Цитаты Михаила Юрьевича Лермонтова

Язык и золото – вот наш кинжал и яд.

Пустое сердце бьётся ровно…

Поверь мне — счастье только там,
Где любят нас, где верят нам!

… И целый мир возненавидел,
Чтобы тебя любить сильней.

Как страшно жизни сей оковы
Нам в одиночестве влачить.
Делить веселье все готовы —
Никто не хочет грусть делить.

За каждый светлый день иль сладкое мгновенье
Слезами и тоской заплатишь ты судьбе.

За всё, за всё тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слез, отраву поцелуя,
За месть врагов и клевету друзей;
За жар души, растраченный в пустыне…

Приятели – это всего лишь два музыкальных инструмента. Вроде бы и играют вместе, но фальшивых звуков многовато.

Отныне стану наслаждаться
И в страсти стану клясться всем;
Со всеми буду я смеяться,
А плакать не хочу ни с кем;
Начну обманывать безбожно,
Чтоб не любить, как я любил, —
Иль женщин уважать возможно,
Когда мне ангел изменил?
Я был готов на смерть и муку
И целый мир на битву звать,
Чтобы твою младую руку —
Безумец! — лишний раз пожать!
Не знав коварную измену,
Тебе я душу отдавал;
Такой души ты знала ль цену?
Ты знала — я тебя не знал!

Всё это было бы смешно,
Когда бы не было так грустно…

Гляжу на будущность с боязнью,
Гляжу на прошлое с тоской
И как преступник перед казнью
Ищу кругом души родной…

И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,
И царствует в душе какой-то холод тайный,
Когда огонь кипит в крови.

Печально я гляжу на наше поколенье!
Его грядущее — иль пусто, иль темно,
Меж тем, под бременем познанья и сомненья,
В бездействии состарится оно.

Противоположности зачастую приводят к одинаковым последствиям. Человек ходить не сможет как после изнурительной пробежки, так и после длительного лежания…

Человек, которому Вы нужны, всегда найдет способ быть рядом.

Не верь, не верь себе, мечтатель молодой,
Как язвы, бойся вдохновенья…
Оно — тяжёлый бред души твоей больной
Иль пленной мысли раздраженье.

Я не унижусь пред тобою;
Ни твой привет, ни твой укор
Не властны над моей душою.
Знай: мы чужие с этих пор.

Нередко люди и бранили,
И мучили меня за то,
Что часто им прощал я то,
Чего они б мне не простили.

Мой смех тяжел мне как свинец:
Он плод сердечной пустоты.

Делись со мною тем, что знаешь,
И благодарен буду я.
Но душу ты мне предлагаешь:
На кой мне черт душа твоя!..

Известно, что в природе противоположные причины часто производят одинакие действия: лошадь равно падает на ноги от застоя и от излишней езды.

Он сеял зло без наслажденья.
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья —
И зло наскучило ему.

Я горд! — прости! люби другого,
Мечтай любовь найти в другом;
Чего б то ни было земного
Я не соделаюсь рабом.
К чужим горам, под небо юга
Я удалюся, может быть;
Но слишком знаем мы друг друга,
Чтобы друг друга позабыть.

Без вас хочу сказать вам много,
При вас я слушать вас хочу,
Но молча вы глядите строго,
И я в смущении молчу…

Так жизнь скучна, когда боренья нет.

Что страсти? — ведь рано иль поздно их сладкий недуг
Исчезнет при слове рассудка…

Пускай она поплачет,
Ей ничего не значит.

И плоды любви нужно выращивать.

Страшись любви: она пройдёт,
Она мечтой твой ум встревожит,
Тоска по ней тебя убьёт,
Ничто воскреснуть не поможет.

Люди друг к другу зависть питают; я же, напротив, только завидую звездам прекрасным.

Почему то честно и справедливо начинают относиться только к умершим. Вот только кому нужно это? Одна настоящая слеза, одно слово искреннее дороже любых стенаний толпы.

Прости! — не жалей безрассудно,
О краткой любви не жалей —
Расстаться казалось нам трудно;
— Но встретиться было б трудней!

Была без радости любовь,
разлука будет без печали…

.. Страницы прошлого читая,
Их по порядку разбирая
Теперь остынувшим умом,
Разуверяюсь я во всем..

В душе моей, как в океане,
Надежд разбитых груз лежит.

