Цитаты Ильфа и Петрова

Ильф и Петров: – При желании, вы, конечно, можете уйти. – Да, пожалуй, я так и сделаю. – Но вы должны помнить: у нас очень длинные руки! – Пожалуй, тогда, я останусь…

Ах, Бендер, вы знаете, я мечтаю о том, что ловлю гуся. И делаю я это одним махом, как тореодор! О, это даже не мечта, это опера! Кармен!

Нет на свете такой девушки, которая не знала бы, по крайней мере, за неделю, о готовящемся изъявлении чувств.

Твой суслик летит к своей курочке на крыльях любви!!!

Сволота всякая! Гадюка семибатюшная! Среднее образование имеет!

Ну ты, жертва аборта, а ну быстро говори, кому продал стул?!

Утром деньги вечером стулья. А можно наоборот? Можно, но деньги вперед.

Молчи, грусть, молчи, Киса!

Проклятый телеграф всюду понапихал свои столбы с проволоками.

Командовать парадом буду я!

Никогда, никогда Воробьянинов не протягивал руку! Так протянете ноги, старый дуралей!

Человек не должен судиться. Это пошлое занятие.

Считаю вечер воспоминаний закрытым.

Я, конечно, не херувим. У меня нет крыльев, но я чту Уголовный кодекс. Это моя слабость.

Железный конь идет на смену крестьянской лошадке.

Пилите Шура, пилите!

А ваш дворник довольно-таки большой пошляк. Разве можно так напиваться на рубль?

Раз вы живете в Советской стране, то и сны у вас должны быть советские.

Не делайте из еды культа.

Почем опиум для народа?

Мусик!!! Готов гусик?!

Все талантливые пишут разно, все бездарные – одинаково и даже одним почерком.

Автомобиль – не роскошь, а средство передвижения.

Здесь русский дух! Здесь Русью пахнет! Здесь еще летает догорающая жар-птица, и людям нашей профессии перепадают золотые перышки. Здесь сидит еще на своих сундуках кулак Кащей, считавший себя бессмертным и теперь с ужасом убедившийся, что ему приходит конец.

Кислое дело, пещера Лехтвейса.

С деньгами нужно расставаться легко, без стонов.

Заграница – это миф о загробной жизни. Кто туда попадет, тот не возвращается.

Птицы, покайтесь в своих грехах публично!

Хорошо излагает, собака. Учитесь.

Когда я вижу эту новую жизнь, эти сдвиги, мне не хочется улыбаться, мне хочется молиться!

Что же вы на меня смотрите, как солдат на вошь? Обалдели от счастья?

Обед на первое, а речи на второе.

Паниковский вас всех продаст, купит и снова продаст… но уже дороже.

Надо мыслить. Меня, например, кормят идеи.

Таковы суровые законы жизни. Или, короче выражаясь, жизнь диктует нам свои суровые законы.

«Кажется, наступил психологический момент для ужина»,— подумал Остап.

Не корысти ради, а токмо во исполнение воли пославшей мя жены.

Нам грубиянов не надо. Мы сами грубияны.

Раздача слонов.

Жизнь прекрасна, невзирая на недочеты.

Я бы взял частями. Но мне нужно сразу.

Скоро только кошки родятся!

Киса, я хочу вас спросить, как художник – художника: вы рисовать умеете?

Не стучите лысиной по паркету.

Счастье никого не поджидает. Оно бродит по стране в длинных белых одеждах, распевая детскую песенку: Ах, Америка – это страна, там гуляют и пьют без закуски. Но эту наивную детку надо ловить, ей нужно понравиться, за ней нужно ухаживать.

Трамваи визжали на поворотах так естественно, что, казалось, будто визжит не вагон, а сам кондуктор, приплюснутый совработниками к табличке «Курить и плевать воспрещается». Курить и плевать воспрещалось, но толкать кондуктора в живот, дышать ему в ухо и придираться к нему без всякого повода, очевидно, не воспрещалось. И этим спешили воспользоваться все. Был критический час. Земные и неземные создания спешили на службу.

