и в каждой женщине — Анимус. Эти понятия обозначают то, как человек актуализирует себя в обществе. В характере мужчины может доминировать “анимус”, а может и “анима”. Таким образом, я хотел реабилитировать женскую природу, которая есть в каждом мужчине, и которой, зачастую, незаслуженно стыдятся. То, что позволяет человеку становиться более гармоничным и цельным, не может быть причиной для стыда. «Мальчики не плачут» — да чушь собачья! Нет, я, всё же, считаю, что мужчина должен оставаться мужчиной, не зависимо от его внешности или ориентации. Но ломать себя об колено, страдать в угоду каким-то глупым допотопным стереотипам совсем не стоит. Пора понять, что сила мужчины – не в том, чтобы не проронить слезинки над настоящим горем (или просто сентиментальным мультиком — почему нет?) И не в том, чтобы купить самую крутую тачку. Сильный мужчина – это не тот, кто громче всех орёт, чуть что, лезет в драку и способен перекусить зубами стальной трос. Сильный мужчина – это, прежде всего, сильный Человек. А сильный Человек – это человек, живущий в гармонии с самим собой.

У чопорной белой блузки может быть тысяча отличительных черт.

Любой актёр должен испытывать чувство белой зависти, если он настоящий актёр. Иначе – самовосхищение, а это гибель.

Я тебя своей любовью
Утомил, меня прости.
Я расплачиваюсь кровью,
Тяжкий крест устал нести.Кровь – не жир, не масло – краска,
Смоется, как акварель,
Станет белою повязка,
Станет чистою постель.И не станет лжи и блажи,
Всё исчезнет без следа,
Смоет красные пейзажи
Равнодушная вода.

Ревнивая до ужаса… Собственница до невозможности… Злопамятная до неприличия… Мстительная до смерти… И как это все сочетается во мне, такой белой и пушистой?!

Жизнь – зебра. Иди вдоль белой полосы и получишь море позитива

Невежественные люди все одинаковы, как листы белой бумаги. Просвещенные умы различны, как книги.

Орфографические ошибки в письме — как клоп на белой блузке.

Луна затопила ночь безбрежным светом, и холмы стояли, окутанные белой лунной пылью. Деревья и земля застыли, иссушенные лунным сиянием, безмолвные и мёртвые.

Книга подобна белой линии на дороге в туманную ночь — она указывает лишь общее направление пути, переделанного опыта

В этот первый день апреля от темна и до темна, где б ни стали вы, ни сели, будет белою спина.

К вечеру он достигал желаемого: он был один в океане своего горя, один в омуте своей бесцельной вины, один, даже в своем одиночестве. Я не грущу, — снова и снова повторял он. — Я не грущу. Как будто надеялся однажды убедить себя в этом. Или обмануть. Или убедить других — единственное, что хуже самой печали, — это когда ты не можешь скрыть её от других. Я не грущу. Я не грущу. А ведь жизнь его, подобно пустой белой комнате, была полна неограниченными возможностями для счастья. Когда он засыпал, сердце сворачивалось в изножье его кровати, точно домашний зверек, живущий сам по себе. Но наутро оно вновь оказывалось в клетке, за решеткой ребер, немного отяжелевшее, ослабевшее, но, как и прежде, работающее без сбоев.

Ни одна уважающая себя парижанка на бульваре Сен-Жермен не станет переходить проезжую часть по белой «зебре» на зеленый свет. Уважающая себя парижанка дождется плотного потока машин и ринется напрямик, зная, что рискует.

Никогда не покупай рыжей лошади, продай вороную, заботься о белой, а сам езди на гнедой.

Подарите женщине миллион алых роз, а она скажет, что ей достаточно одной, но белой.