Цитаты Альбер Камю. Калигула

Геликон. <…> В настоящей страсти должна быть капля жестокости.
Цезония. А в любви — чуточку насилия.

Что ж, наденем маски. Вооружимся каждый своей ложью. Покроемся для беседы, как для боя, щитами и латами.

Руфий — это всадник, который должен умереть. Вы не спрашиваете у меня, почему он должен умереть? Ну, я вижу, вы поумнели. Наконец-то вы поняли. Чтобы умереть, вовсе не обязательно в чем-то провиниться.

Этот мир лишён смысла, и тот, кто осознал это, обретает свободу.

Любовь — болезнь такого сорта, что не щадит ни мудрецов, ни идиотов.

Всем людям в жизни даётся хотя бы немного ласки. Это помогает им жить. И именно ласки ожидают они, когда чувствуют, что устали.

Этот мир, такой, какой он есть, выносить нельзя. Поэтому мне нужна луна, или счастье, или бессмертие, что-нибудь пускай безумное, но только не из этого мира.

Ревность — это так некрасиво! Страдать из-за самолюбия и слишком живого воображения!

Люди плачут потому, что вещи не такие, какими должны быть.

Было время, когда я думал, что дошёл до пределов страдания. Но нет, можно идти ещё дальше. За рубежами страны отчаяния лежит счастье, бесплодное и величественное.

Есть один способ сравняться с богами: достаточно быть столь же жестоким.

— Нужен один день, чтобы воспитать сенатора, а чтобы воспитать работника — как минимум десять лет.
— А чтобы сделать работника из сенатора, боюсь, не хватит и двадцати.

Тиран — это тот, кто приносит целые народы в жертву своим идеалам или своему честолюбию.

Но как все, у кого нет души, вы не можете выносить тех, у кого её слишком много.

Свободны всегда за чей-то счет. Это прискорбно, но в порядке вещей.

Только ненависть делает людей умнее.

Сражаться можно с тиранией, с бескорыстным злом надо хитрить.

Ничего нет! Честь, совесть — как там ещё? — мудрость нации — всё исчезло перед лицом страха! Страх, Цезония, это прекрасное чувство; без примесей, чистое, бескорыстное, животное чувство! Одно из тех редких чувств, которые лишают человека всякого благородства.

Окружающих было бы гораздо легче выносить, если бы они могли время от времени менять физиономии.

Керея. Нельзя жить, не имея на то оснований.
Первый патриций. Месть — чем не основание для жизни?

Это очень простая и ясная истина, немного нелепая, но её трудно открыть для себя и тяжело выносить. Люди умирают, и они несчастны.

Если мне легко убивать, то потому, что мне и умереть не трудно.

Думают, что человек страдает от того, что любимое им существо однажды умирает. Но истинное страдание намного ничтожней: больно замечать, что больше не страдаешь. Даже страдание лишено смысла.

Счастье великодушно. Оно не истребляет других, чтобы жить.

Одиночество! Оно пронизано скрежетом зубовным и все звенит умолкнувшими звуками и голосами.

Цезония. Глупость не убивает. Она делает людей осторожными.
Калигула. Она несет смерть, Цезония. Она несет смерть, когда считает себя оскорбленной.

Вы, торгующие добродетелью в розницу, мечтаете о благополучном существовании, как девчонка мечтает о любви, но умираете в страхе, даже не поняв, что лгали всю жизнь, вы беретесь судить того, кто страдал бесконечно, кто каждый день истекает кровью от тысячи новых ран?

Финансы нашего государства держатся только потому, что давно приобрели такую привычку.

За понимание нужно дорого платить — или отказаться от него.

Старый патриций. Природа все мудро устроила.
Геликон. Когда я смотрю на вас, мне начинает казаться, что у неё бывают и неудачи.

Управлять — значит грабить.

А мне не нужно писать книги. Я живу.