Заседание продолжается.

Набил бы я тебе рыло, только Заратустра не позволяет.

Бендер, я не пойду с Вами… Там ничего нет! Мы там все умрем!

Покажите мне только богатого человека, и я отниму у него деньги.

Слабонервных просим удалиться!

Параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, существует маленький мир с маленькими людьми и маленькими вещами.

Корейко понял, что сейчас возможна только подземная торговля, основанная на строжайшей тайне. Все кризисы, которые трясли молодое хозяйство, шли ему на пользу, все, на чем государство теряло, приносило ему доход.

Как много жизни, полной пыла, страстей и мысли, глядит на нас со статистических таблиц!

Решено было не допустить ни одной ошибки. Держали двадцать корректур. И все равно на титульном листе было напечатано: Британская энциклопудия.

Главное – это устранить причину сна. Основной причиной является самое существование советской власти. Но в данный момент я устранять ее не могу. У меня просто нет времени.

От мертвого осла уши.

У меня с советской властью возникли за последний год серьезнейшие разногласия. Она хочет строить социализм, а я не хочу. Мне скучно строить социализм.

Когда-то, в царские времена, меблировка присутственных мест производилась по трафарету. Выращена была особая порода казенной мебели: плоские, уходящие под потолок шкафы, деревянные диваны с трехдюймовыми полированными сиденьями, столы на толстых бильярдных ногах и дубовые парапеты, отделявшие присутствие от внешнего беспокойного мира. За время революции эта порода мебели почти исчезла, и секрет ее выработки был утерян.

Это май-баловник, это май-чародей веет свежим своим опахалом!..

Вы поразительно догадливы, дорогой охотник за табуретками, бриллиантов, как видите, нет.

Туды его в качель.

Дело помощи утопающим – дело рук самих утопающих.

Раз в стране бродят какие-то денежные знаки, то должны же быть люди, у которых их много.

Ваше политическое кредо? Всегда!

У вас вся спина белая.

Не учите меня жить.

В этом флотском борще-плавают обломки кораблекрушения.

Статистика знает все.

Рио-де-Жанейро, – это хрустальная мечта моего детства, не касайтесь ее своими лапами.

Ах, если бы только найти индивида! Уж я так устрою, что он свои деньги мне сам принесет, на блюдечке с голубой каемкой.

Одним нарзаном разве проживешь?

У нас хотя и не Париж, но милости просим к нашему шалашу.

Тот не шахматист, кто, проиграв партию, не заявляет, что у него было выигрышное положение.

Толстый и красивый.

Все учтено могучим ураганом.

Нищим быть не так-то уж плохо, особенно при умеренном образовании и слабой постановке голоса.

Попрошу вас, гражданка, очистить стул.

Есть люди, которые не умеют страдать, как-то не выходит. А если уж и страдают, то стараются проделать это как можно быстрее и незаметнее для окружающих.

Чем меньше город, тем длиннее приветственные речи.

Вот наделали делов эти Маркс и Энгельс!

Не устраивайте преждевременной истерики. Если вы уже не можете не переживать, то переживайте молча.

Вот я и миллионер! Сбылись мечты идиота!

Пешеходов надо любить. Пешеходы составляют большую часть человечества. Мало того – лучшую его часть. Пешеходы создали мир.

Женщины любят: молодых, политически грамотных, длинноногих.

Чего вы орете, как белый медведь в тёплую погоду?

Раз вы живёте в Советской стране, то и сны у вас должны быть советские.

Всю контрабанду делают в Одессе, на Малой Арнаутской улице.

Кто скажет, что это девочка, пусть первый бросит в меня камень!

Товарищи!.. Политическая обстановка в Европе… Наш ответ Чемберлену…

Интересный вы человек! Все у вас в порядке. Удивительно, с таким счастьем — и на свободе!

Ударим автопробегом по бездорожью и разгильдяйству.

