Цитаты про аскетизм
В нашей жизни не должно быть места аскетизму, умерщвляющему чувства, так же как и грубому распутству, притупляющему их.
Именно любовь, — ни вера, ни догматика, ни мистика, ни аскетизм, ни пост, ни длинные моления не составляют истинного облика христианина. Все теряет силу, если не будет основного — любви к человеку.
Бог живёт в тебе, Бог — это ты, такая, какая есть. Ему неинтересно смотреть, как ты пытаешься изображать из себя кого-то другого, кто, по твоему мнению, соответствует идиотским представлениям о том, как должна выглядеть и вести себя высокодуховная личность. Всем нам почему-то кажется, что, чтобы стать просветленными, необходимо вести массивные, драматические изменения в свою личность, отречься от собственной индивидуальности. это классический пример того, что на Востоке называют ложным мнением.
<…>
Всю жизнь он (Свамижди) учил, что аскетизм и самоотречение — ложные цели, к которым не следует стремиться. Чтобы познать Бога, нужно отречься лишь от одного — ощущения собственной разделенности с Богом. Или оставаться тем, кто ты есть, не выходя за рамки своей природы.
— Я тоже. Любое изменение общества — техническое, социальное, или комплексное — как глубина, никоим образом не меняло индивидуальной морали. Постулировалось все, что угодно — от презрения к холопам до равенства и братства, от аскетизма до вседозволенности. Но выбор всегда совершался индивидуально. Глупо считать, что виртуальность сделала людей хуже, чем они есть. Смешно надеяться, что она сделает их лучше. Нам дали инструмент, а будем мы им строить или разбивать черепа — зависит от нас.
Коммунизм должен нести с собой не аскетизм, а жизнерадостность и бодрость, вызванную также и полнотой любовной жизни.
Налицо суровый аскетизм на почве патологической скупости.
Самые умные люди, как и самые сильные, находят счастье в том, где другие нашли бы только катастрофу: в лабиринте, в суровости по отношению к себе и другим, в трудностях. Они наслаждаются властью над собой: для них аскетизм становится второй натурой, необходимостью, инстинктом.
Нет ничего легче, как придать христианскому аскетизму социалистический оттенок.
В нашей жизни не должно быть места аскетизму, умерщвляющему чувства, так же как и грубому распутству, притупляющему их.
Именно любовь, — ни вера, ни догматика, ни мистика, ни аскетизм, ни пост, ни длинные моления не составляют истинного облика христианина. Все теряет силу, если не будет основного — любви к человеку.
Бог живёт в тебе, Бог — это ты, такая, какая есть. Ему неинтересно смотреть, как ты пытаешься изображать из себя кого-то другого, кто, по твоему мнению, соответствует идиотским представлениям о том, как должна выглядеть и вести себя высокодуховная личность. Всем нам почему-то кажется, что, чтобы стать просветленными, необходимо вести массивные, драматические изменения в свою личность, отречься от собственной индивидуальности. это классический пример того, что на Востоке называют ложным мнением.
<…>
Всю жизнь он (Свамижди) учил, что аскетизм и самоотречение — ложные цели, к которым не следует стремиться. Чтобы познать Бога, нужно отречься лишь от одного — ощущения собственной разделенности с Богом. Или оставаться тем, кто ты есть, не выходя за рамки своей природы.
<…>
Всю жизнь он (Свамижди) учил, что аскетизм и самоотречение — ложные цели, к которым не следует стремиться. Чтобы познать Бога, нужно отречься лишь от одного — ощущения собственной разделенности с Богом. Или оставаться тем, кто ты есть, не выходя за рамки своей природы.
— Я тоже. Любое изменение общества — техническое, социальное, или комплексное — как глубина, никоим образом не меняло индивидуальной морали. Постулировалось все, что угодно — от презрения к холопам до равенства и братства, от аскетизма до вседозволенности. Но выбор всегда совершался индивидуально. Глупо считать, что виртуальность сделала людей хуже, чем они есть. Смешно надеяться, что она сделает их лучше. Нам дали инструмент, а будем мы им строить или разбивать черепа — зависит от нас.
Коммунизм должен нести с собой не аскетизм, а жизнерадостность и бодрость, вызванную также и полнотой любовной жизни.
Налицо суровый аскетизм на почве патологической скупости.
Самые умные люди, как и самые сильные, находят счастье в том, где другие нашли бы только катастрофу: в лабиринте, в суровости по отношению к себе и другим, в трудностях. Они наслаждаются властью над собой: для них аскетизм становится второй натурой, необходимостью, инстинктом.
Нет ничего легче, как придать христианскому аскетизму социалистический оттенок.