… Скажи мне, для чего такое мщенье?
Я виноват, другую мог хвалить,
Но разве я не требовал прощенья
У ног твоих? Но разве я любить
Тебя переставал, когда толпою
Безумцев молодых окружена,
Горда одной своею красотою,
Ты привлекала взоры их одна? —
Я издали смотрел, почти желая,
Чтоб для других очей твой блеск исчез;
Ты для меня была — как счастье рая
Для демона, изгнанника небес.

Обида такая пилюля, которую не всякий с покойным лицом проглотить может; некоторые глотают, разжевав наперед; тут пилюля еще горче.

Любить… но кого же?.. на время — не стоит труда,
А вечно любить невозможно…

Я к вам пишу случайно; право,
Не знаю как и для чего.
Я потерял уж это право,
И что скажу вам? — ничего!
Что помню вас? — но, Боже правый,
Вы это знаете давно;
И вам, конечно, всё равно.

Стыдить лжеца, смеяться над дураком, просить взаймы у скупца, усовещивать игрока, учить глупца математике, спорить с женщиною — то же, что черпать решетом воду.

Он был похож на вечер ясный:
Ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет!

К добру и злу постыдно равнодушны,
В начале поприща мы вянем без борьбы;
Перед опасностью позорно малодушны
И перед властию — презренные рабы.

Уж эта мне Азия! что люди, что речки – никак нельзя положиться!

Желанья!.. Что пользы напрасно и вечно желать?..
А годы проходят — все лучшие годы!

Ты позабыла: я свободы
Для заблужденья не отдам;
И так пожертвовал я годы
Твоей улыбке и глазам

Что без страданий жизнь поэта?
И что без бури океан?

Музыка после обеда усыпляет, а спать после обеда здорово: следовательно, я люблю музыку в медицинском отношении.

Мне грустно, потому что я тебя люблю,
И знаю: молодость цветущую твою
Не пощадит молвы коварное гоненье.
За каждый светлый день иль сладкое мгновенье
Слезами и тоской заплатишь ты судьбе.
Мне грустно… потому что весело тебе.

Надобно отдать справедливость женщинам: они имеют инстинкт красоты душевной.

К чему глубокие познанья, жажда славы,
талант и пылкая любовь свободы, когда
мы их употребить не можем?

Я был готов упасть к ногам её,
Отдать ей волю, жизнь, и рай, и все,
Чтоб получить один, один лишь взгляд
Из тех, которых все блаженство — яд!

В природе противоположные причины часто производят одинаковые действия: лошадь равно падает на ноги от застоя и от излишней езды.

И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг —
Такая пустая и глупая шутка…

Зови надежду сновиденьем,
Неправду — истиной зови,
Не верь хвалам и увереньям,
Но верь, о, верь моей любви! Такой любви нельзя не верить,
Мой взор не скроет ничего;
С тобою грех мне лицемерить,
Ты слишком ангел для того.

Забудь опять свои надежды
Об них вздыхать судьба невежды.

И предков скучны нам роскошные забавы,
Их добросовестный, ребяческий разврат;
И к гробу мы спешим без счастья и без славы,
Глядя насмешливо назад.

Моя любовь никому не принесла счастья, потому что я ничем не жертвовал для тех, кого любил: я любил для себя, для собственного удовольствия: я только удовлетворял странную потребность сердца, с жадностью поглощая их чувства, их радости и страданья – и никогда не мог насытиться.

Волны катятся одна за другою
С плеском и шумом глухим;
Люди проходят ничтожной толпою
Также один за другим.
Волнам их неволя и холод дороже
Знойных полудня лучей;
Люди хотят иметь души… и что же? —
Души в них волн холодней!

На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна
И дремлет качаясь, и снегом сыпучим
Одета как ризой она. И снится ей всё, что в пустыне далекой —
В том крае, где солнца восход,
Одна и грустна на утёсе горючем
Прекрасная пальма растёт.

Я к одиночеству привык,
Я б не умел ужиться с другом, —
Я б с ним препровожденный миг
Почел потерянным досугом.

И, чудо! из померкших глаз
Слеза тяжелая катится…
Поныне возле кельи той
Насквозь прожженный виден камень
Слезою жаркою, как пламень,
Нечеловеческой слезой!..

Следуя закону, танцующему кавалеру разум не нужен, лишь элегантность, такт, галантность и красивые движения.

Быстро исполненное желание выполненным не считается и удовлетворения не приносит. Несбыточные грезы дают пищу разгулявшейся фантазии в перспективном будущем.