А нам грубиянов не надо. Мы сами грубияны.

Кстати, о детстве, в детстве таких, как вы, я убивал на месте. Из рогатки.

Полное спокойствие может дать человеку только страховой полис.

В нашей обширной стране обыкновенный автомобиль, предназначенный, по мысли пешеходов, для мирной перевозки людей и грузов, принял грозные очертания братоубийственного снаряда.

— Вот, — вымолвил, наконец, Остап, — судьба играет человеком, а человек играет на трубе.

— Я покупаю самолёт! — поспешно сказал великий комбинатор. — Заверните в бумажку.

Кай Юлий Старохамский пошел в сумасшедший дом по высоким идейным соображениям. — В Советской России, — говорил он, драпируясь в одеяло, — сумасшедший дом — это единственное место, где может жить нормальный человек. Все остальное — это сверхбедлам. Нет, с большевиками я жить не могу. Уж лучше поживу здесь, рядом с обыкновенными сумасшедшими. Эти по крайней мере не строят социализма. Потом здесь кормят. А там, в ихнем бедламе, надо работать. Но я на ихний социализм работать не буду. Здесь у меня, наконец, есть личная свобода. Свобода совести. Свобода слова. Увидев проходившего мимо санитара, Кай Юлий Старохамский визгливо закричал: — Да здравствует Учредительное собрание! Все на форум! И ты, Брут, продался ответственным работникам! — И, обернувшись к Берлаге, добавил: — Видели? Что хочу, то и кричу. А попробуйте на улице!

Под все мелкие изобретения муравьиного мира подводится гранитная база коммунистической идеологии.

Заграница — это миф о загробной жизни. Кто туда попадёт, тот не возвращается.

Я часто был несправедлив к покойному. Но был ли покойный нравственным человеком? Нет, он не был нравственным человеком. Это был бывший слепой, самозванец и гусекрад. Все свои силы он положил на то, чтобы жить за счёт общества. Но общество не хотело, чтобы он жил за его счет. А вынести этого противоречия во взглядах Михаил Самуэлевич не мог, потому что имел вспыльчивый характер. И поэтому он умер. Всё!

Всегда думаешь: «Это я еще успею. Еще много будет в моей жизни молока и сена». А на самом деле никогда этого больше не будет. Так и знайте: это была лучшая ночь в нашей жизни, мои бедные друзья. А вы этого даже не заметили.

— За что же вы хотите получить деньги? Я их заработал, а вы…
— Я не только трудился. Я даже пострадал. После разговоров с Берлагой, Скумбриевичем и Полыхаевым я потерял веру в человечество. Разве это не стоит миллиона рублей, вера в человечество?
— Стоит, стоит, — успокоил Александр Иванович.

Надо заметить, что автомобиль тоже был изобретён пешеходами. Но автомобилисты об этом как-то сразу забыли. Кротких и умных пешеходов стали давить. Улицы, созданные пешеходами, перешли во власть автомобилистов.

Вы знаете, только такой пошляк, как ваш дворник, моет умудриться напиться на рубль.

Вы не в церкви, вас не обманут.

Бензин ваш – идеи наши.

Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня не получилось. Придётся переквалифицироваться в управдомы.

В большом городе пешеходы ведут мученическую жизнь. Для них ввели некое транспортное гетто. Им разрешают переходить улицы только на перекрестках, то есть именно в тех местах, где движение сильнее всего и где волосок, на котором обычно висит жизнь пешехода, легче всего оборвать.

Настоящая жизнь пролетела мимо, радостно трубя и сверкая лаковыми крыльями.

У вас есть автомобиль – и вы не знаете, куда ехать. У нас автомобиля нет. Но мы знаем, куда ехать.

— Следствие по делу Корейко, — говорил Остап, — может поглотить много времени. Сколько — знает один Бог. А так как Бога нет, то никто не знает. Ужасное положение.

Воздух чист, и в голову лезут умные мысли!