Цезония ( равнодушно ). У Калигулы что-то с желудком. Его рвало кровью.
Патриции толпятся вокруг нее.
Второй патриций. О всемогущие боги, даю обет: если он поправится, я пожертвую в государственную казну двести тысяч сестерциев!
Третий патриций. ( чрезмерно пылко ). Юпитер! Возьми взамен его жизни мою!
Калигула уже несколько минут как вошел и слушает.
Калигула ( приближаясь ко второму патрицию ). Я принимаю твой дар, Люций. Благодарю тебя. Мой казначей явится к тебе завтра. ( Подходит к третьему патрицию и обнимает его. ) Ты не можешь себе представить, как я растроган. ( Помолчав, с нежностью ) Так ты меня любишь?
Третий патриций ( проникновенно ). Ах, Цезарь, нет ничего на свете, что пожалел бы я для тебя.
Калигула ( по-прежнему его обнимая ). Ах, Кассий, это уж слишком! Я не заслуживаю такой любви… ( Кассий делает протестующий жест. ) Нет, нет, говорю тебе, я не достоин… ( Подзывает двух стражников. ) Уведите его. ( Кассию, ласково. ) Иди, друг. И помни, что отныне сердце Калигулы принадлежит тебе.
Третий патриций ( слегка встревожен ). Но куда меня ведут?
Калигула. На казнь. Ведь ты отдал свою жизнь за мою. Я почувствовал себя лучше. Пропал даже этот противный привкус крови во рту. Ты меня исцелил. Счастлив ли ты, Кассий? Рад ли отдать свою жизнь за жизнь другого, если этот другой Калигула? А я, между тем, снова здоров и готов ко всем праздникам жизни.
Стражники силой уводят третьего патриция. Тот сопротивляется и кричит.
Третий патриций. Я не хочу! Это была шутка!
Калигула ( мечтательно, между криками ). Скоро дороги к морю будут покрыты мимозами. Женщины наденут легкие платья. Небо станет глубоким и свежим, Кассий. Так улыбается жизнь!
Кассий уже почти у дверей. Цезония его легонько подталкивает.
Калигула ( оборачиваясь, неожиданно серьезно ). Жизнь, мой друг! Если бы ты достаточно ее любил, то не играл бы ею так беспечно.

Сципион. У каждого человека есть какая-то отрада в жизни. Она не дает все бросить. Ее зовут на помощь, когда выбиваются из сил. Неужели в твоей жизни нет ничего такого? Закипающих слез, тихого убежища?
Калигула. Пожалуй, есть.
Сципион. Что же это?
Калигула. ( медленно ) Презрение.

Моя беда в том, что я всё понимаю.

Калигула. А, это ты. ( останавливается словно в нерешительности ) Я давно тебя не видел. ( медленно приближается ) Чем ты занимаешься? Все еще пишешь? Мог бы ты показать мне свои последние стихи?
Сципион. ( неловко, словно колеблясь между ненавистью к Калигуле и каким-то новым, ему самому непонятным чувством ). Я написал поэму, Цезарь.
Калигула. О чем?
Сципион. Не знаю, Цезарь. Может быть, о природе.
Калигула ( преодолев неловкость ). Прекрасная тема. И обширная… А какое тебе дело до природы?
Сципион ( овладев собой, иронически ). Она утешает меня, когда я вспоминаю, что я не Цезарь.
Калигула. Зато я – Цезарь. Может ли она меня утешить в этом?

Просто я вдруг почувствовал потребность в невозможном. Вещи, такие, как они есть, не устраивают меня.

Тогда исчезни, моя прелесть. Человек чести — такое редкое животное в этом мире, что слишком долго лицезреть его мне трудно. Мне нужно побыть одному, чтобы прочувствовать как следует этот чудесный миг.

Приятно противоречить себе время от времени. Противореча себе отдыхаешь.

Ты же знаешь, я никогда не думаю. Для этого я слишком умен.