В лицезрении красоты, привлекательности, мудрости – величия и обучения наибольшее количество, чем в философских трактатах, словах и манифестах.

Самолюбие, а не сердце, самая слабая часть мужчины, подобная пятке Ахиллеса.

Справедливо ли описано у меня общество? – не знаю! По крайней мере, оно всегда останется для меня собранием людей бесчувственных, самолюбивых в высшей степени и полных зависти к тем, в душе которых сохраняется хотя малейшая искра небесного огня!..

Умереть так умереть! потеря для мира небольшая; да и мне самому порядочно уж скучно. Я – как человек, зевающий на бале, который не едет спать только потому, что еще нет его кареты. Но карета готова… прощайте!

История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она – следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление.

Кто стремится стать философом, тот не должен пугаться первых печальных открытий на пути к познанию людей. Чтобы постичь человека до конца, нужно преодолеть ту неприязнь, которую он в нас вызывает: нельзя стать искусным анатомом, пока не научишься взирать без гадливости на человеческое тело и его органы.

Уважения заслуживают те люди, которые независимо от ситуации, времени и места, остаются такими же, какие они есть на самом деле.

Беспокойная потребность любви, которая нас мучит в первые годы молодости, бросает нас от одной женщины к другой, пока мы найдем такую, которая нас терпеть не может: тут начинается наше постоянство – истинная бесконечная страсть, которую математически можно выразить линией, падающей из точки в пространство; секрет этой бесконечности – только в невозможности достигнуть цели, то есть конца.

Кто объяснит, что значит красота:
Грудь полная, иль стройный гибкий стан,
Или большие очи? — Но порой
Всё это не зовём мы красотой:
Уста без слов — любить никто не мог;
Взор без огня — без запаха цветок!

Где есть общество женщин – там сейчас явится высший и низший круг.

Нет женского взора, которого бы я не забыл при виде кудрявых гор, озаренных южным солнцем, при виде голубого неба или внимая шуму потока, падающего с утеса на утес.

Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!

Страсти не что иное, как идеи при первом своем развитии: они принадлежат юности сердца, и глупец тот, кто думает целую жизнь ими волноваться: многие спокойные реки начинаются шумными водопадами, а ни одна из них не скачет и не пенится до самого моря.

Нет ничего парадоксальнее женского ума; женщин трудно убедить в чем-нибудь, надо их довести до того, чтоб они убедили себя сами; порядок доказательств, которыми они уничтожают свои предубеждения, очень оригинален; чтоб выучиться их диалектике, надо опрокинуть в уме своем все школьные правила логики.

Князь! и три тысячи душ! А есть ли у него своя в придачу?

Жизнь – такая пустая и глупая шутка…

Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого; идея зла не может войти в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить её к действительности.

Господа! когда-то русские будут русскими?

Каждый мечтает стать в жизни лордом Байроном, Аристотелем, но большинство так и остаются обывателями.

Счастье наступает тогда, когда гордость полностью удовлетворена.

Я женился потому, что надо было жениться … люблю ее потому, что надобно любить жену, чтоб быть счастливу!

Надо мною слово жениться имеет какую-то волшебную власть: как бы страстно я ни любил женщину, если она мне даст только почувствовать, что я должен на ней жениться, – прости любовь! Мое сердце превращается в камень, и ничто его не разогреет снова. Я готов на все жертвы, кроме этой; двадцать раз жизнь свою, даже честь поставлю на карту… но свободы моей не продам.

И зло наскучило ему.

Странная вещь сердце человеческое вообще, и женское в особенности!

Я не сотворен для людей теперешнего века и нашей страны; у них каждый обязан жертвовать толпе своими чувствами и мыслями.

Здравствуйте, Не имеют значения ваши манеры, лицо, голос ведь вы

Господин Миллион.

О самолюбие! Ты рычаг, которым Архимед хотел приподнять земной шар!

Совесть вернее памяти.

Из двух друзей всегда один раб другого, хотя часто ни один из них в этом себе не признается.

Если человек сам стал хуже, то все ему хуже кажется…

Человек, который непременно хочет чего-нибудь, принуждает судьбу сдаться: судьба – женщина!

Душа или покоряется природным склонностям, или борется с ними, или побеждает их. От этого – злодей, толпа и люди высокой добродетели.

И скучно и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды…

Первое страдание даёт понятие об удовольствии мучить другого.

Когда бы не было так грустно.

Грусть – жестокий властелин.