— Скажите, а двести рублей не могут спасти гиганта мысли?
— Я думаю, что торг здесь не уместен!

— Что такое, — сказал вдруг Балаганов, переставая работать, — три часа уже пилю, а оно всё ещё не золотое?
Паниковский не ответил. Он уже всё понял и последние полчаса водил ножовкой только для виду.
— Ну-с, попилим ещё! — бодро сказал рыжеволосый Шура.
— Конечно, надо пилить! — заметил Паниковский, стараясь оттянуть страшный час расплаты. Он закрыл лицо ладонью и сквозь растопыренные пальцы смотрел на мерно двигавшуюся широкую спину Балаганова.
— Ничего не понимаю! — сказал Шура, допилив до конца и разнимая гирю на две яблочные половины. — Это не золото.
— Пилите, пилите, — пролепетал Паниковский.

Мне не нужна вечная игла для примуса, я не хочу жить вечно.

Самое главное, — говорил Остап, прогуливаясь по просторному номеру гостиницы «Карлсбад», — это внести смятение в лагерь противника. Враг должен потерять душевное равновесие. Сделать это не так трудно. В конце концов люди больше всего пугаются непонятного.

— Деньги вперед, — заявил монтер, — утром — деньги, вечером — стулья или вечером — деньги, а на другой день утром — стулья.
— А может быть, сегодня — стулья, а завтра — деньги? — пытал Остап.
— Я же, дуся, человек измученный. Такие условия душа не принимает.

У меня налицо все пошлые признаки влюбленности: отсутствие аппетита, бессонница и маниакальное стремление сочинять стихи. Слушайте, что я накропал вчера ночью при колеблющемся свете электрической лампы: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты». Правда, хорошо? Талантливо? И только на рассвете, когда дописаны были последние строки, я вспомнил, что этот стих уже написал А. Пушкин. Такой удар со стороны классика! А?

Инда взопрели озимые. Рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку. Понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился…

Мне 33 года — возраст Иисуса Христа, а что я сделал? Учения не создал, учеников разбазарил, бедного Паниковского не воскресил!

Жил на свете частник бедный. Это был довольно богатый человек.

Людей, которые не читают газет, надо морально убивать на месте. Вам я оставляю жизнь только потому, что надеюсь вас перевоспитать.

Давайте ходить по газонам, подвергаясь штрафу.

Бухгалтер заметил, что сумасшедшие друг с другом почти не разговаривают. Им некогда разговаривать. Они думают. Они думают все время. У них множество мыслей, надо что-то вспомнить, вспомнить самое главное, от чего зависит счастье. А мысли разваливаются, и самое главное, вильнув хвостиком, исчезает. И снова надо все обдумать, понять, наконец, что же случилось, почему стало все плохо, когда раньше все было хорошо.

– Почему же ты так много ешь?
– Мне надо развлечься.

Я это сделал не в интересах истины, а в интересах правды.

Пиво отпускается только членам профсоюза.

Нет, это не Рио-де-Жанейро!

Заседание продолжается! Лед тронулся, господа присяжные заседатели!

Папаша, вы пошлый человек!

Может быть, тебе дать ещё ключ от квартиры, где деньги лежат?

Он любил и страдал. Он любил деньги и страдал от их недостатка.

Нас никто не любит, если не считать уголовного розыска, который тоже нас не любит.

Есть еще от жилетки рукава, круг от бублика и мертвого осла уши.

Скоро только кошки родятся.

— Эх, Киса, — сказал Остап, — мы чужие на этом празднике жизни.

Дело помощи утопающим – дело рук самих утопающих.

Его рост доходил до ста восьмидесяти пяти сантиметров, и с такой высоты ему легко и удобно было относиться к теще с некоторым пренебрежением.

Не будьте божьей коровой.

— Обниматься некогда, — сказал он. Прощай любимая. Мы разошлись как в море корабли.

Рио-де-Жанейро — это хрустальная мечта моего детства, не касайтесь её своими лапами.