Женщины! женщины! кто их поймет? Их улыбки противоречат их взорам, их слова обещают и манят, а звук их голоса отталкивает… То они в минуту постигают и угадывают самую потаенную нашу мысль, то не понимают самых ясных намеков…

Никогда не должно отвергать кающегося преступника: с отчаяния он может сделаться ещё вдвое преступнее… и тогда…

Один раб человека, другой раб судьбы. Первый может ожидать хорошего господина или имеет выбор – второй никогда. Им играет слепой случай, и страсти его и бесчувственность других – все соединено к его гибели.

Грустно, а надо признаться, что самая чистейшая любовь наполовину перемешана с самолюбием.

Радостей намного больше, чем моментов грустных, но хорошее память почему то стирает.

Хуже смерти ничего не случается – а смерти не минешь.

Любовь, как огонь, без пищи гаснет.

Вот люди! все они таковы: знают заранее все дурные стороны поступка, помогают, советуют, даже одобряют его, видя невозможность другого средства, – а потом умывают руки и отворачиваются с негодованием от того, кто имел смелость взять на себя всю тягость ответственности. Все они таковы, даже самые добрые, самые умные!..

Женщины любят только тех, которых не знают.

Слава – удача, и чтоб добиться ее, надо только быть ловким.

Никакая книга не может выучить быть счастливым. О, если б счастие была наука! дело другое!

Удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда, и, верно, будет когда-нибудь опять.

Тот самый пустой человек, кто наполнен собою.

Все почти страсти начинаются так, и мы часто себя очень обманываем, думая, что нас женщина любит за наши физические или нравственные достоинства; конечно, они приготовляют её сердце к принятию священного огня, а все-таки первое прикосновение решает дело.

Все для нас в мире тайна, и тот, кто думает отгадать чужое сердце или знать все подробности жизни своего лучшего друга, горько ошибается. Во всяком сердце, во всякой жизни пробежало чувство, промелькнуло событие, которых никто никому не откроет, а они-то самые важные и есть, они-то обыкновенно дают тайное направление чувствам и поступкам.

Честолюбие есть не что иное как жажда власти, а первое мое удовольствие – подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха – не есть ли первый признак и величайшее торжество власти?

Когда хвалят глаза, то это значит, что остальное никуда не годится.

О! история у нас вещь ужасная; благородно или низко вы поступили, правы или нет, могли избежать или не могли, но ваше имя замешано в историю… все равно, вы теряете все: расположение общества, карьеру, уважение друзей… попасться в историю! ужаснее этого ничего не может быть, как бы эта история ни кончилась! Частная известность уж есть острый нож для общества, вы заставили об себе говорить два дня. Страдайте ж двадцать лет за это.

Идеи – создания органические, сказал кто-то: их рождение дает уже им форму, и эта форма есть действие; тот, в чьей голове родилось больше идей, тот больше других действует; от этого гений, прикованный к чиновническому столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением, при сидячей жизни и скромном поведении, умирает от апоплексического удара.

Лермонтов: Любовь, которая читается в глазах дамы, ни к чему женщину, как правило, не принуждает. Слова же, напротив, обязывают совершать поступки.

Об чем женщины не плачут: слезы их оружие нападательное и оборонительное. Досада, радость, бессильная ненависть, бессильная любовь имеют у них одно выражение.

У уважения есть границы, в то время как у любви таковых не имеется.

Гений, прикованный к чиновничьему столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением при сидячей жизни и скромном поведении умирает от апоплексического удара.

Я уже прошел тот период жизни душевной, когда ищут только счастия, когда сердце чувствует необходимость любить сильно и страстно кого-нибудь, – теперь я только хочу быть любимым, и то очень немногими; даже мне кажется, одной постоянной привязанности мне было бы довольно: жалкая привычка сердца!..

Самая вкусная еда для женщин русских – любовь платоническая. Вот только любовь эта порождает беспокойства обильные.

Всё ясно ревности – а доказательств нет!

Есть престранные люди, которые поступают с друзьями, как с платьем: до тех пор употребляют, пока износится, а там и кинут.

Я люблю врагов, хотя не по-христиански. Они меня забавляют, волнуют мне кровь. Быть всегда настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения, разрушать заговоры, притворяться обманутым, и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание их хитростей и замыслов, – вот что я называю жизнью.

Жизнь – вечность, смерть – лишь миг!

Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, – не самая ли это сладкая пища нашей гордости? А что такое счастие? Насыщенная гордость.