— Если хотите, вы можете уйти.
— Тогда я, пожалуй, пойду.
— Но, помните, у нас длинные руки!
— Тогда я, пожалуй, останусь…

— Ну что, дядя, невесты в вашем городе есть?
— Кому и кобыла невеста.
— Больше вопросов не имею.

Остапа несло.

Финансовая пропасть — самая глубокая из всех пропастей, в нее можно падать всю жизнь.

Знойная женщина, — сказал Остап, — мечта поэта. Провинциальная непосредственность. В центре таких субтропиков давно уже нет, но на периферии, на местах — еще встречаются.

Между тем как одни герои романа были убеждены в том, что время терпит, а другие полагали, что время не ждёт, время шло обычным своим порядком

Пан или пропал. Я выбираю пана, хотя он и явный поляк.

Время, — сказал он, — которое мы имеем, — это деньги, которых мы не имеем.

— Вы довольно пошлый человек,— возражал Бендер,— вы любите деньги больше, чем надо.

Вы не пьете, не курите, девушками не увлекаетесь… Зачем Вам деньги? Вы же не умеете их тратить.

Вы меня озлобляете. Я человек, измученный нарзаном.

Любовь мучит человека. Бык мычит от страсти. Петух не находит себе места. Предводитель дворянства теряет аппетит.

Не задумывайтесь. Молчите. И не забывайте надувать щеки.

Вам, предводитель, пора уже лечиться электричеством.

Остап со вчерашнего дня еще ничего не ел. Поэтому красноречие его было необыкновенно.

— Что это значит?
— Это значит, что вы отсталый человек.
— Почему?
— Потому что! Простите за пошлый вопрос: сколько у вас есть денег?
— Каких денег?

Крепитесь! Россия вас не забудет! Заграница нам поможет!

– Вы пугаете меня, гражданин матрац!
– Молчи, дурак! Ты не знаешь всего! Ты еще возьмешь в Мосдреве кредит на мебель.
– Я убью тебя, матрац!
– Щенок. Если ты осмелишься это сделать, соседи донесут на тебя в домоуправление.

Вам некуда торопиться. ГПУ к вам само придёт.

Такую капусту грешно есть помимо водки.

В песчаных степях аравийской земли три гордые пальмы зачем-то росли.

… Сама юность волнующая,
Сама младость ликующая,
К поцелуям зовущая,
Вся такая воздушная.
Секретарь суда грешил стишками.

Остап вытер свой благородный лоб. Ему хотелось есть до такой степени, что он охотно съел бы зажаренного шахматного коня.

Ипполит Матвеевич бродил по саду, натыкаясь на скамьи и принимая окоченевшие от ранней весенней любви парочки за кусты.

Наступила звёздная ветреная ночь. Население тиражного ковчега уснуло.
Львы из тиражной комиссии спали. Спали ягнята из личного стола, козлы из бухгалтерии, кролики из отдела взаимных расчётов, гиены и шакалы звукового оформления и голубицы из машинного бюро.

В том, что старое вернется, Корейко никогда не сомневался. Он берег себя для капитализма.

Искусство сумасшедших, пещерная живопись или рисунок, сделанный хвостом непокорного мула, по сравнению с транспарантом Остапа казались музейными ценностями.

Дворник замычал низким и страстным голосом, каким иногда среди ночной тишины вдруг горячо и хлопотливо начинает бормотать унитаз.

Я пришёл к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало, что оно горячим светом по чему-то там затрепетало.

Елена Станиславовна, встревоженная исчезновением всего старогородского ареопага, метала карты с возмутительной небрежностью. Карты возвещали то конец мира, то прибавку к жалованью, то свидание с мужем в казённом доме и в присутствии недоброжелателей – пикового короля.
Да и само гадание кончилось как-то странно. Пришли агенты – пиковые короли – и увели прорицательницу в казённый дом, к прокурору.

Говорить так о стропилах – всё равно, что утверждать, будто бы виолончель рожает детей.